Ник Пиццолато - Остров пропавших душ
Она внимательно осмотрела сначала двор, а потом окна соседних домов, и мне показалось, что я чувствую, как пахнет ее шея, чувствую ее чистый цитрусовый запах.
Я увидел, что она обдумывает, как бы попроще от меня избавиться. Но мне надо было выговориться. Я был здорово пьян, и мне надо было облегчить душу.
– Боже, ну тогда входи, – смех Лорейн прозвучал мрачновато. – Не хочу, чтобы такой головорез, как ты, торчал у меня на пороге. – Женщина открыла дверь и добавила: – Но только на минутку.
Когда я вошел, то увидел перед собой холл с высоким потолком и деревянным полом, натертым до такого блеска, что я отражался в нем, как в воде. То тут, то там были видны цветовые пятна золотого и красного цветов. Я внутренне расслабился, пока шел за ней, в то время как мои глаза впитывали вид ее задницы. Мой желудок сжался при воспоминании о том, как я брал ее сзади, держа палец в этой маленькой коричневой дырочке – ей всегда это нравилось. И это было не просто воспоминание. Это выглядело как память тела, которое помнило все так, как будто это происходило прямо сейчас, помнило ее влажную промежность, сжимающую мой член, и ее вкус на губах. Я поднес палец к носу, смутно надеясь опять почувствовать ее запах.
Зеркало в золоченой раме висело над красивой деревянной консолью, по комнате были расставлены маленькие столики, на которых стояли вазы с цветами багряного цвета. Холл переходил в большую гостиную, на потолке которой висело нечто, напоминающее небольшой канделябр. С левой стороны располагалась лестница, которая вела наверх. Толстый ковер цвета песка и земли, пара коричневых кожаных кресел. Эти вещи приводили меня в замешательство. Когда она повернулась ко мне, выражение ее лица заставило меня смутиться.
Я чувствовал себя по-дурацки, видя на полу пятна света, падавшего через высокие окна, выходившие на роскошный двор и пруд, на металлическую садовую мебель. Я понял, что она всегда хотела именно такой жизни. И мне в ней отводилось совсем крохотное место.
– Вижу, что ты изменила свое мнение о замужестве.
– Что ж, когда встречаешь достойного человека… – В ее улыбке чувствовалась издевка, и, стоя на пороге своей гостиной, она сложила руки на груди. – Должна предупредить, что я не совсем понимаю, что ты здесь делаешь.
– Просто проезжал мимо, – сказал я, уставившись на ее туфли. – Мне… я хочу сказать, мне вдруг захотелось узнать, как ты жила все это время.
– Все это время? Ты хочешь сказать, последние одиннадцать лет? – Лорейн уселась в одно из кожаных кресел и, закинув ногу на ногу, склонила голову, продолжая поигрывать жемчужинами, – по-видимому, что-то во всей этой ситуации казалось ей смешным.
– Вот именно. И как же ты жила эти последние одиннадцать лет?
– Дай подумать… Да просто великолепно! Вот так.
– Выглядишь ты прекрасно.
– А ты когда состриг свои волосы?
– Не так давно.
– Знаешь, а ты вовсе не так хорош, как я думала раньше.
– Не ты первая мне это говоришь.
– Ты ужасно постарел, правда.
– Подожди, пока сама начнешь…
– Ты что, пьян?
– Х-м. Да нет.
Кровь бросилась мне в лицо. Она мне не поверила. Я стал размышлять, не рассказать ли ей про мои легкие, чтобы вызвать хоть какую-то симпатию. Тогда можно было бы объяснить, для чего я явился.
– Рой, тебе правда нельзя оставаться. Я действительно занята.
Пальцы мои сжали мраморную столешницу ближайшего столика. Зверь во мне захотел взять ее прямо здесь же, на диване. Конечно, сначала спросить разрешения. Но трахнуть при любом раскладе.
– Да я и не останусь. Я сейчас уйду.
– Ну и…
– А ты… – Я замер и поставил на место фарфоровую фигурку клоуна, которую вертел в руках. – А ты помнишь ту неделю, которую мы провели в Галвестоне? В семьдесят шестом, по-моему?
Она закатила глаза и напустила на себя чуть усталый вид.
Я вспомнил выражение лица Нэнси, когда Лэнс пытался направить ее по пути воспоминаний.
– Я почему-то вдруг об этом вспомнил. Пляж. Хорошая была неделя. Ты тогда рассказала мне о своей сестре и отце.
– О, Господи! К чему эта сентиментальность, Рой? Ты превратился в одного из этих нудных ностальгирующих мужиков среднего возраста. – Лорейн с сожалением покачала головой. – Ты мне больше нравился молчаливым, сильным типом. Я лучше буду вспоминать тебя именно таким.
– Да я просто вспоминал.
– Ну, и что ты хочешь от меня услышать?
