Сергей Соболев - Последний бой
— Что-о-о?
— Нет-нет... вы не так меня поняли... Управятся за сутки... если, конечно, ваши запросы не выйдут за рамки разумного... Но понадобятся, конечно, твердые гарантии... Вы ведь опытные люди, господа... товарищи! Так давайте же будем вести разумный диалог! Давайте будем говорить о деньгах, а не о каких-то там покойниках!
Лещенко взглянул на часы, после чего скупо улыбнулся.
— Признаться, я восхищен вашей выдержкой, Аркадий Львович, — сказал он, облачаясь в верхнюю одежду. — Однако мой коллега, к вашему, наверное, огромному сожалению, абсолютно прав: мелочевкой вы от нас не отделаетесь!
— Ну хорошо, хорошо, — торопливо произнес Серебрянский. — Пять «лимонов» наличными в долларах... ладно, в евро!.. вас такаясумма, надеюсь, устроит?
— Нет, не устроит, — беря со стола кейс, спокойно сказал Лещенко. — Именно вы, Аркадий Львович, как нам стало известно в ходе расследования, разработали схемы по уводу активов «дочек» компании «Ространснефть» за кордон! Так что сами теперь соображайте, как вернуть статус-кво, причем в темпе!! Ну а мы, глядя на ваши действия и поступки, исходя из вашего же поведения, примем окончательное решение: жить ли вам дальше, — но под нашим плотным контролем, — либо быть захороненным в виде жалкого обугленного куска мяса.
Глава 13
Страшнее бабы зверя нет
По правде говоря, сам Мокрушин считал свои болячки и повреждения, полученные им во время последней командировки в Чечню, несерьезными. Сломанное ребро, трещина в запястье левой руки (и сломанный мизинец), еще одна трещина в не совсем потребном месте — по ходу сверхжесткой посадки он повредил копчик (подложил себе во время полета запасной «броник», как делают зачастую опытные фронтовики, страхуя по мере возможности свою ж... от наземного огня). С полдюжины ушибов и синяков, но и это пустяки. А также еще подхватил воспаление легких, что вообще счел для себя делом совершенно постыдным: сколько Рейндж себя помнил, все простуды его стороной обходили, а голова, если и болела — изредка! — то лишь с крутого бодуна.
Короче, ерунда все это. Сущий пустяк, учитывая, что десятки людей ежедневно получают травмы вплоть до перелома костей, грохнувшись, к примеру, на обледенелом тротуаре. Ну а полученное им в чеченских предгорьях воспаление легких, в его-то тридцать два года и при его могучем здоровье, — просто какой-то досадный сбой в организме, и не более того.
Тем не менее его, подполковника Мокрушина, — он, правда, обретался при разведуправлении Ханкалинской базы под другой фамилией, что давно уже практиковалось у них, в «четверке», в целях «конспирации» — в отличие от других доставленных воздушным транспортом с Северного Кавказа ушибленных, раненых и контуженых бойцов — определили в Центральную клиническую больницу 4-го управления Минздрава. Причем положили в одну из палат блока "А", тщательно охраняемого в связи с тем, что именно здесь, в специально оборудованных апартаментах, под чутким и ласковым присмотром квалифицированного медперсонала лечат свои недуги — они ведь тоже смертные люди — разные там депутаты, мэры, госчиновники и прочие «слуги народа».
Мокрушина продержали в ЦКБ почти три недели, как минимум на неделю дольше, чем он сам первоначально предполагал. За это время, надо сказать, врачи основательно его подлечили: с легкими теперь полный порядок, сломанное ребро худо-бедно срослось, поврежденная кисть левой руки почти пришла в норму, от синяков не осталось и следа... Немного, правда, беспокоили периодически возникающие в области крестца боли, но со временем, как заверил его лечащий врач, и это должно у него пройти.
Рейндж, наверное, уже и сам свинтил бы из этой навороченной больнички, если бы не одно «но». Вернее, самовольно выписаться из ЦКБ ему мешали сразу два обстоятельства. Во-первых, как он уже врубился, санкцию на его выписку отсюда должен дать «свояк» — так сотрудники «группы 4» обычно меж собой называют полковника Шувалова — или же тот, кто отдает приказы последнему. К примеру, Мерлон. А вовсе не местные медики, которым, учитывая профиль их заведения, к подобным странностям, наверное, не привыкать. Во-вторых, что уже интересно для самого Рейнджа, здесь в разные смены работают две молоденькие симпатичные медички, с которыми он принялся отчаянно флиртовать уже с первого дня, невзирая на высокую температуру и целую коллекцию травм и ушибов.
Всего за несколько часов до выписки из ЦКБ Мокрушина в его больничных апартаментах навестили двое товарищей: Кондор, о котором в последнее время ходили самые противоречивые слухи, просочившиеся даже сквозь больничные стены — его ведь здесь навещал не только «свояк», но и другие ребята из «четверки», а также еще один хороший знакомый, Лешка Подомацкий.
