Дмитрий Черкасов - Танцы теней
— Пацан, скорую быстро! — заорал Клякса оторопевшему за оградой Дональду.
Даже в эту минуту он не назвал его по имени.
— По мобиле, дурак, по мобиле! — продолжал кричать он, видя, что Андрей растерялся.
Лицо Лехельта приняло осмысленное выражение, он схватился за мобильник у пояса.
— Не говори, что бомжа, не приедут! Говори — милиционера ранили! Иди сюда, стань к нему… никого не пускай, понял?! Я его знаю, это мой кореш… Ничего, я достану того гада! Никому не давай его трогать, слышишь?! Только врачам! Эта хреновина у него в спине хрупкая, не дай Бог обломится<Напильники делаются из твердой, но плохо гнущейся высокоуглеродистой стали, поэтому опасения Зимородка достаточно обоснованы.>...
Сержанты и охранники стояли шагах в двадцати и молча смотрели, не вмешиваясь.
Дело было сделано.
Клякса рванул затертый бушлат так, что посыпались пуговицы, остался в сером водолазном свитере.
— Я сейчас… сейчас…
Не касаясь рукояти, он прикрыл плечи и голову Димы Арцеулова, вполголоса сказал подбежавшему Дональду.
— Доложи на базу! Пусть звонят по больницам, в ГУВД! Пусть поднимут вертолет, если смогут! Нужна серьезная операция, иначе амба… Опиши ранение, понял? И никого к нему! Хоть костьми ляг, всё разрешаю! Только доктора! Мусора подойдут — вали их на хрен! — белый как мел Лехельт сунул руку под куртку, поближе к рукояти ПССа.
Вокруг них уже собирались зеваки.
Кто-то потянулся потрогать торчащий из спины конец заточки.
Невысокий Зимородок с силой всадил локтем в любопытную толстую харю, со злой радостью отметил, как промялась верхняя губа жирного придурка и как из-под нее на подбородок вывалились обломки передних зубов, не стал дожидаться даже падения тела — и побежал.
* * *Бежал капитан по-особому, чуть пригнувшись, частыми шагами, так, что ноги мелькали, откинув в сторону неподвижную правую руку. Он бегал так много лет, всю юность свою на границе, сжимая в правой руке автомат.
Автомата не было — а привычка осталась.
И еще осталась привычка бежать вот так часами, по горам, по песку, по снегу, по траве, бежать до полного изнеможения. Бывали случаи, когда им приходилось поочередно тащить на руках обессилевшую овчарку…
Когда Клякса выскочил на площадь к желтому собору с зелеными куполами, вор улепетывал во все лопатки в метрах трехстах от него. Костя устремился за ним с неумолимостью робота. Никакого беспокойства он не испытывал, только нетерпение. Исход погони был предрешен.
Часто дыша, молотя подошвами по скользкому тротуару, Зимородок не чувствовал ни боли в раненом когда-то плече, ни потянутого сухожилия…
Прежде чем скрыться за поворотом, бритый верзила в кожаной куртке, за которым в зоне закрепилось ласковое имя Ириша, удовлетворенно оглянулся. Потеряв его из виду, Клякса еще прибавил прыти, перескочил через бабкину тележку, перегородившую путь, прыжком перелетел через капот выезжающего со двора автомобиля… Ничто не могло его остановить.
Когда он вывернулся из-за поворота, разрыв между ним и бритым «петухом» сократился метров на сто.
Тот снова оглянулся и обеспокоенно помчался во всю спортивную дурь, накопленную до зоны, когда он брал призы на коротких дистанциях.
Но еще спартанцы хорошо знали разницу между воином и атлетом, запрещая согражданам заниматься чистым спортом… Клякса дышал часто и сильно, не отрывая взгляда от мелькающей спины и затылка.
С полминуты разрыв увеличивался, потом некоторое время они бежали в одном темпе.
Вор оглянулся еще раз, и еще…
Вторая попытка спурта также оказалась безрезультатной. Зимородок бежал, будто заведенный. Он, подобно гончей, не знал в эти мгновения ни боли, ни усталости. Это была затянувшаяся стометровка.
Бритый, оглядываясь, сбил в сугроб прохожего и потерял скорость.
Сжав кулаки, он рванулся через проспект в заснеженный пустынный парк, окружающий величественный дворец Павла I. Клякса удовлетворенно и зло улыбнулся, вихрем пронесся мимо упавшего, перепрыгнув через раскинутые в стороны подшитые желтой кожей валенки. Капитан был легче на ногу, это становилось очевидным. Не раз и не два он видел спины преследуемых, и всегда это заканчивалось одинаково.
«Психуешь, гад!» — холодно подумал Зимородок.
Теперь они бежали вдоль замерзшего озера по рыхлым заснеженным дорожкам — и разрыв сокращался неумолимо.
