Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников
— Пепел, жди в машине, — сказал Голиаф Аюбу. — Кибо, идёшь с нами.
Текуев только цыкнул в ответ.
Собственно, он цыкал в начале любого выдаваемого голосового сообщения, если не делал этого вместо слов, будто переключаясь с приёма на передачу, клацал тангентой радиостанции.
— Словами говори, понял? — сказал Голиаф раздражённо. — У меня нету терпения разгадывать твой сигнал!
— Я — Пепел, понял, — кивнул Аюб, как обычно вначале цыкнув.
Получалось, как в радиоэфире, очень правдоподобно.
С утра в Кировском районе случилась перестрелка и розничные торговцы на Покровском наперебой болтали что — то о переделе полевыми командирами ополчения сфер влияния в городе, что незаконные вооружённые формирования свои интересы будут отстаивать по любому, то есть — огнём и мечом.
Кем — то в районе Мариновки была занята артиллерия. Отголоски артиллерийских разрывов, как далёкие грозовые раскаты среди совершенного голубого неба, осязаемые едва заметным, но упругим сотрясанием воздуха, еле — еле ощутимой дрожью насиловали слух Егора.
Наслушавшись разных домыслов и запросив сведения по рации, Голиаф получил информацию, что «арта» — не врал Медведчук — работала в интересах кургана, в районе Саур — Могилы; что ополченцы «Оплота» — с утра в Кировском районе — отбивали принадлежавшую им колонну бензовозов от таких же, из «Кальмиуса».
Похожие случаи теперь были не редкость. У кого была бронетехника, не имели поставок горючего, у кого имелось вооружение, не было поставок боеприпасов, и наоборот. При обращении за помощью чаще получали отказ. По подобным причинам конфликтовали, доходило до вооружённых столкновений, а иной раз — до банального разбоя. А дальше, один отряд, доведённый до отчаяния при подобном бедственном положении со снабжением, самораспускался. Другой, вливался в состав хорошо вооружённых и укомплектованных подразделений с высокими государственными преференциями по захвату гуманитарных грузов из России, где была еда, одежда, оружие и бензин.
В одно время одни склады валились от избытка гумпомощи и продуктов первой необходимости, другие, в том числе для мирных жителей, пустовали — не хватало обыкновенного хлеба. И каждый добывал его как мог.
Были и абсолютно непримиримые отряды и группы изгоев, промышлявших откровенным мародёрством и грабежом.
Ополченцы из Счастья, соседней Луганской республики, так и поговаривали: «Счастье нужно защищать всеми силами от всего света и самих себя!»
На Покровском Голиаф встретился с ополченцем, которого Бис узнал сразу же — предположив, что тот, вероятно, смотрящий за рынком — Тутыр встречался с ним в первый день.
В этот раз Тутыр из машины не вышел, был сосредоточен или чем — то даже подавлен, что выглядело вполне себе одинаково. Егор провёл примитивный анализ и припомнил, что тот, за утро, кроме пары фраз с ним, больше ни с кем не обмолвился.
Тем временем смотрящий скоро объяснился, запрыгнул в поджидавший его пикап, и машина выехала с территории рынка.
— Наши планы немного нарушились, — сказал Голиаф, уже в машине. — Поезжай за ним.
Текуев молча завёлся и тронулся. Никто от известия не обеспокоился, никто, кроме Егора, который теперь к любым подобным поездкам по известным причинам относился настороженно. Машины тандемом двинулись на окраину Будённовского района, и дальше — из города.
«Что происходит? Не по мою ли душу? Может, меня хотят… — мыслями в припрыжку, будто не поспевая, думал Егор. — Где тогда Берг? Или — инициатива Аллагова? Неужели Текуев в теме? Почему — нет? — сам себе отвечал изредка Бис таким же вопросом. — Аллагов вполне мог подговорить Текуева… Нет, вряд ли Текуев в курсе, что произошло между ними… И Тутыр ведёт себя странно… Зачем спросил про пистолет? Щупал! Удостоверился: вооружён я, или нет, чтобы действовать наверняка?» — Егор щурился летнему солнцу и ветру в приоткрытое окно, вращал глазами и, — хотя это всегда трудно сделать пассажиру, — стремился запомнить маршрут по приметным ориентирам.
Он цеплялся глазами за высокие и низкорослые здания, за серые неприметные многоэтажки и кричащие вывески витрин, за выцветшие днём фонари и спутанные проводами слаботочки столбы электропередач, за моргающие жёлтым светофоры и дорожные зажмурившиеся знаки, за группы безликих людей и одиноких без дела прохожих, за припаркованные на обочинах и навстречу спешащие автомобили и автобусы, даже за свежую местами разметку автодороги, пока всё разом не кончилось. Люди незаметно исчезли, а деревья стали больше и гуще — Егора это даже позабавило. Вскоре, любые признаки всеобъемлющего человеческого присутствия стали малы и ничтожны, и началась промзона.
Что было понятно Егору? Что нормальные люди из пригорода, из загородных красивых коттеджей убрались первыми: кто — то — в глубь города, кто — в глубь России и Украины, кто — то — ещё дальше, по своему выбору. И в этом нельзя было их упрекнуть, уезжавших ради себя, ради детей, да нет разницы по каким из миллиона самых разных причин они так спешили. Оставшись здесь, они бы произвели впечатление людей, как минимум, ненормальных. Но, таких здесь было достаточно много и их ненормальность была здесь, пожалуй, нормой. Ведь оставались не единицы — не имевшие денег или серьёзных возможностей, побоявшиеся неизвестности или за оставленные дома; оставались сотни тысяч — наделённые особой психической силой и известной грубостью, и готовые к испытаниям не для людей с тонкой душевно организацией или ранимых.
— Где мы? — не стерпел Бис.
— Едем на склад, — коротко пояснил Тутыр.
— За картошкой? — улыбнулся Бис, выуживая подробности.
— За моркошкой, — улыбнулся Тутыр в ответ. — Скоро увидишь.
Конечно, Егор не мог принять за правду, что весь этот путь был проделан ради моркови — ну, не лопух же был; к тому же — последние, с виду ничем непримечательные, слова, насторожили его пуще других. Егору и без них сразу было понятно, чем он — они занимаются, вернее, в чём он участвует. А потому, мало что хотелось видеть, тем более — слышать и, не дай бог, делать. Он готовился к войне — умереть в бою — но никак ни этому. Он чувствовал, как окоченели пальцы на одной руке, что случалось довольно часто от волнения, давно заметив за собой, что без второй стал холоднокровным как рептилия, как будто температура тела, всегда зависящая от окружающих условий, не была подчинена июньскому солнцепёку.
Конечным пунктом назначения ополченцев оказалась охраняемая «восточными» производственно — складская база в Будёновском районе — в районе «ВАЗовской» развилки.
Ворота открыл вооружённый человек, машины въехали и остановились. Выходя, Бис совершил над собой заметное усилие, — ноги и руки, в частности родные, были против совершаемых действий, — по причине недоброго предчувствия.
Территория базы
