Лев Пучков - Тигр в камуфляже
— Погоди, мужик, хорош эту гадость глотать, — остановил его Вовец, свинчивая пробку с плоской бутылки. — Давай — вмажем по коньячку. Гарантирую — ты никогда такого коньяка не пробовал. Это «Багратион», специальный заказ из Кизляра, — и тут же плеснул в чистые стаканы, подвинул один к Ивану, зашуршал фольгой, разворачивая шоколадку.
— Мужики в поле пашут, братуха, — болезненно поморщился Иван, наблюдая за его пальцами. — И это… ты того — не шурши, а?
— Не понял! — грозно нахмурился Вовец. — Это я-то шуршу?! Да я за всю жизнь ни перед кем…
— Фольгой не шурши, — поправился Иван. — У меня на нее это… идио… идиосинкразия. Доступно?
— А-а-а — вона! — облегченно вздохнул Вовец, выбрасывая фольгу под стол. — В смысле, аллергия… А че так?
— Да так. — Иван опять поморщился. — Там у нас одно время было дело — «двухсотых» в фольгу заворачивали. Цинки кончились, ну и… В общем — не переношу.
— Ясно, — понимающе кивнул Вовец, подвигая к нему стакан с коньяком. — Ну давай — будем.
— Будь, — разрешил Иван, отвергая угощение и поднимая свой стакан с водкой. — А я как-нибудь так — водочкой, — и в три глотка осушил стакан.
Вовец опять переглянулся с «дядей Сашей», дождался, когда Иван запрокинет голову на последнем глотке и втихаря выплеснул свой стакан под стол.
«Дядя Саша» досадливо пожал плечами, а когда Иван аппетитно захрустел квашеной капустой, уточнил:
— Значит, решительно нет?
— Я сказал — нет, значит, нет, — махнул рукой Иван. — Все равно помирать когда-нибудь. Если меня эти гаврики дома достанут — значит, судьба такая. А прятаться от них я не стану.
— Ладно, — печально констатировал «дядя Саша», вытаскивая из кармана ручку и блокнот. — Вот, возьми. — Он черканул несколько цифр, вырвал из блокнота листок и протянул его Ивану. — Мы в городе переночуем — вот телефон.
Если вдруг что — звони туда. В любое время. Я скажу — там будут в курсе, — и поднялся из-за стола. За ним, как по команде, встали Вовец и его крепкоплечие дегенераты.
— Да остались бы у меня — места навалом. — Иван запоздало включил рефлекс гостеприимства, — Куда, на ночь глядя, блин… Комаров практически нет — я бы вам во дворе постелил, на свежем воздухе. Оставайтесь!
— Нет, там друг у нас, давно не видели, — пояснил «дядя». — Надо навестить да насчет тебя его просветить, чтобы, если что, помог… Так что — бывай пока. — И вся честная компания молча удалилась за ворота…
Далеко за полночь гульбище нехотя расползлось по домам. Кто не мог перемещаться самостоятельно, тех утащили под руки. Аниська что-то шепнула матери, та всполошила подружек, и под понукания и тычки поминающие очистили Иваново подворье. Пока бабки убирали со столов, Аниська сообщила Ивану, что еще с полудня топили баню — специально якобы в его честь, и потащила «новобрачного» мыться. Иван давненько не бывал в нормальной бане, а потому противиться не стал — безропотно покинул опустевшее застолье, дал себя раздеть и с благосклонностью принимал ухаживания Аниськи, которая купала его, как пятилетнего ребенка: терла колючей губкой, намыливала с ног до головы, водила под ручку в парилку и там неутомимо охаживала пахучим березовым веником, затем вытаскивала в предбанник и окатывала из ушата колодезной водицей — короче, полный комплекс банной благодати. К концу процедуры он несколько протрезвел и в благодарность за обслуживание исполнил супружеский долг: завалил распаренную невесту в предбаннике на скамью и со смаком засадил ей восстановившийся фрагмент организма. Аниська счастливо ойкнула и зажмурилась было, приготовившись потерпеть полминуты, но на этот раз так быстро не получилось: Иван трудился минимум минут пятнадцать, добросовестно взрыкивая и периодически меняя позы — жесткая скамья не способствовала монотонности процесса. Под конец «новобрачная» прониклась всей серьезностью мероприятия, стала поддавать тазом (имеется в виду наименование части тела, а не предмет помывочного инвентаря) и даже с десяток раз вполне правдоподобно вскрикнула с оргастическим оттенком… В общем, баня получилась то, что надо, — во всех аспектах.
Пока мылись, бабки все закончили и убрались восвояси. Столы трогать не стали — осталась куча всякой снеди и изрядное количество водки, которую хозяйственная тетка Дарья припрятала в погребе, — все равно завтра с утра полдеревни припрется опохмелиться.
Когда заходили в дом, Иван заметил какую-то темную фигуру, шевелившуюся в углу двора, возле дровяника.
— Забыли кого-то, — бросил он Аниське. — Может, довести до дому?
