Сергей Соболев - Моя"крыша" - Кремль
Короче, ерунда все это. Сущий пустяк, учитывая, что десятки людей ежедневно получают травмы вплоть до перелома костей, грохнувшись, к примеру, на обледенелом тротуаре. Ну а полученное им в чеченских предгорьях воспаление легких, в его то тридцать два года и при его могучем здоровье, — просто какой то досадный сбой в организме, и не более того.
Тем не менее его, подполковника Мокрушина, — он, правда, обретался при разведуправлении Ханкалинской базы под другой фамилией, что давно уже практиковалось у них, в "четверке", в целях "конспирации" — в отличие от других доставленных воздушным транспортом с Северного Кавказа ушибленных, раненых и контуженых бойцов — определили в Центральную клиническую больницу 4 го управления Минздрава. Причем положили в одну из палат блока "А", тщательно охраняемого в связи с тем, что именно здесь, в специально оборудованных апартаментах, под чутким и ласковым присмотром квалифицированного медперсонала лечат свои недуги — они ведь тоже смертные люди — разные там депутаты, мэры, госчиновники и прочие "слуги народа".
Мокрушина продержали в ЦКБ почти три недели, как минимум на неделю дольше, чем он сам первоначально предполагал. За это время, надо сказать, врачи основательно его подлечили: с легкими теперь полный порядок, сломанное ребро худо бедно срослось, поврежденная кисть левой руки почти пришла в норму, от синяков не осталось и следа… Немного, правда, беспокоили периодически возникающие в области крестца боли, но со временем, как заверил его лечащий врач, и это должно у него пройти.
Рейндж, наверное, уже и сам свинтил бы из этой навороченной больнички, если бы не одно "но". Вернее, самовольно выписаться из ЦКБ ему мешали сразу два обстоятельства. Во первых, как он уже врубился, санкцию на его выписку отсюда должен дать "свояк" — так сотрудники "группы 4" обычно меж собой называют полковника Шувалова — или же тот, кто отдает приказы последнему. К примеру, Мерлон. А вовсе не местные медики, которым, учитывая профиль их заведения, к подобным странностям, наверное, не привыкать. Во вторых, что уже интересно для самого Рейнджа, здесь в разные смены работают две молоденькие симпатичные медички, с которыми он принялся отчаянно флиртовать уже с первого дня, невзирая на высокую температуру и целую коллекцию травм и ушибов.
Всего за несколько часов до выписки из ЦКБ Мокрушина в его больничных апартаментах навестили двое товарищей: Кондор, о котором в последнее время ходили самые противоречивые слухи, просочившиеся даже сквозь больничные стены — его ведь здесь навещал не только "свояк", но и другие ребята из "четверки", а также еще один хороший знакомый, Лешка Подомацкий.
Бушмин Рейнджу был как родной брат. Знакомство они свели еще в училище, будучи зелеными курсантиками, да так потом и шли по жизни рука об руку. Служить им довелось в одной части, в самой западной точке страны, в Балтийске, в знаменитой гвардейской Белостокской орденоносной бригаде морской пехоты. В начале девяносто пятого в составе сводного батальона этой же бригады штурмовали "правительственный квартал" в Грозном, а летом того же года дрались в горных районах Чечни. Это уже в конце девяностых годов их "убойную связку" присмотрел для себя по случаю сам Шувалов, который и обеспечил морпехам скорый перевод в Москву, где их после трехмесячной переподготовки включили в штат центрального аппарата ГРУ, откуда, опять же по протекции "свояка", отобрали в подотдел активных мероприятий "четверки".
За последние пять с лишком лет многое случилось, всего и не упомнишь. Можно сказать, прошли они на пару с Кондором не только огонь и воду, но и еще множество всяких разных опасных и оч чень опасных мест как в стране, так и за ее рубежами. От древних кенигсбергских подземелий еще в ту пору, когда сразу несколько крутых организаций устроили настоящую охоту на припрятанные нацистами сокровища и исторические реликвии, до Среднего и Ближнего Востока (в Бейруте, куда они приехали вроде как посредниками "оружейной мафии", им удалось не только сорвать банк в одном из местных казино, но и "уконтрапупить" крупного ливанского дельца, через которого осуществлялось финансирование ваххабитов и радикальных исламистов в России, вместе с его ближним окружением)…
Короче, своего грозного дружка по прозвищу Кондор он знает как облупленного. Андрей, конечно, и словечком не обмолвился о предстоящем ему задании — таков прядок в их секретной конторе. Они вообще завернули к Мокрушину на каких то пять минут: только спустя какое то время Рейндж, сопоставив факты, сообразит, что Бушмин заехал к нему по дороге в Шереметьево 2, откуда он в тот же день стартовал, как у них принято выражаться, "на обратную сторону Луны".
