Александр Бушков - Пиранья против воров-2
Он двигался быстро и целеустремленно, все время оставаясь бесшумным невидимкой. Сначала прикинул, где, с точки зрения профи, могут разместиться стрелки при первом варианте, – и, наметив с полдюжины точек, выбрал с учетом этого маршрут по склону.
Шел «челноком», спускаясь все ниже и ниже. Пользуясь расхожим штампом, обратился в зрение и слух – но что поделать, если именно так и обстояло… Чужому регулярному спецназу здесь взяться неоткуда; если засада есть, состоит она, вероятнее всего, из типичных представителей местного криминала – но и эти наверняка хорошо знают тайгу, значит, как встарь, жизнь опять-таки зависит от зрения и слуха… От мастерства. А тебе уже не тридцать и не сорок, что характерно…
Вот только жить хочется даже сильнее, нежели в беззаботной почти юности, – долго живешь, привык уже, как выражались классики, хорошо представляешь, сколько всего теряешь с жизнью, и…
Он замер, глаза нехорошо сузились, кончики пальцев коснулись рукояти ножа, подвешенного на груди слева, почти над сердцем.
Ага. Вот он, комитет по встрече гостей.
Впереди, метрах в сорока, пошевелился некий предмет, своими очертаниями никак не ассоциировавшийся ни с фауной, ни с флорой, а исключительно с той тварью, что отчего-то именуется по-научному гомо сапиенс.
Человек, как и следовало ожидать, располагался на склоне спиной к Мазуру, лицом к распадку, он довольно грамотно выбрал позицию – за огромным выворотнем, корявыми корнями поваленного толстенного кедра. Вот только… Над ним стояло прозрачно-сизое облачко.
Мазура невольно передернуло от брезгливой досады: курить в засаде?! Прекрасно зная, что с минуты на минуту появится дичь?! Точно, тут и не пахнет какими бы то ни было конторами с угрюмой приставкой «спец»: цивильная шпана, и никак иначе…
Замерев, он довольно долго наблюдал за устроившимся в засаде субъектом и в конце концов убедился, что тот пребывает в полном и совершеннейшем одиночестве, если не считать пристроенного рядом старого доброго ручного пулемета, «Дегтярева» образца сорок четвертого года, давным-давно снятого с вооружения, но от того не потерявшего ни убойности, ни надежности. Отличная машинка, хотя и отсюда видно, воронение изрядно вытерлось, а приклад выщерблен и поцарапан. Все равно самая подходящая штука для того, чтобы резануть из засады по невеликой группе незваных пришельцев…
Ну что же, ситуация выглядела знакомо и где-то даже примитивно – ясен расклад, ясны собственные действия…
Выждав еще немного, чтобы продумать и рассчитать все до конца, Мазур бесшумно двинулся вперед, перемещаясь от ствола к стволу. Беззаботно щебетали пташки, мир состоял из напряженной тишины, пахнущей смолой и таежной свежестью…
Ну вот и все.
В прыжке Мазур сбил незнакомца в мох, перехватил ему глотку так, чтобы исключить любое нарушение тишины, а для пущей убедительности приблизил к глазам лезвие ножа, легонько провел острием по горлу. Шепотом сказал:
– Молчать, падло. Глотку раскрою. Что глаза пучишь, леших никогда не видел? Живу я тут…
Присмотрелся. В его крепких и отнюдь не дружеских объятиях оказался невысокий сухопарый мужичок, примерно ровесник, с обветренным, дубленым лицом деревенского жителя, сроду не маявшегося ни интеллигентными комплексами, ни особенной сентиментальностью. Корявые пальцы украшены не менее чем полудюжиной бледно-синих наколок в виде перстней – ага, сиделец с приличным стажем…
– Молчать, – сказал Мазур тем же наработанным шепотом, тихим, но внятным. – На мои вопросы отвечать кратко и тихо-тихо, иначе… Кровь пущу, как из хряка. Все ясно? Если ясно, мигни.
Пленник, зло скалясь, опустил веки.
– Вот и ладушки, – сказал Мазур. – Здешний житель?
– Ну, – тихонечко отозвался пленник.
– Чем промышляем в этой жизни?
Молчание. Мазур провел острием по горлу – легонечко, так, чтобы саднило, чтобы боль ощущалась, спокойно повторил:
– Чем промышляешь, сволочь?
– Травку жнем, – сообщил пленник. – Ну, и возим…
– Понятно, – сказал Мазур. – А пулемет зачем? Травку косить?
– Ну, это…
– Нас ждешь?
– Кто тебя знает, может, и вас… Слышь, мужик, мы люди маленькие, нам приказано…
– Вот совпадение, – сказал Мазур, осклабясь. – Я тоже человек маленький, и мне тоже приказано… Конкретно? Избушку пасете?
– Ну…
– А что должны сделать, когда мы туда войдем?
Пленник замялся, сверкая глазами.
