Иван Стрельцов - Бандитские игры
Андрюха выругался, яростно вдавливая педаль тормоза. «Шевроле» замер в каких-то трехстах метрах от этой автобаррикады.
Милиционеры, видимо, наслышанные о стрельбе и имеющихся потерях среди личного состава РОВД, разбегались, снимая оружие с предохранителя. Я ничего не успел сообразить, Андрей рванул ручку переключения скоростей, и «Блейзер», увеличивая скорость, рванулся назад. Несколько секунд мы ехали назад, но едва Акулов начал разворот, как со стороны заслона прогремел выстрел, и сразу же заслон залился грохотом стрельбы и вспышками автоматных очередей. Пунктиры трассирующих пуль устремились в нашу сторону, но наш «Блейзер» развернулся и уже уносился прочь…
Но на этом наши злоключения не закончились, «Волга» бросилась за нами в погоню. Несмотря на прямую трассу и фору едва ли не в километр, милицейская машина упорно не отставала.
— Черт, у них на «волжанке» явно не родной двигатель, — скрипнул зубами Акулов. Но едва нам попался хороший поворот, он заложил крутой вираж и добавил еще скорости. Наконец мы оторвались.
— Твою мать, — продолжал ругаться наш водила, — по-моему, гонки — любимое занятие местной милиции.
— А ты хотел, чтобы они ездить не умели? — удивился я.
— Нет, я хотел, чтобы у них был лимит горючего, как в старые добрые времена, — огрызнулся Андрюха, потом уже спокойно добавил: — Что дальше делать будем?
— Дальше будем думать, — ответил я, доставая из «бардачка» «Атлас автомобильных дорог». У ближайшего указателя мы сориентировались. — Что получается? — спросил я, глядя на листок в атласе.
— Получается, что открыты две дороги — на восток в Тюмень и на юг в Курган. Запад и север для нас закрыты. На запад — Екатеринбург нам перекрыли, на север — надо возвращаться обратно в Хребет. Нет уж, спасибо, хватит местного гостеприимства, — комментировал карту Андрей. — Остается решить, по какой из двух дорог нам следовать. На восток или на юг? Да-с, выбор небогатый.
— Конечно, для нас предпочтительней юг, — сказал я, — потому что ехать на восток — значит удаляться от Москвы. Поэтому надо прорываться на восток, там меньше всего ждут нас.
— Вряд ли, — с сомнением проговорил Акулов, — после! нашего прорыва на КПП, где нас никто не ждал, теперь наверняка они закупорят все выезды из района. А может, не только из района.
— Нет, — неожиданно за нашими спинами подал голос вице-мэр, мы как по команде обернулись и посмотрели на него. Вадим Григорьевич вытер носовым платком лицо и проговорил: — Выяснение отношений идет между мной и местной милицией.
— Что же вы не поделили? — спросил я.
— Все не так просто, в двух словах не расскажешь, — пробубнил Картунов.
— Время у нас есть, — подбодрил я чиновника, — сейчас мы заедем в лесок и будем ждать утра. Вот вы и расскажете…
— Это почему? — зло спросил Акулов.
— Потому, что ты сам сказал, дороги они все равно уже перекрыли, время упущено, будем ждать рассвета. Как говорится, утро вечера мудренее. Да утром и машин на трассе побольше, труднее будет нас отследить.
— Какая, хрен, разница, утро — вечер, если дороги закупорены, — раздраженно сказал Андрюха. — Заметить наш «Блейзер» среди отечественных тачек и даже иномарок может и слепой.
— И все же, — настаивал я.
— Ладно, — наконец сдался Акулов, проехав еще немного вперед.
Он свернул в сторону чернеющего контура лесополосы. Найдя дорогу среди голых стволов деревьев, загнал «Шевроле» вглубь, заглушил двигатель. Я взглянул на часы — полночь, прошло всего четыре часа.
— Раз будем кантоваться здесь до утра, надо перекусить и ложиться спать, — деловито сказал Акулов. Повернувшись, он обратился к Картунову: — Вадим Григорьевич, там за вашей спиной полиэтиленовый кулек, дайте его сюда.
Вице-мэр протянул кулек, Андрюха извлек оттуда большой сверток, обернутый фольгой. В свертке были бутерброды с ветчиной и сыром. Подсвечивая миниатюрным фонариком, он произнес:
— Угощайтесь, джентльмены.
После сытного застолья в «Золотой горе» я по идее должен был отказаться от столь скромной трапезы. Но из-за физических усилий, связанных с избиением милиционеров и гонками на выживание (в самом прямом смысле), вновь разыгрался аппетит. Да и следовало поесть, может случиться так, что потом не будет возможности.
— А в туалет тоже по команде? — спросил Картунов. Чувствовалось, что он не привык к такому обхождению.
— В туалет будем ходить не по команде, — сказал Андрюха, беря еще один бутерброд с фольги, — а по возможности. Если есть желание, можете сейчас оправиться.
— Нет, пока что-то не хочется. — Вице-мэр взял бутерброд, я последовал его примеру.