Я пожал плечами. В гостиной раздавалось тиканье прадедушкиных напольных часов. Несколько фотографий стояли на музыкальном центре. У ее мужа были толстые щеки и редеющие волосы, а дружелюбное выражение его лица напомнило мне морду терьера.
– У тебя есть дети?
Она опять начала пропускать жемчужины между пальцами.
– О чем же ты ностальгируешь, Рой? До добра это не доведет.
– Это верно…
Я хотел ответить ей, напомнив о том, как рассвет заглядывал в наши окна в том доме в Галвестоне. Как бело-голубой свет падал на нее, лежащую в кровати, спящую на животе без всякой одежды, с простынями, сброшенными на пол, а прохладный бриз с залива был пропитан запахом креветок и соли. И тот острый сладкий запах мохито, который мы пили всю неделю, – каким же важным он тогда казался. Я хотел рассказать ей, как это все сейчас ко мне вдруг вернулось, как я могу почти почувствовать запах и вкус всего этого, и почувствовать ее позвонки на спине под своими пальцами. Но ничего этого я не сказал. Я знал: в том, что у меня никогда не было лучших воспоминаний, чем эти, было что-то патетическое и глупое.
Я подошел к большому телевизору, чтобы взглянуть на фото, стоявшие рядом с ним. Они с мужем, в горнолыжной амуниции, улыбались на фоне белых гор. Они с мужем чокались на фоне океана, вода в котором была гораздо более синяя, чем вода в заливе.
– Ты рассказывала ему обо мне?
– Не много, но рассказывала. Он все обо мне знает, Рой.
– Я сейчас вспомнил тот день. Мы тогда напились мохито еще до полудня. Закусывали крабовым мясом. Никак не могли избавиться от его запаха. Смеялись сами над собой, все в соке этого мяса. Пьяные. Мылись под душем.
– Ну, хватит, Техасец. Остынь.
– А потом пошел дождь, и мы никуда не выходили два дня. Смотрели телевизор. И любили друг друга не переставая.
– Да, да, конечно. Я ведь заводная телка. Спасибо, Рой.
Я уселся в кресло напротив нее. Кожа заскрипела под моим весом.
– Я не могу болтать тут с тобой весь день, – опять повторила Лорейн.
Я все никак не мог сформулировать то, что хотел сказать.
– Да я просто… Я сейчас ухожу… Уезжаю из страны. И вот задумался. Ведь было время… Как будто я сейчас что-то потерял. Я не знаю.
Только сейчас я понял, насколько пьян. Ее лицо расслабилось, и на нем появилось выражение тревожного сочувствия, от которого я вдруг почувствовал себя очень маленьким.
– Мне просто захотелось все это вспомнить.
– Что именно вспомнить? Вспомнить, как ты был всегда одуревшим от наркотиков? Вспомнить, как ты избил до полусмерти того ковбоя, который просто поздоровался со мной? Вспомнить, как мы пили с тобой столько, что я блевала кровью? Ведь именно об этом ты сейчас мне говоришь. И именно это я помню.
– Но у нас было… мне кажется, мы неплохо проводили время.
– Боже. Боже мой, Рой… – Лорейн зажала рот рукой и затрясла головой. – Я была счастлива, когда тебя «закрыли», Рой.
– Моя жизнь заканчивается, – произнес я.
Она оглянулась вокруг, как будто почувствовала себя неудобно из-за того, что я сказал.
– Я ведь рассказывал тебе о Порт-Артуре. И о том, как я здорово учился в старших классах. Я тебе все рассказал о себе.
Лорейн вздохнула с измученным видом.
– Откуда, ты говоришь, ты узнал мой адрес?
– От Клайда. В Бьюмонте. Он мне сказал, что ты живешь здесь.
– А он откуда знает?
Я пожал плечами.
– Боже, вернулись все мои прошлые прегрешения, – заметила Лорейн.
Звук тикающих часов напоминал звук каблуков женщины, которая медленно, но неумолимо идет по мраморному полу.
– У меня сейчас встреча. С юниорами, Рой.
– Помнишь, как мы тогда всю ночь просидели на дюнах?
– Ну, пожалуйста. Хватит.
– Как мы все время смеялись – не могу вспомнить… А ты не помнишь, чему мы тогда смеялись?
– Послушай, ковбой, возьми себя в руки. Правда. Вспомни на минуточку о своем чувстве собственного достоинства.
– А ведь в какой-то момент я тогда решил изменить жизнь. Бросить клуб и всех этих ребят. Я же хорошо помню, что хотел этого. А ты не хотела. Тебе тогда нравилось, чем я занимаюсь.
– Ну и что? Я была совсем ребенком.
– А все это трахание…
– Послушай, с меня довольно.
– Послушай, ведь ты сама…
– Все это уже в прошлом, Рой.
Внезапно я понял, о чем она говорит, и замолчал.
– Послушай меня, – повторила женщина. – Все это уже в прошлом.
Я почувствовал себя так, как будто меня огрели киркой.