Бушмин Рейнджу был как родной брат. Знакомство они свели еще в училище, будучи зелеными курсантиками, да так потом и шли по жизни рука об руку. Служить им довелось в одной части, в самой западной точке страны, в Балтийске, в знаменитой гвардейской Белостокской орденоносной бригаде морской пехоты. В начале девяносто пятого в составе сводного батальона этой же бригады штурмовали «правительственный квартал» в Грозном, а летом того же года дрались в горных районах Чечни. Это уже в конце девяностых годов их «убойную связку» присмотрел для себя по случаю сам Шувалов, который и обеспечил морпехам скорый перевод в Москву, где их после трехмесячной переподготовки включили в штат центрального аппарата ГРУ, откуда, опять же по протекции «свояка», отобрали в подотдел активных мероприятий «четверки».
За последние пять с лишком лет многое случилось, всего и не упомнишь. Можно сказать, прошли они на пару с Кондором не только огонь и воду, но и еще множество всяких-разных опасных и оч-чень опасных мест как в стране, так и за ее рубежами. От древних кенигсбергских подземелий еще в ту пору, когда сразу несколько крутых организаций устроили настоящую охоту на припрятанные нацистами сокровища и исторические реликвии[10], до Среднего и Ближнего Востока (в Бейруте, куда они приехали вроде как посредниками «оружейной мафии», им удалось не только сорвать банк в одном из местных казино, но и «уконтрапупить» крупного ливанского дельца, через которого осуществлялось финансирование ваххабитов и радикальных исламистов в России, вместе с его ближним окружением[11])...
Короче, своего грозного дружка по прозвищу Кондор он знает как облупленного. Андрей, конечно, и словечком не обмолвился о предстоящем ему задании — таков прядок в их секретной конторе. Они вообще завернули к Мокрушину на каких-то пять минут: только спустя какое-то время Рейндж, сопоставив факты, сообразит, что Бушмин заехал к нему по дороге в Шереметьево-2, откуда он в тот же день стартовал, как у них принято выражаться, «на обратную сторону Луны».
Кондор и Леший вручили коллеге пакет с двумя бутылками армянского коньяка и разной снедью, пожелали скорейшего выздоровления и пожалели, что не смогут участвовать в «банкете» по случаю выписки из больницы; ну а на прощание уже Бушмин проронил фразу, которая сильно встревожила его лучшего по жизни друга:
— Володя, даже не знаю, выпутаюсь ли на этот раз... Если что-то случится, постарайся поддержать моих хотя бы на первых порах...
* * *Но долго думать о всяких-разных тревожных вещах не хотелось. Рейндж, будучи вопреки всему неисправимым оптимистом, всегда смотрел на жизнь — свою и окружающих — с изрядной долей юмора и самоиронии. Понятно, что только конченый дебил не способен заметить, сколько вокруг развелось мерзости и грязи. Но ведь кроме негатива существует реально и масса позитивных вещей. Положительных перемен Мокрушину пришлось ждать недолго: спустя совсем немного времени после того, как к нему с кратким визитом наведались Кондор и Леший, фортуна развернулась к Рейнджу передом и одарила его своей ослепительной белозубой улыбкой.
* * *— Значит, мне дали отпуск, э-э-э... курсант Измайлова?
— Да, шеф, вам дали отпуск, — отозвалась сидящая за рулем молодая рыжеволосая женщина. — Разве «свояк» не сообщил вам о своем решении?
— Ну... он позвонил мне за полчаса до твоего появления в ЦКБ. Но мне приятно было услышать это еще раз.
«Опель Кадет» серебристого окраса выбрался наконец из предвечерней толчеи на Волоколамке и, миновав Кольцевую, свернул на Пятницкое шоссе.
— Ничего, курсант, что я к вам... гм... вот так сразу на «ты»? — поинтересовался Мокрушин (он сидел рядышком, в кресле пассажира). — Мы ведь сейчас не в учебке, верно? Я, признаться, не люблю долгих церемоний в плане знакомства... Особенно когда знакомлюсь с молоденькими симпатичными девушками.
— Спасибо за комплимент, шеф. — Измайлова на секунду повернула к нему голову, поощрительно — так ему показалось — улыбнувшись своему спутнику краешком тронутой ланкомовской помадой губ, после чего вновь сконцентрировалась на вождении. — Конечно, можете обращаться ко мне на «ты». Это ведь, наверное, глупо будет выглядеть в глазах окружающих, если вы вдруг станете называть собственную невесту по фамилии или же по имени-отчеству и на «вы». Ничего, шеф, если и я вас на людях буду называть по имени и обращаться с вами на «ты»?
