Сергей Зверев - Гавайская петля
– Что вы собираетесь делать, Александр Моисеевич?
– Понятия не имею. – А ведь он не врал, этот старый интриган, его прижали к стенке, и он почти смирился с судьбой. Он пытался обезопасить свою семью – по крайней мере, хоть это вызывало толику уважения. – В аэропорт мне ход закрыт… Перекантуюсь где-нибудь ночь, попробую договориться с каким-нибудь «яхтсменом» – может, отвезет меня в Гонолулу. Хотя и там… – Левиц в отчаянии махнул рукой. – Ладно, справлюсь, не впервой. У каждого человека имеется минимальный запас оптимизма. Если хотите, запомните мой номер…
– Чего он вам наболтал, Павел Игоревич? – накинулись на Туманова оперативники, когда он сел в машину.
– Помолчите, – буркнул он. – Василий, погаси фары.
Темнота окутала берег моря. Шевелились космы травы на обрыве – словно щупальца горгоны Медузы. Утробно рокотал прибой. «Судзуки» Левица постоял на месте несколько минут – видно, водитель решал, в какую сторону податься. Потом завелся, мигнули габаритники, вспыхнули фары. Он развернулся по широкой дуге и, покачиваясь на пересеченной местности, медленно пополз в сторону дороги. Взобрался на насыпь, притормозил – Туманов кожей чувствовал, как Левица терзают противоречия – повернул направо, к Барабоа.
– Давай за ним, – приказал Туманов. – Да не светись, Вася. Делаем все молчком.
– Павел Игоревич, может, все же расскажете… – заныл нетерпеливый Ордынкин.
– Молчком, я сказал. Потом, ребята, потом…
Дорога в ночной час не была абсолютно пустынной, и это было удобно. Проехал дребезжащий фургончик, догнал Левица – тот шарахнулся от него, как от проказы, – покатил дальше. «Чероки» выбрался на шоссе, Кошкин переключился на автоматическую трансмиссию.
– Ты бы хоть габариты включил, – посоветовал Ордынкин. – Какая-то хрень за нами едет – сейчас как даст по заднице.
– Включай фары, не бойся, – сказал Туманов. – И топай за этим смутным деятелем. Повисим. Посмотрим, куда он поедет.
А направлялся Александр Моисеевич, по всем приметам, в Барабоа. Он ехал медленно, неуверенно, дважды его обгоняли машины, издавая предупреждающие сигналы.
– И чего он тащится? – чертыхался Кошкин – любитель быстрой езды по ровной дороге.
– Кризис у человека, дай ему подумать. – Туманов обернулся – дорога за спиной была пуста. А впереди уже мелькали редкие огоньки Барабоа. Проехали развилку, за ней потянулись иллюминирующие световые опоры, рассредоточенные между пальмами. Дорога сделалась шире, углубилась водосточная канава, справа потянулись погруженные в темноту особняки, а слева пока еще простиралась саванна, заросшая высокой травой. Показалась еще одна развилка. Направо – дорога в город, налево – вроде бы объездная вокруг Барабоа – и долгая дорога на западное побережье острова. Не доезжая до развилки, Левиц включил правый указатель поворота (машинальное действие, не зависимое от наличия попутных машин), но когда до поворота осталось совсем немного, сбросил скорость, почти остановился – тащился медленнее пешехода.
– Ну, точно тормоз, – посетовал Кошкин, плавно замедляя ход.
– Остановись, Вася, – сказал Туманов. – Пусть человек решит.
Кошкин прижался к обочине. Думал Левиц недолго. Ехать в город он, видимо, передумал. Бог весть, что творилось в его голове. Замигал левый указатель поворота, «Судзуки» сместился влево, выехал на кольцо, покатил к объездной.
– Ну, блин, семь пятниц на неделе, – заворчал Кошкин, хватаясь за рычаг передачи. – У вашего приятеля, Павел Игоревич, похоже, прогрессирующее раздвоение ли…
И не договорил. Душераздирающий хруст ломающегося металла, как ножом по горлу!.. Откуда взялся этот мощный джип? Пронесся как стрела наперерез и долбанул стальным кенгурятником в правый борт «Судзуки». Машина смялась, как картонка, а джип, не сбавляя хода, протащил ее пару метров и сбросил в глубокий водосток. Никто не верил своим глазам. Затаив дыхание, все смотрели, как переворачивается смятая в лепешку машина, как отрывается задняя рессора, сплющивается салон. Джип, застывший на краю обрыва, злобно рычал, подрагивал. Свет фар озарял искореженный автомобиль. Сначала вспыхнуло что-то в двигателе, потянулся сизый дымок. Затем огонь разгорелся, охватил содержимое капота, перекинулся на салон. Две неясные тени соскочили с подножек внедорожника, вразвалку подошли к обочине, встали на краю. Пламя охватило всю машину, озарился клочок саванны, две неподвижные фигуры.
– Твою-то бабушку… – зачарованно пробормотал Кошкин. – Ну ни хрена себе! И что предпримем, Павел Игоревич?
