Дмитрий Дубинин - Золотой иероглиф
Значит, мадемуазель Кирюшина дома. Сейчас разберемся, что, черт возьми, происходит.
Я надавил кнопку звонка у знакомой двери. Почему-то в голову мне щелкнуло нажать четыре раза, а может, я просто нервничал. Но, как бы там ни было, на четыре звонка Лена открыла дверь сразу, не спрашивая, кто там. Открыла и вскрикнула, словно увидела дракона.
Я немедленно вставил ногу между дверью и порогом. Конечно, сандалия — не кирзовый сапог, но и Лена — не командир взвода десантников, что проводит все свободное время в спортзале.
— Извини, что без предупреждения, — произнес я. — Но мне очень надо было тебя увидеть.
— Ты с ума сошел, — зашипела Лена. — Я… Я не одна.
Тут я заметил, что она стоит передо мной в коротком и довольно легкомысленном халатике, а на лице — ни грамма косметики. Но заметил я еще и то, что на одном из крючков в прихожей висит очень знакомая мне сумочка.
— Я понимаю, — широко улыбнулся я. — Я не собирался вам с Таней мешать, меня интересует совершенно другая вещь…
Ленка так и охнула. Но дверь она перестала удерживать, и я без проблем вошел в прихожую.
— Сейчас я милицию вызову, — тихо сказала она.
— Вызывай…
Не разуваясь (что по японским представлениям о приличии равносильно погрому в помещении), я прошел в знакомую комнату, которая при дневном освещении выглядела совершенно иначе, нежели при интимном свете ночника. На полу комнаты сидела Татьяна, листавшая какой-то дамский журнал. Увидев меня, она вскрикнула точно так же, как только что Ленка. Не обращая на нее внимания, я уставился на картину-суйбоку. Верно! Память тебя, Маскаев, все-таки не подводит…
— Тебе чего надо? — с удивлением, даже без гнева, спросила Ленка. — Тебя что, злой дух посетил?
Я взглянул на нее и слегка опешил: на лице ее было написано тщетно скрываемое торжество…
— Это, значит, «Хигаси»? — спросил я, указывая на паукообразный иероглиф.
— Черт возьми, да.
— А это?! — Я выхватил визитку и сунул ее под нос Кирюшиной. — Что здесь написано? Прочти вслух.
— Мотояма… — механически начала читать Ленка и вдруг ойкнула.
— То-то. Это тоже «Хигаси»?.. Нет, красавица. Тут написано «Акира». Привет тебе от твоего самурая.
— Бож-же мой… — пролепетала Ленка.
— Ты, наверное, думаешь, что тот, кто не учился пять лет в универе, не в состоянии запомнить несколько иероглифов, и ему можно чесать по ушам все, что угодно? Мне не хватало только одного звена во всей этой цепочке странных дел, но я его теперь нашел…
— Убирайся отсюда, параноик! — это сказала Татьяна.
Я сделал вид, что только сейчас увидел ее.
— О! А я думал, сегодня рабочий день… Впрочем, не имеет значения. Я смотрю, ты уже командуешь на чужой территории.
— Ты! — выкрикнула Таня. — Езжай домой, собирай свое барахло и немедленно выметайся из моей квартиры! Ты слышал?!
— Я и сам больше ни дня не буду с тобой жить… Ничего. Создадите женскую семью, это сейчас модно. Лесбиянскую, я хотел сказать.
Танька стала озираться в поисках тяжелого предмета.
— Лена, смотри, чтобы она что-нибудь не разбила… Ну ладно, адье, крошки. Таня, ключ я у Зои оставлю.
С этими словами я ретировался из комнаты, собираясь уходить. Но, прежде чем покинуть квартиру, оглянулся. Ленка смотрела мне вслед, только торжество с ее лица уже стерлось.
Не знаю, параноик я или нет, одержим ли я злым духом или чем еще, но от подобных приключений у кого угодно крыша может поехать. Я приехал в Танькину квартиру и начал собирать вещи. Говорят, что истинный джентльмен, уходя от женщины, забирает только трусы (свои) и зубную щетку, но играть в благородство я сейчас был не намерен.
Вещей у меня набралось порядочно — три объемистых сумки и один чемодан; за одну ходку не утащить. Я позвонил Сашке Попову в цех, пока он еще не ушел домой, и договорился, что поживу у него дня три-четыре, пока не найду подходящую общагу или одинокую женщину. Молодец мужик, он все понял и сказал: приезжай в любое время.
Два места багажа, чтобы не сильно корячиться и не возвращаться пред очи Таньки, я решил оставить на время у Зои.
Соседка оказалась, как всегда, дома (интересно, на что она живет и пьет?), при этом почти трезвая. Ну что ж, еще не вечер…
— Вы уезжаете?.. Какая жалость, — произнесла Зоя.
— Да… Можно, ключи для Татьяны я оставлю у вас?
