Дмитрий Черкасов - Рокировка
— Моих не протянул? — спросил Андрюха.
— Не до них было. — отдуваясь, сказал Визирь. — Тебя боялись потерять.
— Ладно, мы их всех засняли. Никуда не денутся…
Глава 8
А думать, товарищ, вы будете дома!
Волан блаженствовал в тепле ППН.
Сегодня он был в своем обыденном обличье худощавого интеллигента, молодого преподавателя вуза или инженера-кудесника с завода бытовой электроники. Задачи рядиться бомжом не было. Не желая сидеть на насесте у форточки, подобно Кляксе, Волан вскипятил чайник и, совмещая приятное с полезным, в нижней части кухонного окна протаял на заледеневшем стекле полынью для наблюдения.
На рынке ровным счетом ничего не происходило — и он заскучал.
Морзик, картинно поплевав на ладони, ушел с утра наниматься в копатели ям, Дональд с Роликом потянули Нахоева.
Дадашев забился куда-то в склад, выставив по периметру всю наличную охрану, и носа не казал на белый свет. День случился не базарный, людей было мало. Карманники отдыхали. По рынку, кого-то высматривая, под ненавидящими взглядами сержантов взъерошенным петушком прошелся опер Багетдинов, насмешливо и торжествующе подмигнул хмурым стражам порядка.
В Багдаде все спокойно…
Волан отправил Пушка прогуляться по торговым рядам, внедриться в оперативную обстановку, заодно пополнить запасы сахара и чая для хозяина квартиры, изрядно подъеденные разведчиками. Рынок — особое место; здесь привлекает внимание и новый человек, и тот, кто регулярно и назойливо бродит без дела. Все должно быть в меру.
Он поболтал с Людмилкой по ССН, потренировал стажера различать команды кодовой переговорной таблицы, потом велел ей вернуться и подменить его на связи с базой.
— Сам пройдусь, проветрюсь. — небрежно, как ни в чем ни бывало, сказал он.
— А Дональд просил вас никуда не уходить! — пропищала Пушок, дотошно исполнительная, как все женщины.
— А я никуда и не ухожу. Куплю сигареты — и все.
— Так давайте я вам куплю. Какие надо?
— Ты что?! С ума сошла? — притворно-серьезно забубнил Волан.
— Что такое?! — испугалась Людмилка.
— Это же демаскирующий признак! Покупаешь сигареты — значит для кого-то, кто сам не может купить. А почему он не может купить? А? Теперь соображаешь? И не дергай головой к плечу, когда говоришь. Я сколько раз предупреждал!
— Извините…
— Перед мамой будешь извиняться. — сказал Волан, скрывая улыбку до ушей. — Давай на связь, поживее. Хватит там без дела шляться, глаза охране мозолить.
Задумав что-нибудь, Дима Арцеулов уже не мог отступиться от намеченного.
— У вас все такие строгие? — недовольно спросила разрумянившаяся Пушок, вернувшись на пункт постоянного наблюдения и выкладывая на столе покупки.
— Все! — сурово сказал Волан, сдвинув косматые брови для пущей важности.
— И командир?
— Костик? У-у! Он вообще зверь! Он на границе одного нарушителя загрыз.
— Как загрыз? — открыла рот Люда.
— Насмерть! Он в тот раз пошел в наряд по охране государственной границы без собаки. Она заболела. Гриппом. Бюллетень взяла. И без патронов. Потому что не выдали. Кончились, типа… Обычно нарушителей загрызала собака, ну, а тут, раз собаки не было, пришлось Костику самому… Ты что, не веришь? Да он сам рассказывал! Хочешь — спроси у него, когда приедет, он любит об этом случае вспоминать. Говорит, противно было грызть, страшно вонючий афгани попался, но надо. Ему даже орден потом дали. Собачий, правда… «Лучшему кобелю-грызуну».
— Да будет вам заливать! Я чуть не поверила! Что из этого правда?
— То, что афганец не слушался команды. — признался Волан. — Недрессированный попался. Костик ему — «Стоять!», а тот бежит! Пришлось валить. Из автомата, разумеется… Так что ты не рискуй, его команд сразу слушайся. Он больше двух раз не повторяет, сразу в горло вцепляется. Или палит на поражение.
— А Владимир Васильевич?
— Кто это такой? — не понял Арцеулов.
— Ну как кто? Морзик же!
— Ах, Владимир свет Васильевич! Да-да, как это я сразу не догадался! Нет, Владимир Васильевич у нас душа-человек. Интеллектуал, каких мало.
— Да? А непохож… Он так расстроился, когда Ролик его в шахматы пять раз подряд обыграл…
— Владимир Васильевич — поклонник творчества Гете. Он все его произведения знает наизусть. Это ему даже в личной жизни мешает.
— Как это? Расскажите!
— Не могу, это очень личное.
— Ну, Дмитрий Аркадьевич, миленький, ну пожалуйста! Для меня это, может быть, очень-очень важно!