– Ничего, – прошептал Туманов. – Уж поверьте, ребята, не происходит ничего необычного. К тому и шло, и Александр Моисеевич обо всем лучшим образом был осведомлен.
– Ага, тогда нам лучше не высовываться, – пробормотал Кошкин, гася фары.
Пламя жадно облизывало останки машины. И вдруг зашевелилось что-то в изувеченном салоне, затрещала, отвалилась дверца, висящая на честном слове. Из машины выполз человек. Он еще не горел, но одежда тлела, дымилась. Он полз, подтягиваясь на руках – ноги были переломаны. Вцеплялся пальцами в землю, тянулся. Двое на краю молча переглянулись. Покачали головами – ну и ну. Тот, что повыше, спрыгнул в канаву, пустился в обход горящей машины, вытаскивая что-то из-за пояса. Туманов решил, что это пистолет. Но оказалось – нож. Несколько мгновений человек просто стоял над ползущим. А тот продолжал ползти – упрямо, тупо. Человек подошел поближе, присел на корточки. Несчастный уже дополз до него, поднял голову – словно специально подставил шею. Убийца произвел выверенное движение, послышался хрип. Встал, отряхнулся, пошел обратно. Тело осталось лежать. «Не вышел Александр Моисеевич обновленным из очищающего пламени», – подумал Туманов.
– Убил… – зачарованно прошептал Кошкин.
– Ага. По чистой случайности, – поддакнул Ордынкин.
Выдержке убийц можно было позавидовать. Как будто знали, что на дороге никто не появится. А появится, да и хрен с ним. Второй протянул руку, помог первому взобраться на косогор. Закурили, перекинулись парой слов. Неторопливо потянулись к джипу. Расселись, завелись, поехали – так медленно, словно не хотели уезжать. Вскоре красные отблески габаритных огней растаяли в сумраке.
– Ну и дела… – выдохнул Ордынкин. – И что, Павел Игоревич, как у нас с антикризисной стратегией?
– Хреново, – признался Туманов.
– Дух захватывает от местного «гуманизма», – признался Кошкин. – Интересно, они нас видели или нет?
– Боюсь, им безразлично, – сказал Туманов. – Выполнили то, что приказали. Убивать еще кого-то приказа не было.
Он быстро посмотрел назад. Дорога была пуста. Со стороны города тоже никто не ехал.
– Вася, заберись в кусты, я скоро вернусь.
Павел выбрался из машины и, зачем-то пригибаясь, побежал к месту катастрофы. Он должен был убедиться. Имеется обыкновение у некоторых слоев населения – умирать по нескольку раз. А Левиц уже как-то умирал – опыт есть.
Но только не сегодня. Машина догорала, пламя подсело, но темнота еще не подкралась. Левиц был такой же мертвый, как его коллега Горгулин. Не позавидуешь такой смерти – что у первого, что у второго. Агония прошла, он лежал неподвижно. Из разрезанного горла вытекала кровь. Туманов перевернул его на спину, стараясь не запачкаться. Глаза Левица были открыты – ни страха в них не отражалось, ни отчаяния, ни боли. Спокойные глаза. Смирился с концом и, возможно, за секунду до смерти даже лучше себя почувствовал.
– Удачного путешествия в ад, Александр Моисеевич, – прошептал Туманов, отползая от мертвеца.
– Павел Игоревич! – взвизгнул из кустов Кошкин. – Машина едет!
Вот черт. Он покатился в высокую траву. Вжался в землю, застыл. С востока приближался автомобиль. Блики света прыгали по откосу. Не доезжая до места аварии, он начал тормозить – характерно шуршали шины. Но окончательно не встал. Проехал мимо пепелища, прибавил скорость, усвистел в темень. Туманов облегченно вздохнул, побежал на дорогу.
– Заводись, Вася, – он вскарабкался на заднее сиденье.
– Готов ваш приятель? – повернулся Ордынкин.
– Да. Исчез с лица земли. Он мне не приятель – с такими, блин, приятелями можно и о врагах не заботиться.
– Признайтесь, Павел Игоревич, – утробно вымолвил Ордынкин, – наступает полный… ну, вы понимаете?
– Он самый, Серега, – не кривя душой, признался Туманов. – Давайте-ка отъедем куда-нибудь в безопасное место и потрещим по душам. Имеется свежая тема.
– Нет, нет и еще раз нет! – с истерическим надрывом рубил Кошкин, прыгая, словно заяц, по высокой траве. – Вы не маленький, Павел Игоревич, должны понимать – не всегда хорошо там, где нас нет! Вы спятили, а мы тут при чем?
– Воистину, Павел Игоревич, – вторил напарнику Ордынкин. – Мы вам что тут, фильм снимаем – «Крутые парни-3», блин? Двенадцать подвигов Геракла? Да мы же не выйдем оттуда живыми! Хуже того – мы не попадем туда живыми. Сами подумайте – местные гангстеры, а они маму родную пришьют, официальная охрана сенатора – а там те еще бультерьеры, плюс эти ваши козлы из «закрытой» конторы! И все в одном котле. А мы вам кто, Шварценеггеры стальные? Только не говорите, что наше ремесло входит в список самых мужественных профессий!
