Алексей Витаков - Домой не возвращайся!
– Нэ знаю. Никогда нэ видэл.
– Хорошо. Ну, хоть слышал. Как осуществляется связь?
– По тэлэфону. Мэнэ звонят, говорят, кого взять и прывэзти.
– В тот самый особнячок.
– В тот самый. Я бэру и вэзу. Остальное врэмя здэсь сижу, прысматрываю.
– Ты был внутри особняка. Почему оттуда никто не выходит? Говори. Окажешь помощь следствию, глядишь, скостят. А там и вовсе под амнистию попадешь.
– Нэ парь, началнык. Мэнэ все равно убют. Кожу живьем снымут. Нэ хочу, чтоб кожу снымали. Болно. Мышцу на ноге сводит. Пэрэстэгни наручнык па-другому.
– Перед тем, как тебе кожу снимут, я тебе яица отстрелю! – Горелый вытащил пистолет и приставил к причинному месту смуглого.
– Там ест подзэмный ход. Патаму никто нэ выходыт.
– Ясно. Об этом мы не подумали. Еще вопрос. Как умер журналист?
– Мы ему водку в горло залылы. Много. Чэтырэ бутылкы. Моглы болшэ, но он ужэ пианый быль.
– Кто приказал?
– Саид-эфенди прыказал.
– Почему?
– Патаму чта тот вышел на след бызнэса.
– Какого бизнеса?
– По донорскым органам.
– У тебя есть на телефоне определитель. Мне нужен номер, с которого тебе звонят.
– Опрэдэлытел ест, но тот номэр не опрэдэлается.
– А если тебе срочно нужно?
– В головэ ест. Дай ручка, напышу номэр. Возьмьи там на козырек и дай мэнэ. Толко отстэгни на минута. А то как напышу?
– Ничего, левой накарябаешь. Вот что, уважаемый, даешь номер и я тебя надежно спрячу, пока мы твоего эфенди не возьмем.
– Ты совсэм найывный, началник. Думаэшь, что ты круче самаго Саида. Прыстэли мэнэ, пажайлуста. Обэщаешь?
– Нет, конечно. Но спрятать, спрячу!
– Ладна, дастан ручка.
Горелый отогнул козырек. Из специального отделения торчал острый хвост длинной перьевой авторучки. Он хотел, было, вытащить предмет, но смуглый, изловчившись, сам смог дотянуться. Наверно, впервые в жизни интуиция опытного сыщика дала сбой. Конечно, требовалось взять самому и записать номер под диктовку. Но подполковник, инстинктивно, только крепче сжал рукоять табельного оружия и положил указательный палец на спусковой крючок:
– Пиши.
– Сэйчас, началнык.
Смуглый повертел в левой руке пишущий предмет, быстро пробормотал под нос слова, по всей видимости, молитвы и сделал движение в сторону открытого блокнота, протянутого Горелым. Вдруг, быстро откинув голову назад и, стиснув в кулаке авторучку так, что заостренный хвост остался торчать сантиметров на десять, резко дернулся, направляя острие себе в глаз.
Подполковник окаменело смотрел на содрогающуюся в предсмертных конвульсиях плоть. Горелый разное успел повидать на своем веку, но такого самоубийства ему наблюдать не приходилось. Минуты две он никак не мог выйти из оцепенения. Скованный наручниками человек в жуткой позе застыл на водительском кресле, навалившись на дверь. Из того места, где был правый глаз, в сыщика целилось перо авторучки. Первая мысль, которая пришла в голову после шоковой терапии: отпечатки пальцев. Их здесь не просто много, а слишком много, для того, чтобы пытаться удалить носовым платком. Другая проблема: свидетели. Не приведи, Господи, кто-то видел. Хотя с этим проще. Алиби продумано. Усы Тараса Бульбы нужно сбрить. Пойди, докажи. Итак, дело за уничтожением следов присутствия.
Он перетащил мертвое тело на пассажирское кресло. Сам сел за руль и завел двигатель. Теперь, нужно проехать там, где нет постов. Иначе: труба. Джип мягко тронулся задним ходом и, выехав на проезжую часть, рванул в ночь. Минут через десять должен показаться вьетнамский рынок: там, поблизости, замороженная стройка. Горелый держал руль липкими от холодного пота руками. Сердце подпрыгивало до горла. Свои должны были наблюдать за происходящим, но не вмешиваться. Схватка с водителем джипа не входила в планы организации. Тем более, смерть. Нельзя светить остальных. Мало ли, отыщется свидетель. На случай неожиданного появления смуглого предполагалось лишь легкое ранение, к примеру, в ногу или руку… Старый дурак, не справился с простейшим заданием. Катайся теперь в компании двух трупов. Рыбалка на пенсии: вот что тебе осталось. Жми на газ и думай, как будешь пускать себе пулю в лоб, если пойдут по следу сыщики или омаровцы. Заставь дурака Богу молиться… Безусловно, он все должен взять на себя. Ну, и ждет же тебя житуха развеселая…
Машина свернула с асфальта и, переваливаясь с боку на бок, поплыла по присыпанной снегом глине. Метров через пятьдесят колеса зашуршали по бетонному перекрытию первого этажа недостроенного здания. А всего поднялись к небу четыре, зияющие пустотами. Хорошо, что с нужной стороны сохранился высокий забор. Значит, какое-то время для того, чтобы уйти незамеченным, есть. Пока прочухаются, вызовут необходимые службы. Глеб Сергеевич заглушил двигатель и толкнул дверцу. Поток воздуха кинул в лицо горсть снежинок. Как хорошо, все-таки, жить! Господи, как хорошо!
