Сергей Зверев - Аравийский рейд
Кравец широко улыбается:
– С чего вы взяли, что я вернусь в Россию? У меня достаточно средств, чтобы спокойно дожить до старости где-нибудь далеко за ее пределами…
Бросьте, товарищ Кравец. Выкуп за небольшой сухогруз, захваченный пиратами в прошлом году, составил семьсот тысяч баксов – это мне известно из материалов ФСБ; за «Тристан» они выручат два миллиона. Какова доля хитрожопого капитана, добровольно сдающего свои суда? Процентов десять-пятнадцать – вряд ли больше, ибо у сомалийцев и без вас неплохо получается. К тому же они жаднее уральских хомяков – будут набивать брюхо до тех пор, пока лапы не перестанут доставать до земной тверди. Подводим черту; три пишем, семь на ум пошло… Короче, при самом крутом раскладе выходит четыреста тысяч североамериканских тугриков. Не думаю, что такие деньги позволят вам, господин капитан, спокойно, то есть безбедно, дожить до старости. Другое дело, если вы останетесь в Сомали – здесь на эту сумму можно прикупить небольшой город вместе с его жителями. Но на слабоумного вы, Сан Саныч, не тянете…
– Так уж и достаточно? – подхожу я под пристальными взглядами охраны к стене, кручу допотопный кран и смачиваю холодной водой смятый окровавленный бинт. – Как любит выражаться один мой знакомец: «Вкусивший большой халявы о тормозах не помышляет». Точно подмечено, да? А потому никуда вы из России не уедете. Вернетесь героем, пару лет поработаете спокойно, без приключений. А позже, выбрав удобный случай, предложите своему дружку, – киваю на терпеливо ждущего Хайера, – третий кораблик. Такой же новенький и дорогой, как «Тристан». После третьего раза, скорее всего, свалите.
Капитан долго смотрит на меня. Усмехается:
– Да, вы умный человек, Глеб Аркадьевич. И мне искренне жаль.
Я вторично смачиваю бинт, отжимаю, прикладываю к разбитой губе. И постепенно приближаюсь к тому месту, где меня дубасил лысый.
– Действительно, очень жаль, Глеб Аркадьевич, – расхаживает Кравец вдоль дальней стены. – Поверьте: у меня и моего партнера Мухаммеда просто не остается другого выхода. Либо вы заодно с нами, либо… Видит Бог, я сделал все для того, чтобы избежать кровопролития. Итак, спрашиваю в последний раз…
Делать нечего. Пора приступать к рукопашному бою.
М-да. Чтобы в условиях обычной войны дело дошло до рукопашной, бойцу нужно растерять все: автомат, гранаты, нож, лопатку, поясной ремень, бронежилет, каску. Потом необходимо найти бетонную площадку без камней и без единой палки. Ну и, конечно же, повстречать такого же долбоё… пардон, разгильдяя и полного придурка. В душевой африканской больнички условия очень схожи с описанными выше. С той лишь разницей, что разгильдяи неплохо вооружены, а у нас нет ничего, кроме привинченных к стенам крючков для одежды и свисающих с потолка труб с насквозь проржавевшими лейками. Однако приходится довольствоваться тем, что есть.
Перебиваю длинный монолог корабельного шефа:
– Сан Саныч, вы не могли бы перевести своему корешу одно-единственное слово?
– Нет проблем, – обескураженно оборачивается тот. – Говорите – переведу.
– Простое короткое слово, – делаю шаг к лысому. И тем же спокойным тоном произношу: – Начали.
Глава вторая
Африка
Сомали, город Гарове
Наши действия для вооруженной охраны слишком быстры и неожиданны. Как детский понос.
Разок так происходило, когда в конце две тысячи пятого мы втроем выбирались из захваченного эмиром Хашиевым горного аула. Хашиева к тому моменту «ликвидировали» дважды – по крайней мере, столько раз армейские шишки рапортовали в столицу о его безвременной кончине. А он – живой и здоровый – где-то отлеживался, зализывал раны, вновь собирал единомышленников в единый кулак и бил этим кулаком нам по мордасам. Вот мы с небольшой группой и нарвались на этого «покойничка». В точности своих тогдашних действий не припомню – зажатые меж двух высоких дувалов, сработали в считаные секунды. Но в память навсегда врезались вопросительные взгляды обезоруженных друзей, ждавших даже не команды, а кивка или другого неприметного знака.
Знаков я подавать не стал – парочка выродков пристально следила за каждым моим движением, поглаживая указательными пальцами спусковые крючки. Потому и произнес со спокойной улыбкой:
– Начали.
Лысый излишне горд своими габаритами, мускулатурой и, конечно же, доволен моим побитым видом. Оттого и не ждет подвоха. А зря.