Ветчина была нежная и слегка солоноватая, а вот хлеб хоть и воздушный, но абсолютно безвкусный. По-видимому, турецкая технология достигла уже и Урала.
Съев парочку бутербродов, Андрюха достал из полиэтиленового пакета полуторалитровую бутылку нарзана, открутил пробку, сделал пару глотков. Потом с сожалением сказал:
— Эх, сейчас бы горяченького чайку.
Он выразительно посмотрел на меня. Я видел, как в темноте блеснули белки его глаз. Вот крохобор, все не угомонится со своим термосом.
— Ладно, надо вздремнуть, — проговорил Андрюха, еще неизвестно, что день грядущий нам готовит. Кто первый будет дежурить?
— Давай начнем с меня. — Я взял бутылку. До рассвета часов семь, успею еще выспаться. Откинувшись на спинку сиденья, Акулов затих. После ужина хотелось курить. Подвернувшись к Картунову, я спросил: — Вы не возражаете если я закурю?
— Возражаю, — ответил тот, — никотин укорачивает жизнь.
— Логично. — Действительно, в нашем положении только и думать о сохранении здоровья как главного компонента долголетия.
— Хорошо, Вадим Григорьевич, курить не будем, но поговорить надо.
— О чем? — поспешно спросил вице-мэр, по-моему, он уже жалел, что ляпнул тогда о конфликте с местной милицией.
— Надо мне знать, в чем тут дело, — напирал я.
— Зачем это вам, молодой человек? — Картунов явно просчитал все последствия своей болтливости и теперь не желал сдаваться.
— Затем, что мне необходимо понять, как далеко в своей охоте могут зайти наши преследователи. Понять их действия и соответственно определить способы своей, вернее, нашей защиты. В противном случае шансы на спасение у нас невелики.
— Вы тоже милиционер? — угрюмо спросил вице-мэр.
— Нет, я контрразведчик, и к тому же бывший.
— А-а… — Непонятно, что обозначал этот возглас, но наш клиент заговорил. — В общем, конфликт возник год назад, когда из воюющей Чечни стали возвращаться командированные милиционеры. Вот тогда все и началось, милицейский террор. Сперва они взялись за черных — цыган, кавказцев. Глушили торговцев урюком и апельсинами, еще приговаривали: «За вас, козлов, мы кровь проливали». Народ, конечно, их поддерживал. Потом сгорел цыганский дом, а его жильцы куда-то исчезли. Всем было известно, что они торговали наркотиками. Никто не подавал заявления об исчезновении людей, а прокуратура и не пыталась расследовать. Потом взялись за местных бандитов, тех, кто «откинулся», и тех, кто не успел еще попробовать тюремной баланды, но уже доставлял серьезные неприятности деловым людям. Их тоже прижучили. Одних упрятали обратно за решетку, кто пытался оказать сопротивление — тех убивали. Прокуратура «правильно» оформляла дела о «законном применении табельного оружия». А когда с криминалом было покончено, взялись за пьяниц и наркоманов. Устраивали облавы, как на диких животных. Били немилосердно, кто не выдерживал, уезжал из города, остальным пришлось смириться. После этого город был уже во власти полковника. Всех подмял под себя Владимир Леонидович — и старого маразматика председателя райисполкома и мэра в одном лице, и районного прокурора, этого безвольного человека. Затем наступили черные дни и для деловой элиты. Им обеспечили, как это принято сейчас говорить, «крышу» и соответственно обложили оброком. Все кадры Хребта прошли через Чечню. А потом я узнал… — Картунов замолчал, как будто чем-то подавился.
— Выпейте воды. — Я протянул ему бутылку.
— Нет, спасибо. — Вице-мэр продолжил: — Потом я узнан, чем в Чечне занимался полковник. Оказывается, он там был начальником фильтрационного лагеря. Там по-настоящему пришло упоение силой или, как он любил говорить, «власть силы». Я надеюсь, вы знаете, что такое фильтрационный лагерь?
В общих чертах я, конечно, знал, что это такое. Но чем он отличается от концлагеря, понятия не имел.
— Сперва они просто охраняли этот зверинец. Потом стали проводить так называемые «допросы», избивали до полусмерти пойманных наемников из Афганистана и других мусульманских стран. Затем взялись за пойманных славян, тех, кого не успели прикончить на передовой. Безнаказанность порождает наглость. Порядки фильтрационного лагеря перенесли на нашу землю. Я не был с этим согласен, и они, не имея возможности устранить меня физически, заперли под домашним арестом. Полгода назад покончил жизнь самоубийством заместитель начальника РОВД майор Нефедов, тогда этот скандал удалось замять. Моя ликвидация привела бы к новой проверке, и неизвестно, чем бы она закончилась. Поэтому Хрохмину было выгодно держать меня в Хребте под домашним арестом. А мне, чтобы выжить и разоблачить их, надо вырваться в Москву. А иначе… — Он снова сглотнул подступивший к горлу ком. Я взглянул на часы — без четверти четыре, еще три часа, и начнет светать.
