Борис Седов - Правила боя
Глава девятая
Не зарекайся от тюрьмы
Питер встретил меня такой же, как и в Гамбурге, жарой, но на этом сходство с Германией кончилось.
Я быстро и без проблем прошел таможенный досмотр, потому что не только не вез с собой ничего запрещенного, но и вообще не вез ничего. В руках был портфель-дипломат с детективом, который я читал в полете, газетой, зачем-то купленной в аэропорту, и взятым на всякий случай зонтиком. От оскорбительной процедуры ожидания и получения багажа я был избавлен и сразу прошел к выходу, на стоянку такси.
Перед самым вылетом из Гамбурга Паша спросил меня, не позвонить ли в Питер, чтобы подогнали машину в Пулково, и я гордо отказался. Хотелось не спеша проехать через весь город, посмотреть, как живет Петербург после юбилея, во что одеты по летней жаре питерские девчата и вообще – побыть частным гражданином Алексеем Костюковым, а не призраком Господина Головы.
На площади перед аэровокзалом стояла привычная толчея. Люди кавказской, украинской, молдавской и среднеазиатской национальностей представляли заметное большинство среди прибывающих и улетающих пассажиров. Во всяком случае, казалось, что их больше. Они постоянно перемещались с места на место, гортанно перекрикивались, призывая друг друга, махали руками, громко смеялись и вообще вели себя непринужденно, как дома, отчего русские были опасливо тихи, стараясь обходить стоящие на дороге группы темпераментных иноземцев, и даже я – большой, крепкий и уверенный в себе мужчина, почувствовал себя не в своей тарелке.
Пробравшись сквозь пеструю, пахнущую восточной пищей и потом, толпу, я огляделся. Помимо желтых машин такси с привычным зеленым огоньком и шашечками на дверцах, были и машины частников. Они стояли отдельно, особняком, от битой, кривобокой «копейки» до новенькой, сверкающей «ауди»…
Ко мне подскочил шустрый мужичонка с ключами в руке:
– В город поедем?
– Поедем, – согласился я.
Мужик аккуратно, двумя пальцами, взял меня за рукав, подвел к «Жигулям», ухоженной, средних лет «пятерке», и открыл переднюю дверцу. Из стоящей на солнцепеке машины пахнуло банным жаром, и я попятился.
– Не бойся, парень, – весело сказал водила, – окна откроем, в дороге продует, мерзнуть еще будешь.
Пришлось сесть. Обивка сиденья тоже была горячей.
– Куда? – спросил он, заводя мотор.
Я прислушался, двигатель работал ровно и тихо, без обычных для «Жигулей» стуков, хрипов и всхлипываний.
– Хороший движок, – сказал я.
– А то, – обрадовался он, – клапана, карбюратор, все – будьте-нате! Куда едем-то?
– Рули пока на Петроградскую, там скажу.
– Петроградская – это хорошо, – одобрил водитель.
Выехали на Киевское шоссе, и мужичок спросил:
– Ты торопишься?
– А что? – удивился я.
– Да вон, ребята голосуют, может прихватим? И тебе веселее, и я на бензин заработаю, – и он указал рукой далеко вперед.
– Давай, бери, – нехотя согласился я, но шоферским сердцем понимал, что терять пассажиров нельзя.
Водила лихо тормознул у обочины. Трое парней, не спрашивая разрешения, влезли на заднее сиденье, и мы тронулись в путь.
До поста ГАИ ехали аккуратно, но, проехав его, водила вдавил педаль газа до пола. Однако наслаждаться скоростью пришлось недолго, мужик внезапно резко свернул направо, в небольшой лесок, и ударил по тормозам.
Я едва не выбил лбом стекло, но это, возможно, и спасло мне жизнь. Сидевший сразу за мной парень пытался накинуть мне на шею удавку, но тоже не удержался и, привстав, ткнулся животом в спинку моего кресла.
Еще не понимая, что я делаю (даже и не я, а то сидящее во мне животное, которое спасало сейчас свою жизнь), я схватил парня за левую руку и то ли бросил, то ли просто перетащил в щель между своим сиденьем и креслом водителя. При этом он хорошо приложился виском о рычаг переключения передач и затих.
Совершая эти несложные, но нужные для моей жизни действия, я не выпускал из вида и остальных участников событий. Водитель и один из парней с заднего сиденья разом открыли свои двери и полезли наружу, а последний, третий, сунул руку за пазуху, где, как я уже знал по прошлому своему опыту, нехорошие люди держат пистолет.
