Александр Бушков - Четвертый тост
Хотя и здесь, понятное дело, дорожки бывают разными. Одни – для большинства, другие – для тех, кого значительно меньше. Например, так.
Самолет выйдет из облаков над Каспием, над необозримой темно-зеленой равниной, украшенной у берега длинными белыми бурунчиками прибоя, и долго будет снижаться над серовато-желтой землей, над бесконечными кварталами частных домов. Махачкалинский аэропорт, обычная бетонка, сухая прошлогодняя трава – и ни единой снежинки (а ведь в Москве, когда ехали из города, все прямо-таки заметало мокрой пеленой сырого мартовского снегопада). Ветер холодный, занудный, пронзительный, «корова», МИ-26 из Чечни что-то запаздывает, начинают циркулировать вялые слухи, что вертушки сегодня вообще не будет и ночевать придется в городе, отец-командир хранит по сему поводу загадочное молчание, худые аэродромные собаки робко налаживают отношения, явно в надежде на пожрать, а в небе временами бдительно описывает широкие круги боевой «крокодил»[3] – на всякий пожарный, надо думать.
Потом все-таки приземлится «корова», чье нутро размерами мало уступает железнодорожному вагону. Привычная погрузка: ящики с боеприпасами и рюкзаки – аккуратным длинным штабелем по центру, личный состав – на откидных железных сиденьях вдоль бортов. Поехали. Над головой – мощное надоедливое тарахтенье, самое время подремать, если кто хочет; вертолет несется на предельно малой высоте, чуть ли не над самыми верхушками голых корявых деревьев. В этом свой смысл: если на трассе полета и окажется вражина, прицельной пулеметной очереди или точного пуска ракеты попросту не получится: вертолет вывалится из-за горизонта совершенно неожиданно для любого случайного душка, ошеломит тугим грохотом, скользнет над головой и вмиг исчезнет с глаз – ищи ветра в поле.
А через час с лишним – посадка. Ханкала. Снова самая обычная бетонка, вокруг довольно пустынно, только пара-тройка пятнистых «крокодилов» поодаль. Сухая серовато-желтая земля, куда-то неспешно катит «Урал» с тентом, переваливаясь на колдобинах, вдали – ряд палаток, над ними – российский флаг на высоком шесте. Не особенно похоже на войну, но это и есть война, приехали…
Часть вторая
Другая планета
Глава первая
Эти триста из Библии
Декорации были просты до незатейливости: железнодорожный состав из самых обычных плацкартных вагонов давненько уже никуда не ехал, потому что стоял в тупике и носил все признаки нехитрой военно-полевой обустроенности – аккуратные дощатые сортиры насупротив каждого вагона, пара палаток, грубые, но надежные деревянные лесенки в вагоны, с особой любовью оборудованное место для курения – квадрат лавочек вокруг ржавого, закоптелого бидона, где в данный момент и размещались шестеро. Метрах в пятнадцати от них, сразу за сортирчиками, слегка вздымалась железнодорожная насыпь, а с другой стороны, за вагонами, во всем своем размахе простиралась Ханкала – огромное скопище военной техники и военного народа. Только с того места, где разместились курильщики, Ханкалы не было видно, а видны были верхушки далеких гор и сизая туманная дымка. Правда, туман этот был вовсе не природным явлением, это горели там и сям подожженные федералами «самогонные аппараты» – крохотные бензиновые заводики, на которых местные Кулибин-хаджи перегоняли нефть в живые денежки. Тишина стояла совершенно даже невоенная, разве что очень редко где-то вдалеке бухало орудие по своей неведомой надобности.
Шестеро сидели молча, сосредоточенно, со стороны могло показаться, что они озабочены серьезнейшими философскими проблемами, что-нибудь насчет всеобщего счастья. На самом деле тишина была предвкушающая. На самом деле все терпеливо ждали, когда ничего не ведающая жертва направится в сортир. Рано или поздно кому-нибудь из своих должно было все же приспичить.
Они ждали уже десять минут, но ждать они умели. И терпение, наконец, было вознаграждено, терпеливым в этой жизни частенько везет. Свой же собственный орел, капитан Курловский, ведомый насущным требованием организма, браво направился к туалету типа «сортир», повернул на двери табличку (теперь она вещала крупными буквами: «Господа, не мешайте размышлять о вечном!»), закрыл за собой дверь… не ведая, что над дверью трудолюбиво и весьма профессионально закреплен изнутри радиодетонатор.
Садисты в курилке дали ему еще несколько секунд, чтобы расстегнул камуфляжные порты, примостился, сосредоточился на вечном… А потом Сергей нажал кнопку в кармане.
В сортире сработало. Радиодетонатор сам по себе – вещь не особенно и опасная, но когда он бабахает в замкнутом пространстве сортирчика над головой занятого прозаическими делами субъекта, эффект, надо признать, присутствует.
