Михаил Нестеров - Бешеная стая
Все стулья (на самом деле их было на порядок больше) в баре были заняты. Я едва нашел местечко за пошарканной стойкой и заказал водки. Я был абсолютно трезв, чтобы с первого глотка определить, что водка, которую мне подал официант, хорошего качества. Возможно, когда я захмелею, он подсунет мне паленки. Я не сразу обратил внимание на портрет симпатичной, лет двадцати семи, женщины; в траурной рамке, он затерялся среди винных бутылок. Привлекая внимание соседа, я поднял рюмку и, глядя на портрет, только что не пустил слезу…
Сосед присоединился к моему тосту, перехватив мой взгляд, хлебнул пива из своего стакана.
– Душевный был человек, – сказал я. – Одна беда: курить в баре не разрешала. Только щелкнешь зажигалкой, она сразу в крик: «Курить выходим на улицу!»
– Надо же! – сосед удивленно уставился на меня. – Я и забыл про это. Сейчас-то видишь, курить можно, – он кивнул головой в никуда, – вентиляцию поставили. Да, гоняла она нас будь здоров. Вижу, ты частенько тут приземлялся.
– А то! У меня количество взлетов и приземлений совпадают.
Я положил перед ним фотографию Блондина.
– Видел этого человека раньше?
Он помотал головой, даже не посмотрев на снимок.
– Я же не просто так спрашиваю. Ответь, если можешь. Нет – дело твое. Ей от этого хуже не станет, понимаешь?
– А мне? – он покачал головой. – Пойду-ка я лучше отсюда.
– Что, не взглянешь?
– Нет.
Я не стал показывать снимок Блондина официанту: если стаж его работы в баре больше двух лет, в ту смену он не работал: два официанта в крошечном баре для хозяина – непозволительная роскошь. Мне важно было найти свидетеля, который опознал бы Блондина, а потом и Розового, и только потом переключаться на день похищения Ольги Губайдуллиной, когда Розовый действовал в одиночку.
Я отдавал себе отчет в том, что половина завсегдатаев этого бара откажется взглянуть на снимок Блондина из-за боязни, вызванной жуткими подробностями убийства официантки. Другая половина так или иначе не останется безучастной. А что такое пятьдесят процентов в сыскной деятельности, и ежу понятно. Порой один шанс из тысячи оказывается победным.
Лет двадцати с небольшим парень, стриженный наголо, услышал наш разговор и подсел ко мне.
– Дай-ка взглянуть, брат.
– Смотри.
Он долго всматривался в снимок, потом покачал головой:
– Нет, ни разу не видел его здесь. Он не местный, это точно. Он, что, причастен к убийству Ольги?
– Он – единственная зацепка, – ответил я честно.
– Дай мне фото. Я покажу его знакомым во-он за тем столиком, – показал он рукой.
Он вернулся через пару минут: никто из его знакомых Блондина здесь не видел.
Я поблагодарил его кивком головы.
Мне пришлось сунуть прутик в осиное гнездо… Кто знает, может быть, среди трех десятков посетителей есть один, которого я ищу. А почему бы сюда не прийти… нет, не Розовому, который нарисовался здесь дважды и его могли опознать, а кому-нибудь из банды, прослышавшей, что кто-то копает под них из этого места? «Пес» коротает время за кружкой пива и прислушивается к разговорам в баре. И буквально в эту минуту меня осенило: а ведь убийство Губайдуллиной могло остаться тайной двоих. Действительно, зачем Розовому и Блондину трубить о своем первом преступлении, ведь каждое преступление – нить, ведущая к банде. За одним признанием потянутся вопросы: что еще вы утаили от нас, какие еще сюрпризы нам ожидать? Не здесь ли кроются корни конфликта между Розовым и Блондином? Эта мысль не была лишена оснований, и мне стоило над ней подумать.
Мой телефон пискнул принятым сообщением. Проныра сообщал мне, что где-то на западе Москвы произошло вооруженное ограбление двух подростков, грабители забрали у них сотовые телефоны, мелочь… Я хмыкнул. Проныра в одностороннем порядке расширил мой список интересов, и его сообщения стали попросту спамом. Надо бы отписаться от рассылки, подумал я, иначе он наберет обороты и завалит меня криминальной хроникой. Не пройдет и часа, как Проныра сбросит сообщение о том, что на детской площадке голодный бомж отобрал у ребенка бутерброд.
В баре я просидел до самого закрытия, как будто боялся выходить на вечернюю улицу. Еще несколько человек посмотрели фотографию Блондина, но никто его раньше здесь не видел.
– Облом?
Я не сразу сообразил, кто задал мне этот вопрос. Поднял голову и бросил взгляд на официанта. Не сказать, что этот небритый малый, чем-то напомнивший мне Виталика Аннинского, отличался наблюдательностью, это я вел себя открыто. Короче, трудно не заметить подлодку, вылетевшую на берег.
