Владимир Колычев - Не жалею, не зову, не плачу
– Убили! – оглушительно завизжала Женя.
Не знаю, что на меня тогда нашло, но я ей поверил. Сначала испугался, отчего как был в одних трусах, так и выскочил сначала в коридор, а затем на балкон, перевернув по пути кадку с пальмой. Трезветь я начал уже в полете – со второго этажа на палисадник. Колючий розовый куст, на который я приземлился, окончательно привел меня в чувство, но было уже поздно возвращаться в общагу – и за одеждой, и за тем, чтобы убедиться в том, что никого я не убивал…
Только на следующий день я узнал, что парень был доставлен в больницу с ушибом головного мозга и переломом челюсти. На другой день отнюдь не в торжественной обстановке мне был вручена копия приказа о моем отчислении из института. Также меня обязали явиться к следователю прокуратуры для дачи показания. Оказалось, что по факту нанесения мною телесных повреждений было возбуждено уголовное дело.
На помощь мне пришел Олег. Нет, он не стал ни с кем договариваться, нанимать адвокатов. Он просто дал мне добрый совет.
– У следователя был?
– Еще нет.
– Значит, подписку о невыезде с тебя еще не взяли.
– Пока нет, – удрученно кивнул я.
– И повестку в военкомат ты тоже не получал?
– Нет.
– Это потому что там тормоза. Но ты прояви гражданскую ответственность, сам сходи в военкомат. А следователю скажешь, что повестку получил и не прибыть не мог. Лучше в армию, чем в тюрьму, как ты думаешь?
– Лучше в армию, – не стал спорить я. – Но меня и там достанут.
– А это вряд ли. Никто не станет за тобой ехать… Ты для верности куда-нибудь на Дальний Восток попросись, лучше всего куда-нибудь на дальнюю погранзаставу…
В погранвойска меня не взяли – оказалось, что там нужно было заранее пройти специальный отбор и получить какой-то допуск. Но на сборном пункте я смог заинтересовать «покупателя» в форме морского офицера. Он собирал команду как раз для отправки на Дальний Восток. Я ему приглянулся, и меня зачислили в его группу.
Служба в Военно-морском флоте меня устраивала. Отправлюсь в дальнее плавание, и никакая прокуратура меня не разыщет. Но как оказалось, долгие «круизы» по Тихому океану мне не грозили. Дело в том, что меня зачислили хоть и в морскую, но пехоту…
* * *Алена не заметила, как проснулась мама. Не поднимаясь со своего места, она повернулась к ней, затуманенно посмотрела на нее:
– Ты что делаешь?
– А-а! Бумаги смотрю, – встрепенулась девочка.
Она чувствовала себя преступником, застигнутым на месте преступления.
– Какие бумаги? – скользнув взглядом по закрытой уже папке, спросила мама.
– Документы. На дом, на все остальное…
Стараясь сохранять спокойствие, Алена вложила папку обратно в сумку.
– Зачем тебе это?
– Скучно потому что. Жду, когда ты проснешься…
– И что, интересно?
– Что там может быть интересного?
На самом деле было очень интересно. Она даже не заметила, как пролетело время… Тайна сама по себе – субстанция интригующая. Алена читала рукопись, которую отец держал от нее за семью печатями, – уже от одного этого захватывало дух… А мемуары – может, и не разорвавшаяся, но бомба. Лиза, Генка, Олег, мимолетная Тома… Веселая молодость была у папы, бурная, можно сказать. Оказывается, в молодости он серьезно занимался боксом. И еще он служил в морской пехоте, о чем почему-то не рассказывал. Теперь ясно, почему он так ловко разоружил и уложил бандитов…
– Да, тут еще доллары были, – с показной небрежностью Алена бросила на стол неполную пачку денег.
– Доллары? Откуда в документах доллары?
– Не знаю.
– А сумку ты где взяла?
– На полу валялась. Она у этого, Лысого была. Он когда с папой за деньгами пошел, этой сумки не было. А вернулся с ней…
– И сумка валялась на полу?
– Да.
Алена думала, что мама заберет сумку, но, похоже, она потеряла к ней интерес. Она еще не совсем протрезвела, ей хотелось спать. Вид у нее разбитый, изнеможенный.
– Пошли спать.