— Конечно, можно.
— Сейчас тогда, занесу через пару минут… И вот эти две сумки я, если вы не против, завтра заберу.
— Конечно, конечно…
Тут до Зои дошло, что я уезжаю по причине непростых отношений с Татьяной, и что, может быть, теперь не буду хранить ей верность… Баба начала пыжиться, но при этом рассказала некоторые подробности того, что происходило в ночь с субботы на воскресенье. Я как-то не придал этому значения, решив, что все что было, то было…
А потом, когда я уже собрался уходить, Зоя вдруг якобы только сейчас вспомнила:
— А вам, Андрей, сегодня одну вещь передали. Недавно совсем.
— Какую?
Змея Особо Ядовитая стала изображать кокетку-школьницу. Смотреть на это было неловко.
— Пришел очень обходительный молодой человек и передал чемоданчик…
— Отдайте Татьяне… — Я сделал шаг по направлению к прихожей.
— Но он сказал, чтобы я передала его лично вам.
— Так и сказал?
— Да. Андрею Маскаеву.
— Это меняет дело… Давайте.
Зоя заулыбалась, повела попой.
— Может, задержитесь на полчасика? Чайку попьем…
— Мне еще кое-что забрать надо… И вообще, я сейчас тороплюсь, а завтра все равно ведь приду за вещами. Хорошо? — изобразив двусмысленность, что стоило мне немалых трудов, сказал я.
— До-го-во-ри-лись. — Змея Особо Ядовитая погрозила мне пальцем и принесла небольших размеров атташе-кейс.
Я пулей вылетел из квартиры соседки. Вернувшись в квартиру, услышал надрывающийся телефон. Машинально взял трубку. Там назвали наш адрес и спросили, кто у аппарата.
— Да, это здесь, — сказал я. И представился.
— Вам телеграмма, — послышалось в трубке. — Продиктовать?
— Я слушаю. — Неужели от папаши?
— «Маскаеву Андрею лично. Прошу встретить двадцатого аэропорту Толмачево рейс Хабаровска конфиденциально. Сергей». Все правильно?
— Вероятно, да. — Черт, а это еще что значит?
— Телеграмму положить в ящик?
— Нет, спасибо. Ни в коем случае. Выбросьте ее.
— Хорошо. — В трубке запищали сигналы отбоя.
Задачка… Двадцатое — это завтра. Надо срочно позвонить, вдруг рейс прилетает среди ночи… Но что за комиссия, Создатель? Почему Сэйго, вместо того, чтобы звонить в офис и приглашать генерального встретить его в аэропорту, отбивает телеграмму мне, да еще «лично» и «конфиденциально», что как-то не принято делать в нашей стране? Почему он летит из Хабаровска, наконец?
Понимая, что гадать можно долго, а задерживаться в Танькиной квартире мне не хотелось, я положил дипломат на стол и подумал, а стоит ли его вскрывать? Вдруг там лежит какой-нибудь бабах, и после того, как я открою крышку, Таньке придется не просто делать в квартире капремонт, но и предварительно соскребать со стен и потолка то, что когда-то было ее сожителем?
А, плевать! Мне было до того тошно, что инстинкт самосохранения несколько притупился, и я, щелкнув воронеными замками, без колебаний откинул крышку кейса.
Никакого бабаха не произошло. Да и бабахать было нечему. В дипломате лежали Танькины золотые часы, несколько других побрякушек, а также серебряные ложки и ножи плюс газовик системы «вальтер» и небольшая пачка стодолларовых купюр… Итак, благородные господа якудза решили, что мы теперь в расчете. Круг замкнулся.
Часть 2. Севший на мель
Глава I
Самолет из Хабаровска прибывал без опоздания. В этот утренний час прилетов оказалось немного, и здание аэровокзала было полупустым. Я стоял возле багажного отделения, у двери, куда авиакомпании выплевывают ставших ненужными пассажиров и, покуривая, пытался представить, что день наступивший мне готовит. Я по-прежнему терялся в догадках насчет странного поведения Такэути, но все же полагал, что меня ждет только одно испытанеи: предстоящий визит к Змее Особо Ядовитой за оставшимися вещами. А эта кобра, без сомнений, серьезно настроена затащить меня в постель…
Я начал вспоминать Зоины повадки, и вдруг подумал, а почему бы нет? Если уж нормальные женщины становятся со мной дурами и в конечном итоге делают мне ручкой, то, может быть, припаянная алкоголичка окажется нормальной? А если еще об этом узнает Танька, то, надо думать, это сильно ее уязвит…
Я даже захихикал, причем, наверное, громко, потому что двое встречающих посмотрели на меня с недоумением. Я оборвал смех, тем более, что почти сразу же понял: не уязвит это Таньку. Наоборот, фыркнет и скажет во всеуслышание: всегда знала, что у этого Маскаева с головой не все в порядке.
