Иван Черных - Последний кровник
Петя оказался большим любителем спиртного, мастером произносить тосты: говорил длинно и многозначительно, осушал рюмку за рюмкой и почти не пьянел. Валя удерживала его, напоминая, что завтра сдавать кровь на анализ, а у него накануне было высокое давление, но Петр не очень-то слушал свою благоверную – даже рассердился и пригрозил отправить ее отдыхать к сестре. Пришлось вмешаться Владимиру, попросить его угомониться и лучше рассказать, как живется и служится в Казахстане.
Петр ответил, что доволен своей службой, является заместителем командира батальона по воспитательной части. Жена тоже работает, преподает в средней школе музыку. Вдруг Петр задумался и глубоко вздохнул:
– Все хорошо, одно плохо: десять лет живем с Валюхой, а ребеночка смастерить не можем. В первом году на первом же месяце забеременела, а на квартиру с ребенком не берут, пришлось сделать аборт. А теперь – не получается. Она меня винит, а врачи говорят, что меня в племенники можно записывать.
– Хватит тебе о наших бедах всем рассказывать, – рассердилась Валентина. – Договорились же с тобой, что возьмем из детского дома на воспитание.
– Не возьмем, – категорично вдруг заявил Петр. – Я передумал. Можешь родить – роди от кого хочешь, я признаю его своим. А брать неизвестно от кого, больного или слабоумного, – уволь. Как, Владимир, прав я?
Владимир не хотел обидеть ни его, ни Валентину:
– Дело хозяйское. Решающее слово, по-моему, за супругой.
Он обратил внимание, как насторожилась Лена, вся как-то подобралась, затихла. Все внимание разговору о детях. И Владимир вспомнил их серьезный разговор с Леной, когда она тоже не хотела иметь ребенка и попросила его надевать резинку.
– Это еще зачем? – спросил он.
Лена смутилась:
– Ну, видишь ли… Ты подолгу отсутствуешь, мы с тобой вместе еще и года не прожили. И квартиры нет. Как я буду в этом закутке с ребенком? Надо подождать.
– Ждать не будем! – категорично заявил Владимир. – Я хочу ребенка. И пора тебе знать – счастье семьи в детях. Квартира скоро будет, в гарнизоне строят дом для офицерского состава.
Лена не стала спорить.
И вот такая же проблема. В такой же, как его, семье.
– А что по этому поводу скажет Елена? – обратился Петр к Лене.
Лену даже в жар бросило. Она не сразу ответила. Точнее, ушла от ответа:
– Не место в ресторане обсуждать такие серьезные семейные вопросы. И мы – посторонние люди. У нас с Володей тоже пока нет детей. Но будут… скоро. Ведь не зря говорят, что дети – радость нашей жизни. Давайте выпьем за наших будущих наследников.
Владимир мысленно поблагодарил жену и успокоился насчет ее прежнего заблуждения.
Петр принял тост. Они выпили по последней и покинули ресторан. Дальнейшее их общение прервалось: Петр с Валей все чаще уходили к Валиным родственникам, а у Владимира и Лены образовалась другая компания. Но Петру и Вале Владимир был благодарен: они заставили Лену по-другому взглянуть на потомство.
Из Сочи Крутогоровы улетали загорелые, полные энергии и планов на будущее.
Вернувшись в Щербинку, в августе поехали навестить Клавдию Федоровну. У тети Клавдии Лене вдруг стало плохо (такое ранее не случалось), Клавдия Федоровна повезла их к знакомому гинекологу, профессору Градской больницы. Он обследовал Лену и, выйдя, весело заявил:
– Я срочно забираю ее в нашу больницу. А ты, отец, готовься к рождению двух маленьких человечков…
В декабре Лена родила двух малышей: сына и дочку. Их врачи сразу направили на Солянку, в больницу для недоношенных детей. А Лене пришлось снимать квартиру в Москве, в течение месяца ездить их кормить.
Из очередной командировки в Польшу Владимир привез двухместную коляску; на зиму вызвал мать, и она стала помогать Леночке ухаживать за малышами.
Однажды, возвращаясь со службы, Владимир обнаружил в почтовом ящике большой конверт на его имя. Вскрыл и удивился: газета «Щит и меч», которую он не выписывал и никогда не читал. Вспомнил, что там работает Диана. Чем же это она решила порадовать его?
Сел на лавочку и развернул газету. Под рубрикой рассказ-быль «Любовь и лицемерие» прочитал имя автора: Диана Понарина. Стал читать:
«– Я увидела ее на вокзале, нарядную, сияющую счастьем. Спросила:
– Ты куда это собралась, Люба?
– К суженому еду, – радостно ответила девушка. – Ему после ранения дали отпуск, и он находится у родителей, в Воронежской области. Нога еще не совсем зажила, и я решила навестить его.
– Рада за тебя. Счастливо, – пожелала я.