Кондор и Леший вручили коллеге пакет с двумя бутылками армянского коньяка и разной снедью, пожелали скорейшего выздоровления и пожалели, что не смогут участвовать в "банкете" по случаю выписки из больницы; ну а на прощание уже Бушмин проронил фразу, которая сильно встревожила его лучшего по жизни друга:
— Володя, даже не знаю, выпутаюсь ли на этот раз… Если что то случится, постарайся поддержать моих хотя бы на первых порах…
* * *Но долго думать о всяких разных тревожных вещах не хотелось. Рейндж, будучи вопреки всему неисправимым оптимистом, всегда смотрел на жизнь — свою и окружающих — с изрядной долей юмора и самоиронии. Понятно, что только конченый дебил не способен заметить, сколько вокруг развелось мерзости и грязи. Но ведь кроме негатива существует реально и масса позитивных вещей. Положительных перемен Мокрушину пришлось ждать недолго: спустя совсем немного времени после того, как к нему с кратким визитом наведались Кондор и Леший, фортуна развернулась к Рейнджу передом и одарила его своей ослепительной белозубой улыбкой.
* * *— Значит, мне дали отпуск, э э э… курсант Измайлова?
— Да, шеф, вам дали отпуск, — отозвалась сидящая за рулем молодая рыжеволосая женщина. — Разве "свояк" не сообщил вам о своем решении?
— Ну… он позвонил мне за полчаса до твоего появления в ЦКБ. Но мне приятно было услышать это еще раз.
"Опель Кадет" серебристого окраса выбрался наконец из предвечерней толчеи на Волоколамке и, миновав Кольцевую, свернул на Пятницкое шоссе.
— Ничего, курсант, что я к вам… гм… вот так сразу на "ты"? — поинтересовался Мокрушин (он сидел рядышком, в кресле пассажира). — Мы ведь сейчас не в учебке, верно? Я, признаться, не люблю долгих церемоний в плане знакомства… Особенно когда знакомлюсь с молоденькими симпатичными девушками.
— Спасибо за комплимент, шеф. — Измайлова на секунду повернула к нему голову, поощрительно — так ему показалось — улыбнувшись своему спутнику краешком тронутой ланкомовской помадой губ, после чего вновь сконцентрировалась на вождении. — Конечно, можете обращаться ко мне на "ты". Это ведь, наверное, глупо будет выглядеть в глазах окружающих, если вы вдруг станете называть собственную невесту по фамилии или же по имени отчеству и на "вы". Ничего, шеф, если и я вас на людях буду называть по имени и обращаться с вами на "ты"?
— О чем ты говоришь, Аннушка… Анюта… дорогая моя невестушка? — хмыкнув, сказал Мокрушин (он все еще не мог сообразить, с какой стати Шувалов вдруг так расщедрился, выписав ему в самый напряженный момент двухнедельный отпуск, и как ему строить отношения с этой внезапно свалившейся ему на голову "невестой" — на строго служебной основе или как то по другому). — Так у нас, значит, курсант Измайлова, типа — "большая любовь"?
— Зовите меня просто Анна, — уже в третий или четвертый раз и тем же предельно спокойным, терпеливым тоном заметила девушка. — И почему вы меня называете "курсантом"?
— Так я ведь тебя в августе в балашихинской учебке видел в компании с другими курсантами…
— Верно, шеф. Вы у нас еще тогда несколько дней вели курс нестандартной стрелковой подготовки: интуитивная стрельба, стрельба по македонски", с двух рук, "флеш", то есть по вспышкам, ну и так далее. Потом вас, наверное, куда то отозвали, потому что занятия с нами продолжил уже другой преподаватель.
— "Свояк" известил меня, Измайлова, что ты в "штате", правда, забыл сказать, каков твой нынешний статус, если, конечно, не считать того, что ты сейчас — моя "невеста".
— Пока что числюсь в ранге "стажера", — сказала девушка, притормаживая возле очередного светофора. — Женщине, знаете ли, не так просто пробиться, сделать карьеру в том бизнесе, которым мы с вами занимаемся.
"Случайно это получилось или нет, — размышлял про себя Рейндж, — но на этот раз, кажется, меня ожидает награда за все мои труды даже покруче, нежели очередной орден на грудь…"
Переварив чуток эту приятную мысль, он в очередной раз скосил глаза на круглые, плотно облитые невесомым шелком коленки Измайловой: стажерша, перед тем как усесться за руль, сняла дубленку, под которой оказались юбка — не так чтобы очень длинная — и пиджачок, надетый, кажется, как того требует нынешняя мода, на голое тело или же поверх белья.