Александр Золотько - Рождество по-новорусски
Подошел к таксофону. Набрал номер.
– Слышь, корешь, – сказал Володя, когда на том конце ответили. – Я тебе вчера звонил. Ага. Все остается в силе. В доме напротив твоего, в третьем подъезде, за радиаторами, лежит пакет. Там ствол, аванс, инструкции и фотографии. Смотри, не спутай. Я шутить не буду. Все понял? Завтра.
Володя повесил трубку.
Все будет, как нужно. Все будет путем.
Глава 5
При достаточной тренировке казаться невозмутимым в любой ситуации – легко. А доводить окружающих до исступления – еще легче. Тренировки в этой области у Гринчука было более чем достаточно, посему и невозмутимость он проявил и ярости в окружающих вызвал в достаточном количестве.
Но казаться невозмутимым и быть им – разница была существенной. Гринчук с трудом дождался окончания тягостного разговора с Владимиром Родионычем, Полковником и Шмелем. Разговор этот практически ничего не дал, за исключением того, что Шмель, в общем, согласился с предположениями Гринчука. При этом, правда, он все-таки настоял, чтобы Гринчук и его помощники от этого дела держались в стороне, выполняя, разве что, распоряжения Шмеля.
В прессу и на телевидение было решено информацию о похищении не передавать. На всякий случай, убийство на трассе даже не попало в оперативные сводки. Гринчук при обсуждении этого выразительно пожал плечами, но вслух возражать не стал. Он даже безропотно согласился в дело не лезть и обо всем информировать Шмеля.
Взгляд Полковника при этом выразил очень сильное сомнение, но никто больше на это внимания не обратил.
– Тогда я пойду, – предложил Гринчук, когда разговор перешел на технические аспекты грядущей операции. – Я сегодня катастрофически не выспался. Если что понадобиться – за пивом сбегать, или стаканы помыть – звоните мне на трубу.
В дверях кабинета Гринчук остановился, щелкнул каблуками и коротко кивнул:
– Честь имею!
В приемной Гринчук задержался возле стола секретарши. Она вопросительно посмотрела на него.
– Вы верите в любовь с первого взгляда? – спросил Гринчук.
– Да, – спокойно ответила Инга.
– А я – нет, – сказал Гринчук. – Какая сволочь!
Гринчук вышел из приемной, а Инга задумчиво посмотрела на закрывшуюся за ним дверь.
По дороге на улицу, Гринчуку очень хотелось врезать изо всех сил в какую-нибудь дверь кулаком. Или спровоцировать кого-нибудь из охраны на драку. Сразу двух. Или трех. Драка с двумя-тремя противниками очень помогает выбросить из головы всякую ерунду.
«Джип» стоял напротив выхода из дома. Сидевший за рулем Браток спокойно читал журнал. На севшего в машину подполковника он даже не оглянулся, только аккуратно свернул чтиво и сунул его в бардачек.
– Куда?
– Не закудыкивай.
– Далеко? – невозмутимо переспросил Браток. – Где едем?
Гринчук задумался. Всех в городе на уши поставят без него. Сейчас уже наверное десятки, а то и сотни самых разных людей поднимаются по тревоге и отправляются на поиски. Неизвестно чего, честно сказал себе Гринчук.
Липского-младшего сейчас держат где-то на хате, перевозить его не станут, так что тут случайности исключены. Обыски и облавы… Вряд ли. Милицию решено не привлекать. Разве что на выезде из города усилят контроль, чтобы пацана не вывезли.
В этой ситуации самому Гринчуку, в общем, ничего не оставалось, как…
Гринчук достал из кармана мобильник, набрал номер.
– Слушаю, – сказал Граф.
– Ты сейчас где?
– Естественно, в Клубе.
– Тогда жди, – Гринчук спрятал телефон. – Поехали, Браток, в Клуб. Устриц поедим.
Конечно, хорошо бы сейчас съездить к Липскому, поспрашивать его и семью, обслугу, но что-то подсказывало Гринчуку, что Липский с ним разговаривать сейчас не станет.
– Возле Клуба нет стоянки, – напомнил Браток, когда машина подъехала к заведению Графа.
Всю дорогу от большого дома он молчал. Небольшая оттепель в его настроении, случившаяся прошлой ночью, исчезла без следа. Он снова был угрюм и неразговорчив.
– Вот тут останови, – сказал Гринчук.
Машина остановилась.
– Что случилось? – спросил Гринчук.
Браток оглянулся, посмотрел под ноги, потом вопросительно посмотрел на Гринчука.
– Не прикидывайся валенком, – сказал подполковник. – Колись, Браток.
Браток молчал.
– Ну, как знаешь, – Гринчук открыл дверцу и хотел выйти из машины.
– Юрий Иванович…
– Да?
– Вы помните, летом, когда я еще у Гири работал…
– Конечно помню. И помню, что тогда у тебя настроение было немного бодрее.
