Предатель стреляет в спину (сборник) - Олег Михайлович Блоцкий
Скомканная пустая пачка полетела в море. Они стояли на пирсе, на который настойчиво и безуспешно наползало море. Сияющий, залитый огнями берег был за спиной.
– Правда, мы никогда не расстанемся? – спросил Виктор.
– Конечно, – ответила девушка и обняла Егорова.
– Кого ты больше хочешь – мальчика или девочку?
– Мальчика.
– Ни за что на свете, – покачал головой Егоров, – ни за что! Лучше девочку. Они все-таки для дома, и им не надо служить в армии. Ведь он для войны. А там – смерть. Понимаешь, человек родился, живет, его кто-то любит, и он любит, а потом он вынужден убивать или его убивают. Бац – и нет человека, нет жизни. Все обрывается, абсолютно все! А еще хуже, когда без ноги, руки или глаз. Тогда жизнь вообще обходит человека стороной. И только он один знает, сколько сил надо потратить, чтобы обратно вползти в нее. Страшное это дело война! Очень страшное! Думаешь, Зиненко этот предполагал, что без ноги останется, что все именно так сложится? Да никогда. Уверен, что рвался он туда. А в итоге? Представить нельзя, как он страдает. И так всю жизнь! Думаешь, он пошел бы туда, если б знал, чем все это закончится? Да нет же, нет! Если бы каждый человек понимал, что именно с ним может произойти несчастье – он сто раз подумал прежде, чем брать автомат. Ведь те, кто эти самые войны начинает, никогда не страдают. И родственники их тоже. А если бы мы не пошли, то, может, и войн никаких не было.
– Но ведь не все возвращаются инвалидами? – сказала девушка.
– Не все. Это судьба. Но никому не пожелаю такой судьбы!
– Я тоже, – сказала Ирина и еще сильнее обняла Егорова, – какое счастье, что ты жив и здоров!
Виктор сказал тогда о судьбе, не подозревая, что через несколько дней она обойдется с ним жестоко, как и с тем парнем.
Сейчас, совершенно одинокий среди веселящихся посетителей кафе, Егоров вспомнил о калеке, и ему стало нестерпимо стыдно перед ним.
Тогда Зиненко неприкаянный сидел в ресторанном шуме и был никому не нужен, а Виктор, единственная родственная душа, убегал от него, не желая испортить себе настроение, не взяв на себя даже частичку чужой боли. Тогдашнее одиночество солдата вернулось теперь к Егорову.
«Может, это расплата, – подумал офицер, глядя, как рядом с лестницей, у входа, несколько парочек танцуют на небольшом пятачке – единственно свободном месте в заведении. – Может, это наказание не только за брошенного искалеченного солдата, но и за всю мою жизнь там. Ведь я мало кому принес добра. А на втором году стал убивать даже больше, чем надо».
Егоров залпом допил водку прямо из горлышка, а затем стал уминать бутерброды, мысленно поблагодарив за них Светку. Только сейчас он почувствовал, насколько проголодался, вспомнив, что за день так ничего и не поел.
Пустая бутылка примостилась у правой ноги. Водка гнала тепло по груди и желудку. Виктора бил озноб.
Тупое, щемящее чувство тоски все сильнее разбирало его. Слезы так и подкатывали, но Егоров из последних сил старался откровенно, навзрыд, не заплакать, как тогда инвалид в ресторане.
Но и забыть девушку не получалось.
«Наверное, она уже с ним, – думал Виктор. – Какой он? Вероятно, красивый и сильный».
Себе же Егоров представлялся сейчас хилым уродцем. «Если бы я не был жалким и слабым, то разве ушла бы от меня такая прекрасная девушка?» – думал парень.
«Чем она занята», – гадал он, и ему виделась девушка в чужих объятиях. Пальцы сжимались в кулаки, и Виктору хотелось вскочить и броситься на поиски, чтобы бить этого незнакомого и страшного для него человека до тех пор, пока лицо его не превратится в кровавое месиво. А потом он станет ломать ему пальцы, спокойно так, один за другим, от мизинца к большому, один за другим, как карандаши. И полуживое тело при каждом хрусте будет вздрагивать, потому что боль все-таки проникнет в мозг. А потом, потом…
Виктор надолго задумался, что будет потом, но так ничего и не представил. Даже на злость сил было мало.
Ненависть медленно покидала его, вновь уступая место необъятной тоске. Егоров опять казался себе настолько жалким и никчемным, что даже попытался хоть немножко выбраться из той ямы, в которую сам себя и бросил.
«А Светка, Маленькая Мэрилин, – подумал Виктор, – ведь она очень красивая, и ты ей нравишься. Ты же видишь, как она краснеет, разговаривая с тобой, и ведет совершенно по-другому, не так, как с остальными здесь. Наверное, в тебе все-таки что-то есть?»
«Ну, я не самый последний человек на этом свете», – отвечал сам себе…
«И все-таки она ушла от тебя», – подначивал Виктора другой Егоров: злой, беспощадный и прямолинейный до грубости.
«Да, ушла, – соглашался Виктор. – Ушла! Значит, так тому и быть. Что я могу сделать?»
«Драться за нее, бороться. Биться! Ведь ты ни разу не проиграл и поэтому вернулся. Так давай: выиграй, победи его», – наседал Егоров, и глаза его яростно блестели.
«Да, там я выиграл. Но здесь другие правила, другая жизнь. Я не знаю ее, а поэтому силы не на моей стороне», – отвечал Виктор.
«На твоей, конечно же, на твоей, ты опытен, силен, ты победишь, – утверждал Егоров, – только попробуй, давай!»
Виктор тер лоб и думал. Курил, слегка раскачиваясь на стуле, и продолжал напряженно размышлять.
«Нет, – говорил он себе, – насилие и любовь несовместимы. Тот ни в чем не виноват, а Ирина сделала выбор. Это ее решение, и изменить его он, Виктор, не вправе. Вмешиваться в их жизнь – тем более. Достаточно того, что он натворил там, куда его, по большому счету, никто не приглашал».
«Нет, – все тверже отвечал Виктор, – как можно драться за любовь? Мне остается только просто любить. А драться? Может, годик назад я бы сделал это. Нет, даже наверняка подрался. Но любовь не захватишь силой, не отвоюешь. Я теперь хорошо это понял».
«А если попробовать?» – не оставлял надежды Егоров.
«Нет, – уверенно и твердо отвечал Виктор. – В мире лишь две вещи невозможно ни завоевать, ни купить, пусть даже за миллиарды рублей».
«И какие?» – спрашивал Егоров насмешливо.
«Подлинную любовь и здоровье», – не задумываясь, отвечал Виктор.
«Ну-ну», – хмыкал многозначительно Егоров напоследок.
– С кем разговариваешь?
Виктор качнулся, чуть не опрокинулся навзничь, в последний момент успев ухватиться за стол, и взглянул вверх. Рядом стояла улыбающаяся Светка.
– Да так, – смущенно пробормотал он, – просто губами шевелил.
– А я смотрю, ты уже все съел. Принести еще?