— А это Мишка-дурачок, — присмотрелась Аниська. — Идти некуда, вот и шатается меж двор… Он безобидный — пусть ночует. Тетя Света прикармливала его…
— Безобидный! — нехорошо нахмурился Иван. — Дать бы ему поленом по черепу… Хотя — хрен с ним. Пусть ночует…
Ближе к рассвету душную тишину июньской ночи нарушили крики чем-то встревоженного дурачка. Иван проснулся, сел на кровати и ошалело вытаращился на раскрытую форточку.
— Демон, демон! — блажил Мишка возле дровяника. — Ликом черен, страшен! Демон, а-а-а!
— Чтоб ты сдох, дебила кусок! — в сердцах воскликнул Иван и толкнул локтем Аниську, разметавшуюся во сне на широкой постели. — А ну, женщина, поди успокой придурка. Дай ему по черепу и выгони на хер. И принеси мне квасу — если остался.
Аниська сомнамбулой скользнула с кровати и, держась за стенку, послушно поплелась на выход, на ходу натягивая халат. Иван довольно почесал грудь и крякнул. А что — есть в супружеской жизни положительные моменты.
Женщина — то, женщина — се и так далее… Приятно, черт возьми!
Скрипнула входная дверь, спустя некоторое время со двора послышался тупой удар, крик — и тишина. Иван удовлетворенно хмыкнул — женщина старательная попалась, все распоряжения воспринимает буквально. Видимо, и впрямь навернула дураку по башке поленом… Вдруг он замер. Со двора раздался короткий Аниськин вскрик, затем невнятное мычание, перешедшее в хрип. В природе звуков определенного характера Иван разбирался прекрасно — жизнь заставила.
Так, как сейчас во дворе, мычит человек, которого душат.
Метнувшись к окну, он присел и, чуть отодвинув краешек занавески, выглянул во двор. В тусклом свете фонаря мелькнули какие-то тени — и исчезли. У дровяника можно было рассмотреть чернеющие силуэты двух недвижно распластавшихся тел.
— Я тащусь, зеленый… — ошеломленно пробормотал Иван, натягивая штаны. — Началось, что ли?
На цыпочках прокравшись к двери, он встал справа от косяка и прижался спиной к стене. Ой, как плохо! Не догадался осмотреться при дневном свете на предмет инвентаря — придется защищаться голыми руками. Три года прошло — где что лежит в доме. Припомнить трудновато… Иван принялся разминать запястья. Скрипнула дверь в сенцах. Ночной гость не торопился, — что-то около минуты прошло до того момента, как начала медленно растворяться дверь в прихожку. Иван сделал медленный вдох и поднял, правую руку, согнутую в локте, развернув корпус для сокрушительного удара.
Дверь открылась полностью — черная фигура медленно ступила в прихожку и замерла на месте. Иван весь обратился в слух: судя по хоровому учащенному дыханию, пришельцев было как минимум трое.
Фигура сделала два шага вперед, и на пороге возник следующий посетитель, выдерживая положенный интервал. Третий тихо сопел сзади — теперь Иван был уверен, что в сенцах больше никого не было.
Дождавшись, когда третий ступит на порог, Иван наотмашь рубанул ребром ладони, целя в горло. Таким ударом он запросто ломал на тренировке два огнеупорных кирпича, положенных один на другой. Третий, как подкошенный, рухнул на пол. Перепрыгнув через тело, Иван прыжком догнал второго, нащупал в темноте его плечи и одним резким движением свернул шею — отчетливо хрустнули позвонки.
Кошкой бросившись на первого, он словил в объятия пустоту и от неожиданности кубарем влетел в комнату, зацепив стул, с грохотом упавший на пол. Первого не было. Перекувыркнувшись в угол, Иван присел и затаил дыхание, пытаясь определить, где находится враг. В этот момент темноту внезапно прорезал узкий луч фонарика, загоревшегося в противоположном углу, — к фонарику прилагался ствол пистолета с глушителем. Иван успел распрямиться и принять влево — луч фонарика быстро нашарил его в темноте, и, как ни странно, глушитель слегка опустился.
«В ноги, гад! Живым хочет взять!» — мелькнуло в голове Ивана, а тело уже самостоятельно делало свое дело: высоко подпрыгнув, он пропустил под собой две пули, смачно впившиеся в стену, и кульбитом ушел вправо, выпадая из светового пятна.
Выходя в полуприсед, Иван подхватил валявшийся на полу тяжелый стул и с размаху долбанул стрелка в корпус. Фонарик упал на пол и погас. Иван нащупал руку с пистолетом и немедленно вывернул ее на излом, по ходу дела добавив стрелку локтем в голову. Пистолет еще раз негромко тявкнул — стрелок вопреки ожиданиям не выпустил оружие. Чертыхнувшись, Иван дожал его руку — раздался треск ломаемой кости. Иван зажмурил глаза, ожидая услышать душераздирающий крик, но его не последовало. Стрелок, который по всем правилам должен был схлопотать болевой шок, как ни в чем не бывало, вцепился свободной рукой в его ногу и пытался свалить на пол.