Переднему бегущему приходилось ступать по целине, преследователю было легче — ненамного, на самую малость — но и этого было достаточно. Только тут Клякса почувствовал усталость — много раньше, чем в былые годы. Глаза заливал пот со лба, морозный воздух обжигал горло, и нога все-таки болела…
Подняв голову, он увидел, что бритый остановился и ждет его в конце цепочки своих следов на снегу, расставив в стороны длинные руки. Это был здоровый детина, под два метра ростом. Место вокруг было безлюдное, хоть неподалеку за оградой шумели моторы машин на проспекте.
Вор улыбался, тяжело дыша.
— Что, придурок, догнал? — спросил он. — Ну иди сюда, раз догнал… Обтолмачь хоть, зачем гнался… фуфлыжник… — и, внезапно по-звериному заорав, он кинулся на Зимородка.
Достать из кобуры на поясе пистолет Костя не успел.
Он перебросил противника через себя, тут же откатился в сторону и вскочил. Заломать молодого здорового верзилу в партере было ему не по силам.
На какой-то миг Клякса дрогнул — слишком силен был враг. Ничуть не смущенный первой неудачей, вор сразу же кинулся к Зимородку, сознавая свое превосходство.
— Ракам на корм пойдешь, легавый!
Неподалеку от берега посреди льда темнела, парила полынья.
Блок-перехват-удар-бросок...
Приемы боевого самбо приспособлены для схваток в одежде, в тяжелой неудобной обуви, на неровной поверхности.
Вор кубарем покатился по тропинке, не дав Кляксе возможности провести удар на добивание.
Вскочил, уже не тратя сил на слова и крик, молча кинулся на маленького жилистого капитана.
Блок-перехват…
Рука у Кляксы сорвалась с толстого запястья, захват не вышел. Могучие лапы схватили его за открытое горло. Опустив подбородок к груди, отжимая пальцы от кадыка, капитан судорожно рвал кверху края свитера, закрывшие кобуру с пистолетом. Голова вздулась от кровяного давления, в ушах зазвенели тысячи колокольчиков.
Выдернув пистолет из кобуры и привычно опустив большим пальцем флажок предохранителя, Зимородок приставил ствол слева к широкой груди под локтем верзилы и поспешно нажал на курок.
И сразу стало легче дышать...
ГЛАВА 9
СУККУБЫ И ИНКУБЫ
— Прошу прощения, но я так и не понял, как вы поступаете с аппаратурой, вышедшей из строя. — терпеливо повторил вопрос Нестерович.
— Вряд ли я смогу вам помочь в этом случае. — неожиданно язвительно ответил до сих пор сдержанный заведующий сектором, поправляя значок лауреата Госпремии на лацкане.
— Правильно ли я полагаю, что вы определяете отказавший узел, заполняете дефектную ведомость и отправляете изделие в ремонтный цех?
— Дефектационную. — неприязненно поправил лауреат.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Да.
— Это ответ или констатация?
— Ответ.
— Что происходит с изделием потом?
— Его ремонтируют, наверное. — улыбнулся заведующий сектором.
— А если, предположим, комплектующие элементы изготовлены не вами и находятся на гарантии?
— Этого я не знаю. Мне не нравится, что вы фабрикуете дело против моих сотрудников.
— Почему вы так со мной разговариваете?
— А как прикажете с вамиразговаривать? — скривился лауреат.
«Не иначе, объелся демократической прессы, — с грустью подумал капитан. — А с виду умный человек…»
— Сколько было случаев отказа экспериментальной головки комплекса «Игла»?
— Всего за время испытаний? М-м-м... Шесть. — припомнил завсектором.
— Вы помните наизусть?
— Это моя работа.
— Причины отказа?
— Вряд ли вы их поймете...
— А вы попробуйте объяснить...
— Дважды — коррозия зеркал, дважды — отслоение матричного фотоприемника, два раза отказывала автоматика слежения за целью. — устало пояснил лауреат. — В автоматику мы не лезли.
— Можете подтвердить документально?
— Пожалуйста!
Завсектором небрежно бросил на стол журнал учета движения изделий. Нестерович аккуратно выписал фамилии сотрудников, сдававших головки в ремонт.
Больше здесь делать ему было нечего.
— Скажите, — напоследок спросил он, — ведь вы знаете человека, которого я ищу?
— Предположим!
— Обвинения в соучастии не боитесь?
— Я вас не боюсь! — лауреат гордо расправил узкую впалую грудь.
— Это правильно, не надо нас бояться, — вздохнул Нестерович. — Но, если вдруг вам придет в голову рассказать кому-нибудь о моих вопросах, это будет чистейшей воды соучастием в преступлении. Я вас как официальное лицо предупреждаю. И подписку мне в этом извольте дать сейчас же.