Суженого ее я видела один раз, когда он и Люба вернулись из Египта, где отдыхали по туристической путевке. Представительный и симпатичный мужчина выше среднего роста, голубоглазый и русочубый. Любу тоже в институте считали красавицей. Так что влюбиться им друг в друга сам бог велел. И я порадовалась за подругу.
Встретила ее через неделю и в первую минуту растерялась: неузнаваемо изменилась. Бледная, осунувшаяся, с потухшими, как у тяжелобольного, глазами.
– Что с тобой? – спрашиваю.
Из глаз Любы покатились слезы.
– Он обманул меня. Встретил, правда, приветливо, представил родителям и моей сопернице невестой. Соперница эта, местная учительница, вроде бы подруга погибшей сестры. Она, можно сказать, жила у родителей Владимира, помогала им во всем. Ко мне, понятно, относилась холодно и неприязненно, хотя старалась при Владимире не подавать вида. А когда я собралась уезжать, Аня – так звали девушку – договорилась с местным парнем, у которого была машина, отвезти меня на вокзал. И дорогой поведала… – Люба снова промокнула глаза. – Оказывается, еще в прошлый заезд к родителям из Египта Владимир совратил девушку. Она любила его и отдавалась без возражений. А когда приехал после ранения, Аня уже знала, что ожидает ребенка. Хотела рассказать Владимиру, а он объявляет, что у него есть невеста, скоро приедет к нему.
Аня – гордая женщина, ничего не стала рассказывать лицемеру; слезами и раскаяниями глушила тяжелую рану. А когда увидела соперницу, все рассказала ей.
– Вот и я ничего не стала говорить своему недавнему возлюбленному. Просто вычеркнула его из своей жизни. Поначалу сомневалась, не погорячилась ли. Теперь поняла – правильно сделала: узнала недавно – женился мой ненаглядный – на третьей».
Владимир закончил читать и сидел, словно пригвожденный к скамейке. Так вот почему не отвечала Диана! А Аня… Вот стервоза! Никому он не поверил бы, что она способна на такое коварство. Ну, любила. Но видела же, что он к ней равнодушен. И такой сюжет закрутила! Морду бы набить ей. Да разве поднимется рука на женщину… И Диану он считал умнее: профессорская дочка, самомнения много, а соображения… поверить ни с того ни с сего!..
Что же делать? Сидел несколько минут в раздумье. Скомкал газету, бросил в урну.
Ничего не надо делать. Теперь у него жена, дети…
Братки Вагана
Его кровник будто сквозь землю провалился: топтуны, которые следили за летчиком, утром и вечером докладывали Абреку, что летун не возвращался с аэродрома. Куда улетел, пока установить не удалось. Установил один из братков, Фрол Забелин, заплатив соседке летуна 200 долларов. Улетел на Север. Куда конкретно, не знает. Подтвердил и один из сослуживцев летуна.
Утром, слушая радио, Ваган узнал, что братки Лося, как и бывший мент Крыня, угодили в ментовскую ловушку. Против них возбуждено уголовное дело. «Вовремя я свалил от них, – похвалил себя Ваган. – На всякий случай, пока летун отсутствует, надо на пару месяцев смотаться в родную Ичкерию, повидаться с родными, с друзьями. Летун и его дочка никуда не денутся. И менты подрастратят свой пыл. И мои топтуны отдохнут: слежка за подопечными тоже попортила им нервы».
В Чечню добрался без особых помех. Мать после гибели отца вернулась в родной горный аул Итум-Кале, что недалеко от города Хил-Килой. Боялась, что Кадыров или его родственники будут мстить из-за мужа, соратника Шамиля Басаева, из-за сына, который и теперь прячется то в банде Исрапилова, то Магомет-Расула…
Август месяц. Погода стояла жаркая и ведренная, солнце, поднимаясь из-за гор, золотыми блестками сверкало в Аргуни. А на склонах гор созрели дикий виноград, кизил, яблоки, орехи, каштаны. Ваган пацаном облазил с приятелями все близлежащие опушки, помогал родителям заготавливать дары природы на целый год, а иные и вывозил в город на продажу.
Славное было время. А теперь надо выслеживать неверных, убивать, прятаться… Мать уговаривает навсегда остаться в ауле, не брать больше в руки оружия. А как не брать, когда он еще не выполнил завет дяди Шамиля – не отомстил главному убийце, расстрелявшему со своего самолета сотни единоверцев, праведных мусульман. Вот отправит его в ад, тогда, может, и спрячет пистолет.
Почти месяц Ваган жил у матери, помогал по хозяйству, ремонтировал баз для скота. Вечером выходил к реке, купался в обжигающе холодной воде. И вдруг загрустил. Скучно и будто тесно стало в родном ауле. И словно по призыву его сердца в аул забрел небольшой отряд моджахедов под предводительством Ашота Аслангиреева, брата известного главаря тысячного отряда боевиков Руслана Аслангиреева, осужденного неверными на 10 лет и бежавшего из заключения, снова воевавшего в горах и погибшего в 2000 году в Аргунском ущелье.