Ничего похожего на оружие у меня не было, поэтому я снова схватил затихшего в отрубе парня и рывком кинул на потенциального стрелка. Получилось даже удачнее, чем я ожидал.
Как выяснилось позднее, парень уже почти вытащил пистолет, но удар падающего на него тела заставил его невольно нажать на курок. Ствол пистолета, к несчастью для него, был направлен ему в живот.
Одновременно с выстрелом я открыл дверцу машины и выпал наружу. Конечно, я думал о том, что в этот момент поделывают двое других моих противников, и есть ли у них оружие, но действовал я быстрее, чем думал, и поэтому, когда они с двух сторон обежали машину и одновременно появились передо мной, в моей руке уже был баллонный ключ, найденный под сиденьем.
Водитель был вооружен монтировкой, второй был безоружен, по крайней мере руки у него были свободны и я, опять-таки не думая, изо всех сил метнул баллонный ключ ему в живот.
Потом, вспоминая подробности этой скоротечной схватки, я понял, что нужно было в первую очередь обезвредить водителя. Но, руководствуясь инстинктом, я поступил совершенно правильно – действия вооруженного человека предсказуемы, они определяются характером оружия, которое у него в руках, а вот действия безоружного предсказать трудно, он может достать из кармана нож или пистолет, поднять с земли камень и вообще поступить черт знает как, поэтому – вырубать надо было именно его, безоружного, что я и сделал. К хорошему удару баллонного ключа он не был готов и со стоном согнулся пополам, ухватившись руками за живот.
В этот момент водитель замахнулся монтировкой, но я этого ждал – что еще может сделать человек, имея монтировку в руках, только замахнуться и ударить, во всяком случае попытаться. Вот он и попытался.
Но я откатился в сторону, вскочил на ноги и жалел только об одном – с правой руки бить было неудобно. Поэтому, пока его правая рука с монтировкой опускалась на то место, где только что лежал я, моя левая рука, сжатая в ударный кулак, вошла в соприкосновение с его подбородком, и я удивился тому, какие слабые бывают люди – не выдерживают простого удара с левой.
И только я хотел вплотную заняться последним из дееспособных налетчиков, как на шоссе, которое и было-то в двух шагах от нашей машины, раздались звуки сирен, и сразу две милицейские машины порадовали меня своим появлением.
Впрочем, я рано радовался – стражи порядка немедля меня скрутили, надели мне на руки наручники и препроводили сначала в отделение, а недолго погодя и в знаменитую тюрьму «Кресты».
Вообще, слава тюрем, острогов и прочих мест заключения в нашей стране меня поражает. Спроси человека, живущего в глухой сибирской тайге и никогда не выезжавшего со своей заимки дальше районного центра, какие достопримечательности есть в Москве, он вспомнит Кремль, потому что там Путин, может быть, вспомнит Мавзолей и, думаю, на этом череда его московских ассоциаций прервется. Но попроси меня назвать московские тюрьмы, и легко приходят на ум Бутырка, Таганка, Лефортово, Матросская Тишина…
* * *Почему «Кресты» называются «Крестами», я узнал в первый же день своего там пребывания.
Сначала меня продержали полдня в «обезьяннике» милицейского участка, совсем мной не интересуясь. Как я узнал позднее, менты были заняты тем, что пристраивали в различные больницы покалеченных мною людей, а самого неудачливого, пытавшегося застрелить меня из пистолета, они поместили в морг, потому что он получил «несовместимое с жизнью огнестрельное ранение в область брюшной полости, вызвавшее обильное внутреннее кровоизлияние и смерть потерпевшего».
Заняты они были весь день, когда в шесть часов вечера пришел новый дежурный по участку, то он вяло поинтересовался, кто это там сидит в «обезьяннике».
– А черт его знает, – весело ответил сдающий смену милиционер. – Его мужики из убойного утром привезли, в «обезьянник» кинули, вот он и сидит.
– А… – сказал заступающий на пост и его интерес к моей персоне пропал.
Только поздно вечером клетка открылась, и мужчина в штатском провел меня в комнатку с двумя древними письменными столами, сейфом, на котором фломастером были написаны телефонные номера, и парочкой стульев.
– Садитесь, – сказал он и вытащил из кармана мой загранпаспорт. – Гражданин Костюков, Алексей Михайлович?
– Да, – согласился я с этим неоспоримым фактом.
– Капитан Махмудов, – представился мужчина, но руку для рукопожатия не подал.
После чего стал переписывать на казенный бланк разные данные из моего паспорта. Закончив, он отвел бумагу подальше от глаз, долго ее изучал, остался, видимо, доволен и сказал:
– Распишитесь вот здесь, и здесь…