Алена взяла ее за талию, помогла встать. Они вместе пошли в дом, но спать легла только мама. Она же, не в силах перебороть любопытство, сбегала в кафе за сумкой и, утащив ее в комнату, снова взялась за чтение…
Часть вторая
Глава 1
На отца больно было смотреть. Волосы седые, лицо изможденное, глаза отечные, подбородок трясется. Ходит с палочкой, говорит еле-еле… Целый год он провел под следствием, но дело все же до суда не дошло. Только его выпустили из-под стражи, как случился инсульт. Только выкарабкался, хватил второй… И мама постарела, поседела, осунулась. Все тяготы последних лет четко были выписаны на морщинах ее лица. А в глубине усталых глаз – тревожное ожидание будущего. Развал Союза, инфляция, полная неопределенность. Одна только Вика цвела и пахла, но и ей несладко в этой новой жизни. Работала она где-то в совместной советско-американской фирме, получала неплохие деньги, но ей приходилось содержать родителей и квартиру на Новом Арбате, в которой она жила вместе с ними. И о счастье в личной жизни приходилось только мечтать. Женихов у нее было много, но никто из них так и не стал ей мужем. Впрочем, та же ситуация у меня. С Лизой я развелся еще три года назад, после чего ни с кем всерьез так и не сошелся. Были женщины в моей жизни, но ни одна из них не смогла удержать меня во Владивостоке, где я служил… И вот я снова в Москве, в форме старшины-сверхсрочника, без образования и работы. Но мне всего двадцать четыре года, у меня все еще впереди…
Отец немощно меня обнял, мама расцеловала, а Вика долго смотрела на меня с экзальтированной улыбкой.
– Какой красавец! Не будь ты моим братом, я бы в тебя влюбилась… Даже целовать тебя боюсь. Шучу, конечно…
Она коснулась губами моей щеки тепло, но бесстрастно, так же, как в прежние времена. Но я почувствовал ее тоску по сильному мужскому плечу. Ей уже, считай, двадцать девять, молодость уходит, а она все еще одна. А ведь симпатичная девушка… Обидно – и ей, и мне.
Отец отправился в спальню: ему нужно было отдохнуть и прийти в себя после всплеска чувств. Я не мог смотреть, как он идет, опираясь на палочку. Но помочь ему ничем не мог. Во мне было столько силы, что я запросто мог поднять его на руки, отнести в комнату, но ведь обидится… Я опечаленно вздохнул, глянув на маму.
– Совсем он у нас плохой… – с горечью в голосе сказала она.
– Это еще ничего, – добавила Вика. – После первого инсульта три месяца пластом лежал, после второго – полгода… Как бы третий не случился…
– Тьфу, тьфу!..
Я постучал кулаком о дверной косяк, сожалея о том, что целых четыре года был далек от семьи.
Отслужив два года срочной, я побоялся вернуться домой. И все из-за уголовного дела, которое было против меня возбуждено. Прокуратура не пыталась искать меня, но все же я связался с Олегом, попросил разведать обстановку. Он написал мне, что парень, которого я избил, давно уже выздоровел; дело сдано в архив, но следователь все же хочет со мной встретиться. Так я и остался на сверхсрочной, отслужив еще два с лишним года в должности старшины разведроты. Но весной девяносто второго года я все же написал рапорт на увольнение. Надоело. Пусть уж лучше мне дадут условно здесь, в родной Москве, чем жить на чужбине. К тому же здравым умом я понимал, что привлекать к ответственности меня не будут: кому охота искать вчерашний советский день в сегодняшнюю бытность отнюдь не ударного построения капитализма… В общем, я вернулся домой. И будь что будет…
Мама и Вика пошли накрывать на стол, а я принял душ. Наконец-то я дома… Жаль, что возвращение мое можно было назвать безрадостным. Отец совсем больной, мама также выглядит неважно, сестра, как я понял, близка к отчаянию. И что хуже всего, меня не встречала Лиза. Так было бы здорово, если бы она была здесь, обняла меня, подала мне полотенце и чистое белье для ванной, выпила бы вместе с нами по случаю моего возвращения, а потом… Но нет Лизы. И если выпьет она сегодня, то не со мной. И в постель если ляжет, то не ко мне… Где она? Что с ней? Я совершенно ничего про нее не знал… Можно было бы отправиться к ее родителям, но я знал, что проклятая гордость не позволит мне сделать этого. Ведь я до сих пор не простил ей измену. И не прощу никогда. Такой вот я упрямый дурак…
О Лизе я услышал от Вики, за столом, уже после того, как мама увела отца в спальню. Мы остались с сестрой одни, еще раз, но уже тет-а-тет, выпили за встречу.
– Видела я твою бывшую, – с каким-то непонятным для меня сарказмом в голосе сказала она.
А ведь они с Лизой были подругами.
– Недавно, этой зимой, в январе, кажется…
Вика замолчала, ожидая от меня ответной реакции. Но я как воды в рот набрал, как будто Лиза совершенно меня не волновала.
– Тебе что, неинтересно? – спросила она.
Я мог бы сказать, что нет. Но врать не хотелось. Поэтому я просто промолчал.
– В норковой шубе, вся из себя! В машину садилась, за руль… А машина у нее какая! «Мерседес», из Германии!.. И откуда у нее все это?