Подполковник порылся в багажнике. Достал метровый шланг, чтобы ртом подкачать бензин. Затем одну за другой открыл бутылки с водкой и расплескал жидкость по салону. Нашарил в кармане зажигалку. Глубоко вздохнул и посмотрел на темное беззвездное небо… Не умею молиться. Прости меня, Господи Боже!.. Спустя минуту огромный костер полыхнул, загудел, завыл, озаряя скелет недостроенного дома.
ГЛАВА 18
– Скажите вашему светофогу, чтоб показывал ногмальный свет, для начала. Спегва желтый, а потом уж кгасный. А не зеленый и сгазу кгасный. Не поймешь, как ехать. Останавливаете пожилого чиловика. Не стыдно, сегжант. У меня тоже звание имеется, да повыше вашего. Ну что, сколько заплатить? Некогда мне сегодня с вами газбигаться. – Ругался Натан Лазаревич с дэпээсником, не выходя из своего жигуленка четвертой модели.
– Вы настаиваете, чтобы оплатить на месте без квитанции? – молодой щекастый милиционер говорил по четко отработанному шаблону.
– Да. Без квитанции, понимаешь. Без нее родимой. Дегжите ваш, честно загаботанный стольник и дайте пгоехать бедному Наташе.
– Счастливого пути. Будьте осторожны в дороге. Через два перекрестка еще один пост, – козырнул сержант и сунул купюру за отворот зимней шапки.
Четверка рванула, как пришпоренная, вышвыривая снежную кашу из– под задних колес.
– Гэкитигы, чегт бы вас всех побгал. Денежку у Наташи гешил выманить. Да, в дгугой газ ты бы у меня ужом по ггязи ползал, а не денежку бы получал, – ворчал Подлипкин, давя на педаль газа. Серебристый мерс оторвался на приличное расстояние. Нужно наверстывать. Хорошо еще, что машин не так много. Будний день, как никак. Да, и время только полдень. Что-то раненько капитан Садыков место службы покинул. Мерс затормозил у навороченного супермаркета. Жигуленок припарковался следом в двадцати метрах. Альберт Гусейнович Садыков, плотоядно улыбаясь явно в предвкушении чего-то, вышел на свет божий и потянулся, согнув руки в локтях на уровне плеч. Затем легко, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся на крыльцо магазина и скрылся. Подлипкин откинул спинку кресла и приготовился терпеливо ждать. Холеный, молодцеватый капитан, с аккуратно подстриженными усиками, отсутствовал минут сорок. У седовласовго тюремного доктора уже начинали слезиться глаза, потому что нужно было постоянно смотреть почти, в одну точку, наблюдая за дверью супермаркета. Но вот, наконец-то, все так же улыбаясь, появился Садыков, торжественно катя перед собой нагруженную различными деликатесами тележку. Из груды вкусностей в шикарных упаковках торчали горлышки бутылок с дорогими винами и коньяками. Бросая презрительные взгляды на бедно одетых прохожих, Альберт Гусейнович открыл багажник своего авто, и стал не торопясь, с чувством истинного гурмана, перекладывать продукты, не теряя при этом бравой офицерской осанки… Куда это ты, милок, собгался? Неужели на свиданьице. Все домой, да домой после габоты. А тут, вон как готовишься. Ну, посмотгим, посмотгим…
Жигуленок тронулся за мерсом, стараясь держаться на удобном, тридцатиметровом расстоянии. С полчаса они кружили по заснеженным улицам, продираясь колесами через густую коричневую жижу, постоянно нарушая правила, потому что в Москве так принято, и обдавая грязью прохожих, потому что тоже принято. Показалось Крылатское. Поворот. Мост. Туннель. Снова поворот. Стой. Шлагбаум. Садыков опустил стекло и протянул сторожу небрежно смятый стольник. Серые здания бывших спортивных сооружений тянулись на много сот метров. Былая слава и гордость советской империи нынче имела вид заброшенный и унылый. Гребной канал с квакающими лягушками больше напоминал деревенский пруд или заполненное водой старое русло реки со всеми вытекающими отсюда последствиями. А именно: ряской, пиявками, кувшинками и т. д. Но капитан любил это безлюдное место. Этот огромный осколок имперской мощи. Он сам иногда называл себя сыном великой страны. Только проверенные люди знали о том, что здесь сохранились так называемые брежневские бани для спортсменов. Поистине чудо. Никому не пришло до сих пор в голову прибрать такое богатство к рукам. А капитан Садыков задумался, хорошо, понимаешь, задумался. Ведь он любит и слово «империя» и само это понятие. Недаром с детства изучал историю Древнего Рима. Знает всех римских императоров, полководцев, философов, поэтов. О, Рим, райская сказка для талантливых и богатых. Он сделает себе эту сказку. Уже начал делать. Пятница сегодня. Вперед. В термы. На встречу с праздником плоти. О, Рим!