– Слушай, ты, выкидыш, – сказал Мазур неприязненно. – Я тебе не мент и не прокурор и вовсе не обязан твою милость арестовывать по всем правилам. Перехвачу глотку от уха до уха да здесь и брошу. Даже держать не буду, сам сдохнешь… Ну?
Собеседник нехотя протянул:
– Наше дело маленькое. Вызвал Резаный, приказал… Мы и пошли.
– Босс ваш местный?
– Ну. Сказал, что утром на вертолете прилетите… вы.
– Кто именно?
– Он не говорил, а я не спрашивал, – огрызнулся пленник. – Нам без надобности знать, кто вы там – туристы или мусора… Сказано было, что прилетит несколько рыл. Пойдут в избушку. Когда там бахнет, нужно подчистить, если кто-то останется снаружи живой. И все дела. Наше дело маленькое. Раз велено обеспечить покой и тишину…
– Сколько тут еще народу?
– Двое. По ту сторону распадка. С «Калашниковыми».
– Надо же, как вы тут, в глуши, обожаете трещотки… – проворчал Мазур.
– Жизнь такая. Глухомань.
– Ага, простой и бесхитростный народ, дети гор… – понятливо кивнул Мазур. – Ну вот что… Если ты мне свистишь, из живого ремней нарежу, коли все пойдет не так… Повторяю вопрос: сколько тут еще вас, жнецов?
– Говорю, двое, на той стороне… Дело такое, что многолюдство как бы и ни к чему…
– Пожалуй, – вынужден был согласиться Мазур. – А что должно в избушке бахнуть?
– Понятия не имею. Не наше дело. Сказано было ясно и четко: как только в избе рванет, выскакивать и подчищать… если будет такая надобность. Вот тебе и вся правда, хоть режь меня… Соврешь тебе, шустрому… Себе дороже.
– И тут ты прав, – сказал Мазур. – Врать мне нельзя, боком выйдет.
– Эй, давай как-то договариваться, что ли…
– Пожалуй, – кивнул Мазур.
И, не изменившись в лице, недрогнувшей рукой сделал легкое, почти неуловимое движение. Всего-то переместил в пространстве лезвие ножа сантиметров на десять, что для его собеседника имело самые печальные последствия.
Ну, а что прикажете делать? Устраивать комедию с пленным, который, откровенно говоря, ни с какого боку им в этой ситуации не нужен? Женевскую конвенцию соблюдать с гуманным обхождением и трехразовым питанием?
Мазур, хозяйственно прихватив пулемет, отступил прежним маршрутом, не оглядываясь и не ощущая ни тени эмоций. Если сокрушаться по всем, кто пытался его убить, если смотреть на них как на живых людей с богатым внутренним миром и неповторимой душою – превратишься из нормального волкодава черт-те во что. Жизнь наша проще и грубее – либо ты, либо тебя, а вот третьего допускать никак нельзя. Опередил, и точка…
Группа дисциплинированно ждала его на прежнем месте. В ответ на немой вопрос в глазах Мазур сказал, не теряя времени даром:
– Впереди засада, вот ведь какая штука, дамы и господа. А потому – слушать внимательно, если что-то непонятно, переспрашивать тут же без ложной стыдливости…
* * *…Прежней волчьей цепочкой они вышли к намеченному Мазуром месту – к той точке на склоне, откуда отлично просматривалась невеликая избушка. Стояла прежняя тишина, нарушаемая лишь беззаботным щебетом и цоканьем разнообразной таежной мелочи, летающей и бегающей по ветвям. Отсюда, разумеется, никак не удавалось рассмотреть остальных двух, притаившихся на противоположном склоне, – но Мазур и не собирался гоняться за ними по всему лесу, сами высунутся, голубчики, когда…
У него зародилась еще одна нехорошая догадка. Пуганая ворона куста боится, и все же… Давно подмечено: лучше переборщить в доведенной до абсурда бдительности, чем, боясь показаться смешным, пропустить плюху. Боязнь показаться смешным – как раз то чувство, которое на задании следует решительно исключить с самого начала. Чтобы не последовать в край Счастливой охоты за теми, кто этим нехитрым правилом пренебрег, вот взять хотя бы Васеньку Атланта, всем Васенька был хорош, волчара и профи, а вот поди ж ты, не проверил коровью лепешку, лежавшую в неправильном месте, то ли побрезговал, то ли побоялся смешки за спиной услышать. Меж тем мина, под лепешкой спрятанная, как раз на таких вот и была рассчитана – брезгливых, смешков боявшихся. И ладно бы одного Васеньку по африканским чахлым кустам разметало в виде неудобосказуемых ошметков – с ним вместе еще троих прихватило, Васеньке вверенных, на его профессионализм полагавшихся…
Одним словом, он не боялся показаться смешным. Когда Катя уже готова была включить рацию, перехватил ее руку, решительно снял широкую лямку с девичьего плеча и непререкаемым тоном распорядился:
