Михаил Нестеров - Горный стрелок
– Вы зря так думаете. Мирослав Кроужек – в первую очередь государственное лицо. Я шеф его службы безопасности, поэтому все переговоры буду вести лично я.
– Я уже говорил вашему шефу, что от него потребуется перевести энную сумму в несколько названных мною банков. На этом все закончится.
– Не уверен, но давайте опустим это. Меня больше всего волнует вопрос о безопасности моего шефа. И я спрашиваю вас: как вы собираетесь пройти вооруженный отряд охранников в базовом лагере?
– Дело в том, что мы не будем его проходить, а обойдем, спустившись траверзом боковой морены. Как опытный альпинист заявляю вам, что это возможно. Мирослав может это подтвердить. Теперь слушайте меня очень внимательно. Я тут использовал русских – они добросовестно выходили в эфир. И все были уверены, что это именно русские – и на поисково-спасательной базе, и у вас. Теперь я и от вас попрошу того же самого. Пока мы идем вниз, в базовом лагере должны слышать голос Мирослава Кроужека и ваш голос, Новак. Мы минуем базовый лагерь, а в устье долины Рамтанга нас поджидают два джипа. На них мы проделаем несколько десятков километров, потом пройдем перевалами, приближаясь к китайской границе, а вы будете передавать сообщения.
– Здорово. А потом? Что будет потом?
– Зайдем в китайский ресторан и прокутим часть денег.
– В целом я понимаю ваш план. Но в нем много недочетов. Что делать – я вынужден указать вам на них, чтобы избежать осложнений.
– Вы довольно легко согласились. Мне думалось, что это будет не так просто. Вернее, не так быстро.
Было видно, что Новаку трудно говорить, он время от времени морщился от боли в руке.
– Опустим и это, – сказал он. – Переговоры есть переговоры, это обычный контакт с террористами. Итак, первое. Вам снова нужно привлечь русских в нашу... компанию, что ли. Чтобы они так же регулярно выходили в эфир. Если этого не сделать, поисковики вышлют в горы отряд. Он наткнется на нашу группу, и тогда возникнут непредсказуемые действия с обеих сторон. Например, в эфир может проскочить сообщение, и тогда мои люди из базового лагеря тоже включатся в работу. Здесь, под дулом автомата, я не смогу организовать их должным образом. Тут много вариантов. Вот вам один из них: они решатся на активные действия, что усугубит положение моего шефа. Вы можете занервничать. Если не вы лично, то кто-то из ваших людей. Понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю. Вы говорите о безопасности вашего шефа. Но вы зря недооцениваете меня, я просчитал все варианты. Наш обратный путь стремительным спуртом займет два дня, на другое я не рассчитываю. И столько же – два дня – я не выходил на связь с базой, работая под русских. Сейчас история повторится, поисковики станут обзывать русских идиотами, а вы будете поддакивать им и говорить, что видите русских: они, например, идут перевалом. Лично мне большая компания иждивенцев ни к чему. Но на всякий случай я оставил с русскими своего человека. Ведь вас могли убить во время перестрелки.
– Вы хотите убить русских?
– Это на усмотрение моего человека. Хотя одну рекомендацию я ему дал: забрать у них обувь и теплую одежду. Не говоря, конечно, о средствах связи. – Шеель связался с Фитцем и коротко бросил: – Мы ждем тебя, Йохан. Отбой.
Новак шумно выдохнул через нос и закрыл глаза.
– А вы не думаете, что ваш человек пренебрежет вашей рекомендацией?
– Я же сказал, что это на его усмотрение.
– Вы очень жестокий человек.
– Что делать... У каждого своя работа.
Новак несколько секунд пристально смотрел на Шееля.
– Я на девяносто девять процентов уверен, что с нами вы поступите так же.
А вообще, Шеель, вы даже не представляете, во что вы впутались. Вас будут искать и найдут.
– Перестаньте, Новак. Кому, как не вам, знать, что меня не найдут. Есть немало стран, где меня охотно примут именно как Ларса Шееля, командира «Красного спасения». Я могу перечислить вам эти страны: Куба, Китай, Иордания, Северная Корея... Но я еще сто раз подумаю, прежде чем определиться окончательно. А вам, Новак, дам тонкий намек: Антильские острова. Герр Кроужек невольно отправляет меня на пенсию, обеспечивая мне беззаботную старость. В отличие от него я не страдаю морской болезнью и буду тихо грустить о горах на борту своей яхты... А как ваша рука, Новак, не очень болит? Я просил Алину ненадолго вывести вас из строя, но чтобы в дальнейшем вы смогли в нем остаться.
– Простреленная рука не может не болеть. Ваш снайпер хорошо стреляет.