– Вроде того, – ответил я на его вопрос, в упор не замечая скромности официанта с бейджем «Вадим Зубко»: он остался единственным, кому я не показал снимок убийцы. Почему – на этот вопрос я ответил, когда вошел в этот бар и устроился за стойкой. В очередной раз я вынул из кармана фото. Вадим, протирая салфеткой рюмку, долго смотрел на снимок.
– Я не вспомнил бы, – вдруг сказал он. И сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди: он видел Блондина, а значит, он видел и Розового! – Я не вспомнил бы, – повторил он, – но меня насторожили твои слова.
– Какие? – Я был вынужден заполнить паузу.
– Ты сказал, что Ольга была хорошим человеком.
– Душевным.
– Да. Да. Только с курильщиками была нещадной. Я ей сто раз говорил: с клиентами будь помягче. Но она буквально выгоняла их на улицу.
– Она выполняла распоряжение управляющего или действовала по своей инициативе?
– Роспотребнадзор затрахал: нет вытяжки, нет того, нет сего; оштрафовали раз, другой… Примерно за неделю или две до ее исчезновения Ольга прикрикнула на двух парней. Я был на складе – меня вызвали из дома принять товар. Как раз в один день привезли пиво, вино, продукты.
– Смена была не твоя?
– Я должен был заступить через день.
– Живешь рядом?
– Нет, далеко отсюда – в Марьиной Роще.
«Продолжай», – кивнул я.
– Ольга прикрикнула на них раз, другой, заодно позвала меня. Я был готов вмешаться, наблюдая из коридора, но не спешил: все конфликты кончались одинаково. И эти два парня чуть позже тоже вышли на улицу. Вот он, – официант постучал пальцем по фотографии и замялся, подбирая слова, – у него было такое выражение лица… Мне казалось, он сейчас бросится на Ольгу и задушит ее голыми руками. Столько злобы в одних глазах я еще не видал. А его друг – чуть пониже ростом, с военной выправкой, как мне показалось, он что-то сказал ему и похлопал по руке. Тот отдернул руку, и они вышли из бара.
– В бар они больше не возвращались?
– Насколько я знаю – нет.
– После исчезновения Ольги тебе эта сцена не приходила в голову?
– В каком смысле?
– Не вспоминал ли ты о том конфликте?
Вадим покачал головой: нет. И дополнил:
– Месяцем или двумя позже я вспомнил о нем. В тот день снова привезли товар и снова была не моя смена. Бум! Как будто кто-то по голове стукнул. Но мотив показался мне слабоватым. На каждого из нас по несколько раз в день покрикивают: контролеры – если ты в автобусе, пешеходы – если ты в машине, врачи – если ты в больнице. Я хочу сказать…
– Что тому спору ты не придал особого значения.
– Точно. Хотя злобный взгляд того парня не могу забыть до сих пор. Может быть, я думаю так, а не иначе, потому что это ты освежил мою память?
– Можешь отблагодарить меня. Как насчет водочки за счет заведения?
– Без проблем.
Я выпил, прикурил от зажигалки официанта. И он живо напомнил мне другого – из «Комфорта Тиффани». Что же, у меня появился шанс разузнать, причастен ли парень с обложки к убийству Ольги Губайдуллиной. Если Вадим опознает его, то, сам того не осознавая, опознает главаря «Бешеных псов». Это случится завтра, когда я распечатаю снимок с изображением парня.
– А позже ты не видел второго?
– Нет, – Вадим снова покачал головой. – Только один раз – здесь.
– Где мы завтра сможем встретиться? Мне нужно показать тебе еще один снимок.
– Того, второго?
– Да.
– В шесть вечера я буду здесь. Попросишь официантку позвать Вадима, – он постучал по бейджику на груди.
– Договорились.
Мы обменялись рукопожатиями, и я вышел на темную улицу, которая, как показалось мне, кишела убийцами. Я остановил частника и назвал свой адрес. По пути домой на завтра я запланировал две встречи, и обе – с женщинами. Одна из них видела меня, другая не увидела бы меня при всем желании.
Я распечатал снимки Юрия Моисеева и разложил их перед собой в ряд, включил видеомагнитофон и перемотал пленку почти до конца. Вот момент, который интересовал меня: Розовый притормаживает у выхода из «крематория» и пропускает вперед товарища. А вот «покадровое» шествие Моисеева к двери префектуры – разложенные на столе снимки. Можно ли назвать характерным этот его жест рукой, этот поворот головы? Они были похожи, но не идентичны, и сказать, что это один и тот же человек, было нельзя. Мешала сравнивать одежда (на одном спортивная куртка с капюшоном, на другом деловой костюм), один имел лицо, лицо другого было скрыто под слоем маски. Я мог оперировать только манерами этих людей, и только манеры совпадали. Конечно, я склонялся к тому, что и на видео, и на снимках один и тот же человек. И Непомнящая была мотивирована, сдавая мне своего мужа. Скорее всего, Юрий и раньше ей изменял, однако последняя измена стала каплей, переполнившей чашу терпения Ирины Александровны.