Бью по его большим яйцам несильно и даже ласково – нельзя, чтобы он отлетел далеко. Сразу же, пока он не согнулся, выхватываю из легкой кобуры «беретту» и висящий на другом боку армейский десантный нож.
Справа гремит короткая очередь, сверху что-то сыплется – крошка или опилки. Слышится возня, а я запаздываю с первым выстрелом – прыгая в сторону, вынужден передергивать затвор.
Три выстрела подряд и свист ножа. Бросил его, почти не глядя, в лавку. Там удары, хрипы – мои парни отрабатывают ногами.
Лезвие глухо вонзается в дерево. Порядок. Сейчас Валерка со Стасом освободят руки.
К стене отлетают два заваленных мною охранника; три фигуры бегут к двери. Я узнаю последнего – Хайер. Стреляю раз, другой, третий, четвертый – пули крошат стену прямо перед его рожей. Наконец, он останавливается, приседает и в отчаянии обхватывает руками голову.
Слышу окрик:
– Глеб!
Резко оборачиваюсь. У лавки корчатся на полу два охранника, Стаса нет, а Валерка изо всех сил старается разрезать веревки на запястьях. Между нами, покачиваясь, стоит на одном колене окровавленный сомалиец с автоматом в руке. Ствол неуклюже рыскает, но направлен прямо Торбину в грудь.
Успеваю выстрелить первым. Голова пирата резко дергается, окропляя стену кровью и мозгами.
Готово. Похоже на то.
Или нет?
Слева доносится протяжный стон. И мстительный голос Стасика:
– Это вам за нашего командира, угребки! Это за Колчака! А это всех обиженных моряков!..
Хайер со сморщенной рожей согнулся пополам; лысый ползает на четвереньках и размазывает по роже и лысине кровь.
Быстро оцениваю ситуацию противника. Трое охранников убиты, трое ранены; освободившийся от веревок, Торбин держит их под прицелом. Хайер и лысый опасности не представляют. Кравец с Рябовым благополучно смылись. Русские – что тут скажешь?..
Отодвигаю озверевшего Велика:
– А Колчака-то с какого перепугу вспомнил?
– Да ты что, Глеб! Его ж французский генерал в Омске эсерам сдал! Я на гауптвахте читал. Сволочи! Предатели…
– Ну а эти при чем?
– В Сомали колония была французская, усекаешь?..
– Понятно. Бери его, – киваю на Хайера, – и делаем отсюда ноги.
Мы торопливо подбираем оружие, боеприпасы и выталкиваем в коридор большеротого негра. Отныне наша жизнь всецело зависит от него.
Больничка подозрительно пуста. До визита Хайера с кодлой телохранителей в соседних палатах парилось несколько больных, а по коридору перемещался бесшумной тенью дежурный медбрат.
Решительно направляемся к выходу. Знали бы английский – спросили бы у главного сомалийского пирата, сколько с ним прибыло головорезов. А ввиду того, что слишком часто прогуливали уроки в школе, действуем по наитию. Проще говоря – как получится.
Хайера поручили главному народному мстителю с жестким указанием не лишать его жизни до наступления предельно критического момента. Велик все понял и, бережно обхватив могучей ручищей тонкую шею, ведет заложника по коридору. Мы с Валерой, вооружившись «калашами», глазеем по сторонам.
На освещенное жиденькой лампочкой крыльцо первым ступает Хайер, к башке которого для наглядности приставлена внушительная «беретта». Мы чуть позади – «нюхаем» пространство стволами.
– Вижу чертей за пикапом, – докладывает Велик. – Трое или четверо. И, кажись, кто-то шевелится у ворот.
Чертей у белого пикапа не заметить крайне сложно. Двое стоят в кузовке и, развернув открытую турель, направляют в нашу сторону ствол пулемета; вторая пара заняла позицию у двухместной кабинки. Третья ощетинилась автоматами из-за солидного внедорожника. И у ворот, как верно подметил Стас, происходит возня.
Жестами приказываю Хайеру отогнать своих людей подальше. Он истошно общается с охраной, и скоро от машин к воротам отбегают длинноногие негры.
Опять толкаю наше «золотце» в бок. Показываю на ворота и развожу в стороны ладони.
Гортанный крик. Пяток непонятных слов…
– А вдруг он зовет на помощь? – сомневается Велик.
– Тогда отстрелишь ему нижнюю челюсть, – медленно выговариваю слова и вижу открывающиеся створки. – Ходу, парни. К машине!
Запрыгиваем в салон внедорожника: Валерка за руль – у него с вождением всегда получалось отлично, я справа для подстраховки, Велик с Хайером сзади. Движок заводится без проблем, яркий свет от включенных фар освещает половину больничного двора.
– Куда рулим? – спрашивает Торбин, разбираясь с коротким рычажком переключателя передач.