Шестеро замерли в ожидании. Что поделать, в каждой компашке свои шуточки… К чести капитана, он не вылетел наружу с пошлой руганью, а старательно закончил все свои дела. И лишь потом, выйдя и аккуратно притворив за собой дверь, сообщил, словно ставя голосом точки после каждого слова:
– Это. Пошлости. Пихать. Детонаторы. В сортир.
И ушел в палатку, выражая спиной обидчивое презрение. Шестеро переглянулись с полным удовлетворением. Не особенно ясно было, что делать дальше, когда шутка благополучно завершена. Никто со стороны и внимания не обратил на хлопок детонатора – только что закончился инструктаж по взрывному делу, во время коего точно такие же детонаторы хлопали с полчаса. А отец-командир пребывал где-то на пыльных пространствах Ханкалы, что он не знает, то ему и не повредит…
Именно последнее обстоятельство, отсутствие сурового майора, как раз и направило мысли в интересном направлении. Кто-то с деланным безразличием предложил:
– А не сходить ли к танкистам в гости?
– А это дело, – поддержали его. – Это толковая идея… Кто возьмет?
– Да вон Краб с Сережей к вагону ближе всего…
Оба поименованных скрылись в вагоне и вскоре появились опять, в запахнутых бушлатах, привычно ухитряясь ничем не булькнуть и не звякнуть, спустились по лесенке с тем рассеянно-невинным видом, каковой всегда был свойствен русскому солдату, однажды собравшемуся дерябнуть подальше от начальства.
Когда они проходили мимо палатки, оттуда высунулся еще один свой орел по прозвищу Доктор Айболит и осведомился:
– Вы куда это толпою?
– А к танкистам в гости, – ответили ему охотно. – С визитом вежливости.
– Понятно, – кивнул Доктор Айболит и без промедления примкнул к процессии, на ходу запихивая в карман толстенькую красную книжечку. – Очень кстати. Я тут открытие сделал, сейчас в научной обстановке и доложу. Ахнете.
– Ну, посмотрим…
Впереди, по-прежнему не булькая и не звякая, шагал Гера по кличке Краб, из боевых пловцов, «морских дьяволов», невысокий такой, обстоятельный, с обширной суперзасекреченной биографией, которая, правда, в чем-то выглядела чертовски однообразно: вот уж много лет в разнообразнейших точках земного шара Краба старательно пытались прикончить, а он делал все, чтобы вышло как раз наоборот. К этой формуле, если подумать, биография и сводилась. На голове у него, как обычно, красовалась чеченская кожаная шапочка, была у Краба маленькая слабость насчет подобных головных уборов, благо прежнему владельцу шапочки она уже без всякой надобности, отпрыгался курбаши…
Они легко взобрались на железнодорожную насыпь, и окружающий мир тут же открылся для обозрения на несколько километров. Впереди, совсем близко, стояли с большими интервалами танки; совсем уж вдалеке, на горизонте, едва виднелись окраинные дома Грозного, а меж танками и городской окраиной простиралось огромное, ничейное, дикое поле, где ночью не имелось ни власти, ни юрисдикции. Собственно, в каком-то смысле они стояли на передовой (которой тут, правда, как бы и не имелось), длинная линия танков служила рубежом, отделявшим скудный военный уют и относительно строгий порядок от серовато-бурой, в общем, бессмысленной равнины.
Кто-то присмотрелся:
– Джигит, что ли, на свою задницу приключений ищет?
– Где?
– А во-он, коняшку гоняет, ковбой…
Да ну, – сказал Краб, прибывший сюда за пару дней до основной группы и немного уже обжившийся. – Это солдатики коня поймали, вот и ковбойствуют. А вообще тут вчера по полю злой ваххабит шлялся. Пальнули из танка, башку оторвало. Ваххабит, конечно. Ночью шлялся.
Остальные молчаливо согласились – в самом деле, кому еще, кроме злого ваххабита, могло прийти в голову болтаться ночью по этому дикому полю?
Спустившись с насыпи, двинулись параллельно ей к корявому блиндажику, сляпанному кое-как из всевозможных подручных материалов. Впереди шагал Краб, сам со спины – вылитый злой ваххабит в своем поношенном камуфляже и черной душманской шапочке. За ним поспешали остальные, а замыкал шествие, как уже отмечалось, Доктор Айболит, носивший это прозвище как за оконченный на гражданке мединститут, так и за редкостный талант душевно беседовать с языками. Когда свеженький язык, от коего позарез требовалась полная откровенность, начинал капризничать и притворяться, что он вообще не понимает ни одного из существующих на планете наречий, звали Доктора Айболита. Доктор, философски вздыхая, приходил и довольно быстро убеждал упрямца, начинавшего петь арии не хуже Пласидо Доминго…