– Вы сказали, что я фигней занимаюсь, что другие пацаны меня только по кличке знают, а то, что меня зовут Иван Бортнев…
– Помню, – сказал Гринчук.
– А сейчас… Я Браток или Иван Бортнев?
– Ты… – Гринчук вдруг понял, что ответ на этот, в общем-то, дурацкий вопрос для Братка… Ивана Бортнева очень важен.
И отделаться шуткой тут уже не получится.
– Что у тебя случилось, Ваня? – тихо спросил Гринчук.
– Ничего у меня не случилось, – сказал Браток. – У меня все продолжается. Вас тут ждать?
– Пошли вместе.
– Я не голодный, – сказал Браток и достал свой журнал. – Я тут посижу.
– Как знаешь, – сказал Гринчук. – как знаешь.
Граф уже был в курсе.
Граф вообще старался держаться в курсе всего, происходившего в Обществе. Быть в курсе, но держаться стороны, поставил себе за правило Граф и правило это выполнял.
Гринчука Граф, как обычно, встретил у входа в Клуб и провел его в отдельный кабинет. В клубе почти никого не было, только одна пара сидела в общем зале, беседуя под шампанское и фрукты.
– Выпьешь? – спросил Граф.
– Мышьяку. Стакан. И закушу крысиным ядом.
– Извини, только из того, что есть в меню, – Граф положил перед Гринчуком шикарную кожаную папку.
Папка отлетела в угол кабинета.
– Понял, – сказал Граф, усаживаясь за столик напротив Гринчука. – разговор будет душевный и долгий. И, как я понимаю, о Липском и его окружении.
– Да. И как можно подробнее.
– Попробую. Ты, кстати, в курсе, что некоторые тебя в этом обвиняют?
– Например, Шмель.
– Не только. Черт тебя дернул устраивать этот концерт. Мог бы со мной посоветоваться.
– Вот я и пришел.
– Лучше позже, чем никогда.
Мысль эта была хоть и банальна, но совершенно здрава. Срабатывала она, правда, далеко не всегда, и в случае, например, с парашютом, раскрывшимся от удара об землю, утешала слабо.
Геннадий Федорович эту поговорку не любил. А в последнее время он не любил и само слово «никогда». Неприятное это было слово. Болезненное.
Геннадий Федорович приехал в свой клуб уже вечером первого января. Казино еще не работало, по этой причине не было в казино и клубе никого, кроме самого Гири и охраны.
Гиря медленно прошел по залу казино. Все отремонтировали, все сделали. Оставалось только собрать толпу, пригласить телевизионщиков и в их присутствии перерезать ленточку. Еще нужно было освятить центр порока.
На стенах под новой отделкой не было видно следов от пуль. Крови на полу тоже, естественно, уже давно не было.
Как не было крови и следов от пуль в вестибюле.
Три месяца назад все это было. И еще было два десятка трупов. И был Андрей Петрович, свешивающийся с кресла в кабинете. И была тоненькая струйка крови, соединяющая дырку у него в виске с полом. С лужицей крови.
Гиря поднялся на второй этаж, вошел в приемную.
Секретаршу на место Нины он еще не взял. Не успел. В дурке он отлично обходился без секретарши.
В кабинете также все успели убрать и отремонтировать. И даже кресло заменили. Сначала Гире даже нравилось смотреть на кресло, в котором закончился путь Андрея Петровича. Потом это стало безразлично. И даже неприятно.
Гиря подошел к бару.
Тут он нашел тогда гранату. Лимонку. Привет от Гринчука.
Это потом он понял, что от Гринчука, подумав на досуге. А тогда сорвался. Забился в истерике. И тогда, пожалуй, впервые, вдруг понял, что жизнь может оборваться в любую секунду. И от всей крутизны останется только крутой гроб из красного дерева.
Гиря открыл дверцу бара. Достал початую бутылку водки.
Для своих людей он организовал гулянку. Сейчас они сидели, как обычно, в «Космосе» и пили за его здоровье.
А Гире хотелось посидеть одному. Странно. Раньше он никогда… Гиря выругался. Раньше он любил веселую шумную компанию. Теперь…
Зазвонил телефон на столе.
– Чего? – спросил Гиря.
– Приехал этот, Виктор Евгеньевич, – доложил охранник снизу, от входа. – Пошел к вам.
– Сам приехал?
– Водила остался в машине.
Гиря положил трубку, оглянулся быстро, сел за журнальный столик и открыл бутылку, захваченную из бара. Сделал глоток водки прямо из горлышка, потом налил в стакан. Расстегнул пиджак.
Без стука открылась дверь, и в кабинет вошел Виктор Евгеньевич. Невысокий, с аккуратной прической. Небольшая бородка и усы делали его похожим на профессора, по мнению некоторых. Профессора-патологоанатома, как добавил кто-то, встретившись с ним взглядом.