– Снайпер не может плохо стрелять, – моментально отреагировал Шеель. – На то он и снайпер. Алину я знаю давно, она служила в немецком спецотряде егерей. Знаете, что это такое?
– Знаю. Отряд, специализирующийся в горах.
– Именно. Но Алина – настоящая немка, она сама предложила свои услуги одной из наших армий. Потом... Впрочем, не будем говорить на эту тему. Это – личное. А вас, Новак, и вашего шефа предупреждаю: малейший намек даже в интонации во время радиосеансов – и вы навсегда останетесь в горах. За себя я не беспокоюсь, я только потеряю деньги, и все. А уйти живым отсюда – для меня не проблема. Я уйду если не здесь, то в другом месте пограничного хребта.
– Хорошо, – после паузы сказал Новак. – Но вы не можете не пойти на уступки. Я как бы подписываюсь под вашими обязательствами, в которых вы гарантируете вице-премьеру Чехии Мирославу Кроужеку неприкосновенность до выплаты им энной суммы и далее. А вы сейчас же освобождаете граждан Чехии из-под стражи. Я понимаю: это трудный пункт соглашения – вы оставляете за спиной семь человек. Но без него не будет продолжения. Но есть вариант разрешения этой проблемы. Вы забираете у альпинистов средства связи, теплую одежду и обувь, но оставляете палатки, где они смогут продержаться четыре-пять дней до появления здесь поисково-спасательной бригады. Ведь тот же самый вариант у вас был для русских. К чему вам лишние жертвы, Шеель, неужели вам мало крови? Посмотрите, четверо моих парней уже никогда не встанут.
– Пятеро, – спокойно уточнил капитан. – Еще ваш офицер связи. Хорошо, Новак, я принимаю ваши условия.
– Договорились. А теперь я хочу услышать конкретные цифры. Чтобы потом вы не выслушивали оправдания моего шефа.
Мирославу Кроужеку казалось, что о нем забыли. Он, открыв рот, чувствовал себя в партере театра, где перед ним шел хорошо заученный диалог двух артистов: никто из двоих ни разу не сбился, не почесал за ухом, не глянул исподтишка на будку суфлера. Либо перед ним действительно стояли два высококлассных профессионала с железными нервами и такой же выдержкой, либо...
После недолгого раздумья он обратился к Новаку:
– Ларс запросил слишком большую сумму, у меня такой нет. Большая часть денег в обороте, в производстве. Я согласен на... сто. Этого будет достаточно?
Шеель, прикидывая, прикрыл один глаз.
– Да, – наконец сказал капитан. – Это – минимум, что мы хотели заработать. А теперь – бытовые проблемы. Сейчас мы плотно завтракаем, стреножим альпинистов и отправляемся в путь.
Новак насторожился.
– А ваш человек, который сейчас с русскими? Кстати, они далеко?
– Не близко. Большой толпой приближаться к вашему лагерю было бы рискованно. Поэтому Йохан и русские в укрытии и вне досягаемости ваших биноклей.
– Вы что, не будете их ждать?
– Они налегке и догонят нас.
– Та-ак. – Новак, не мигая, уставился на Шееля. – Кажется, я понимаю, почему вы так быстро согласились на мое предложение. Вы действительно все просчитываете моментально. Ваш человек пройдет мимо лагеря и перестреляет безоружных альпинистов.
– Он не сделает этого. Потому что привык подчиняться приказам. А на уничтожение чешских альпинистов у него приказа нет.
– А откуда мне знать об этом? Вот что, Шеель, связывайтесь с вашим бандитом и отдайте соответствующее распоряжение.
– Не стоит его отвлекать. Сейчас он торопится.
–У вас есть что-то святое в жизни, Шеель?
– Безусловно.
– Прозвучит довольно глупо, но поклянитесь этим святым, что чешские альпинисты останутся живы.
– Действительно глупо. Но я клянусь.
Новак сморщился.
– Шеель, давайте все-таки дождемся вашего человека.
– Бессмысленно меня уговаривать. Мы потеряем около шести часов. А время – деньги. Все, герр Новак, переговоры закончены.
22
Чешские альпинисты сидели на ткани расстеленной на снегу палатки и бросали тревожные взгляды на человека, быстро приближающегося к их лагерю.
Первым заметил его Богумил Слончик. Он обратил на него внимание Миклошко, но тот только равнодушно повел в ту сторону головой. Пресс-секретарю казалось, что несколько часов назад он пережил клиническую смерть. Потом он вернулся к жизни, но ненадолго. «Я думаю, все будет хорошо», – сказал ему на прощанье Мирослав. Миклошко видел испуганные глаза старого друга и слезливый блеск в них. Он понимал товарища – еще неизвестно, как бы он сам выглядел на его месте.