— Важно? Очень? Понимаю… Людочка… только чур — никому! Особенно самому Владимиру Васильевичу. Он, если узнает, убьет меня. Кулаки-то у него здоровые, сама видела. Так вот, Владимир Васильевич никак не может найти себе девушку по душе. Он, когда познакомится с той, которая ему нравится, сразу начинает говорить с ней про творчество Гете. Это его конек. Ну, а кто такое вынесет? Сама понимаешь. Кто из современной молодежи знает творчество Гете? Кроме нас с тобой, разумеется.
— Само собой. — неуверенно подтвердила стажер Пушок.
— Так вот, девушки послушают его, послушают — да и сбегают. А он без этого не может, пунктик у него такой. Он мне даже признался, что это его возбуждает. Без разговора про Гете у него даже в интимном вопросе может наступить полное фиаско. Ну и наоборот, стоит только услышать «В начале было дело!», как сразу полный порядок. Он с тобой про Гете еще не разговаривал?
— Нет… — печально вздохнул Пушок.
— Слава богу. Ты девушка приличная, сразу видно, тебе эти глупости ни к чему. Что проку в бедном разведчике? Найдешь себе коммерсанта с пухлым лопатником.
— Дмитрий Аркадьевич… Я дико извиняюсь, но что такое лопатник? Я что-то не то думаю?
— Людочка, детка, лопатник по фене — это кошелек. Лопатник, кожа… Мне когда-то по долгу службы приходилось и в тюрьме сидеть, и с уголовниками кров делить, и довольно длительное время. А ты что подумала? Что-нибудь неприличное?
Вогнав стажера в краску, Арцеулов натянул на коротко стриженую голову парик с весьма натуральной сединой, тотчас состарившись лет на десять, надел черное драповое полупальто, лихо закрутил на худой шее белый клетчатый шарф.
— Дима, простите, а вы… женаты?
— Конечно. И это жутко мешает работе, — тяжело вздохнул Волан. — Приходится отказываться от таких пикантных заданий… двое детей, что поделаешь. Вожусь тут с мелкими жуликами, а ведь был шанс поработать по валютным проституткам, по секретарям американского консульства, по делегатам съездов феминисток… Все, я пошел. Как пользоваться связью — не забыла?
* * *Бодрой походкой энергичного человека, сунув руки в карманы, мурлыкая себе под нос песенку Винни-Пуха из известного мультика, Арцеулов свернул по Соборной налево и лоб в лоб столкнулся с опером Багетом, который Волана не признал.
Миновав деревянный флигель, где квартировали члены Дадашевской ОПГ, Дмитрий переступил через перегородившего пол-тротуара храпящего подполковника Шишкобабова, обряженного на этот раз в легкий не по сезону камуфляжный сетчатый комбинезон тропической расцветки, огромное соломенное сомбреро и ядовито-зеленые ласты, и про себя отметил, что с каждым днем начальник гатчинского ОБЭПа выглядит всё экзотичнее и экзотичнее.
Оперативник вышел на улицу Чехова, бывшую Ольгинскую, и решительно вошел в автомагазин.
— Мне нужна шаровая опора от «фольксвагена — пассата». «Бэ-четыре»…
— Пожалуйста, вот сюда, к стенду «фольксвагена». Мы осуществляем прямые поставки. У вас дизель?
— А какая разница для шаровой опоры?
— Гм-м… Действительно…
Приказчик мелко захихикал и подсунул Волану прейскурант. Именно это его и интересовало.
— Сколько? Да вы что — с ума сошли! Это полцены моей машины!
— Она у вас что — с первой мировой осталась? — сурово спросил приказчик и отвернулся.
— Молодой человек! Погодите… Где можно в городе купить подешевле?
— Ну… не знаю… Если только бэ-ушные. Сходите на Татьянино, там за железной дорогой на пустыре есть автомагазин. Только у них никаких гарантий!
Волан развел руками: мол, не до жиру, быть бы живу — вернулся, взял постовую машину у подъезда и покатил к платформе Татьянино.
В первую мировую, о которой остроумно вспомнил продавец автомагазина, в Гатчину из Питера шли эшелоны с ранеными. Возить их от Варшавского вокзала до госпиталя было далеко, и дочь императора Татьяна Николаевна, работавшая сестрой милосердия, добилась устройства новой платформы.
Получив необходимую ему информацию, Волан ехал по Чехова вдоль железной дороги и размышлял.
* * *Все дело было в разных уровнях аналитики.
Урюк, он же Мурат Таташбаев, прежде промышлял в Уфе и почерк его был хорошо изучен. Невыясненным способом он останавливал на трассе приглянувшиеся машины, водителей убивал, а машины толкал барыгам за треть цены. Он не умел угонять лайбы, да и не хотел учиться, презирая тех недопесков, кто возится с хитроумными запорами и электронными охранными системами. Уровень интеллекта и природная кровожадность толкали его на простой и верный путь. Урюк был прирожденным «мочилой».
