Владимир Гриньков - Турецкий транзит
То ли задели ее слова спасателей, то ли они на таких замках давно набили руку, но справились они споро.
Полина вошла в свою квартиру. За ней переступил порог Хеджи. А те двое, что привезли их сюда, сказали только «Спокойной ночи!» и аккуратно прикрыли дверь.
Полина прошла в комнату, включила свет. Хеджи тенью перемещался за ней. Полина обернулась и сказала:
– Оставь меня. Я устала.
– Мне уйти? – спросил Хеджи, нисколько не обидевшись.
– Да.
* * *Хеджи вышел из квартиры, бесшумно прикрыл за собой дверь, сделал несколько шагов вниз по лестнице и опустился на ступеньку. Прижался спиной к стене, прикрыл глаза, и вдруг сцены сегодняшнего дня закружились в хороводе. В его сознании промелькнули балкон Галатской башни, солнечные блики на воде Босфора, стройные, как карандаши, минареты, торгующие леденцами на холме Чамлыджа смуглолицые турченята, чайки над причалом Эминьоню, огонь в жаровнях рыбацких лодок, нежный аромат жареной рыбы, огни вечернего Стамбула, крик созывающего на молитву муэдзина, запахи Египетского рынка и блеск драгоценностей копеечной цены, гонка в аэропорт, самолет, другой самолет… Этот день был бесконечен, и столько он в себя вместил, что было невозможно не почувствовать смертельную усталость. Хеджи уже был готов провалиться в сон, как вдруг послышался шорох. Он встрепенулся.
Ниже, на лестничной площадке, стоял один из тех двоих, что встречали их с Полиной в аэропорту.
– Остался дежурить? – сказал понимающе здоровяк.
– Ты, я вижу, тоже, – беззлобно огрызнулся Хеджи.
Здоровяк невозмутимо пожал плечами. Такая служба, мол, мы люди подневольные, нам приказали бдить – мы бдим.
* * *Ранним утром приехал Прокопов. Он поднялся по лестнице и наткнулся на невыспавшегося Хеджи.
– Здрасьте! – сказал Хеджи.
– Она дома? – спросил Прокопов вместо приветствия.
– Да.
– Как она?
– Я вас хотел предупредить, – сказал Хеджи. – С ней большие проблемы. Она попала в такую переделку…
Тут Прокопов сделал знак рукой своим людям, которые поднялись вслед за ним. Отправлял их прочь. Не хотел, чтобы они присутствовали при разговоре. Здоровяки послушно спустились на два пролета лестницы.
– Путешествовала по Турции, – сказал Хеджи. – Там на нее напали. Разбили голову. Она долго была без сознания. Теперь провалы в памяти. Что-то помнит, что-то нет. Все перепуталось в голове. Смотрит на меня и не может вспомнить, где мы с нею познакомились. Ей кажется, что она меня по телевизору видела. А про наши с нею встречи – тут полный мрак.
Прокопов слушал и чернел лицом. Попадись ему сейчас обидчики Полины, порвал бы в клочья, так он был страшен.
Увидев взломанный замок квартиры, Прокопов вопросительно посмотрел на Хеджи.
– Ключи, деньги, документы – все пропало в Турции, – доложил Хеджи.
Прокопов хрустнул пальцами. Бросил коротко «Будь здесь!» – и вошел в квартиру.
Полина сидела в комнате на стуле. Кроткая. В напряженном ожидании. Ладони, как первоклашка, держала на коленях. Глаза бездонные. Они оба замерли. Ни один, ни другой не могли сдвинуться с места несколько мгновений. Потом Прокопов решительно шагнул, сгреб Полину в охапку и сказал:
– Доченька!
Гладил по волосам, как маленькую. Нащупал пластырь, руку задержал, Полина сразу отстранилась.
– Больно? – спросил Прокопов.
– Да, – ответила Полина, уткнулась лицом в его грудь и заплакала.
– Не надо, – просил Прокопов и нежно ее гладил. – Все позади. Теперь ты будешь в безопасности. Я увезу тебя отсюда. Хочешь, поедем к нам на Кипр. Хочешь, в Лондон, я там дом купил недавно. Я тебе где хочешь дом куплю, хоть на Канарах, хоть на Багамах. Но я тебя теперь не оставлю. Не знаю, кто тебя обидел и как они тебя в этой Турции вычислили. Но это по моим делам конкретно. Из-за бизнеса моего. Решили зацепить меня. Через тебя мне руки укоротить.
Он говорил и озлоблялся все больше. В какой-то момент Полина отстранилась от него, и тут он осекся, заподозрив, что напугал ее.
Но она спросила – только чтобы удостовериться:
– Ты правда мой отец?
– Конечно, – сказал он просто.
* * *У Прокопова были дела в городе. Он хотел оставить Полину под опекой своих людей, но Полина решительно запротестовала, и ему пришлось уступить. Единственное, на что согласилась Полина, – не покидать пределов квартиры в одиночку. Хеджи вызвался навестить ее вечером и куда-нибудь вывезти. Полина не возражала.
Люди Прокопова ушли только после того, как в двери поменяли рассверленные прошедшей ночью замки.
Вечером приехал Хеджи. Полина до сих пор не пришла в себя и не выглядела отдохнувшей. Пережитый шок еще долго будет напоминать о себе, подумал Хеджи.
– Тебе и здесь тревожно? – решился спросить он.
Она молча кивнула в ответ.
– Все наладится, – пообещал Хеджи.
– Как ты думаешь, я больна? – вдруг спросила Полина и посмотрела так требовательно, что нельзя было не ответить.
– В каком смысле? – заюлил Хеджи.
– Отец сказал, что хочет показать меня врачам.
Тут Хеджи не нашелся, что сказать.
– А у меня действительно проблемы, – внезапно призналась Полина. – Я знаю, что мы с тобой знакомы, но не помню, где познакомились. Я знаю, что люблю Криса Ри, – взяла со стола компакт-диск, – но я не помню, как мне достался этот диск.
– Я тоже многого не помню. Например, где и какой диск я покупал.
– Ты меня хочешь так утешить? – спросила Полина, и Хеджи смешался, обнаружив, что в подобном утешении его собеседница не нуждается.
– Может, уже поедем? – предложил Хеджи, только чтобы поменять тему разговора. – Я знаю один ресторан – там тебе понравится.
– Хорошо, – сказала Полина и взяла со стола пластиковую кредитную карту. – Только учти – я сама плачу за себя.
– А там хоть деньги есть, на этой карте? – не сдержался Хеджи.
Мало ли что, Полина и про это, может быть, забыла. На пластике нет ни копейки, но это выветрилось из ее головы, как и многое другое.
Полина поняла и усмехнулась невесело.
– Тут двадцать тысяч долларов. Так мне сказал отец. Он мне оставил эту карту сегодня утром.
* * *Интерьер ресторана «Никосия» был выдержан в деревенском стиле: деревянные столы и лавки, неровные стены, с потолка свешиваются высушенные тыквы-погремушки. Людей было немного. Хеджи и Полина сели за свободный столик. Из недр ресторана вынырнул парень с папками меню, улыбнулся дружелюбно, сказал:
– Добрый вечер!
Почти пропел. И вид у него был такой, будто он очень рад гостям и так давно их ждал, что уже заждался.
Полина готова была изучить меню, но Хеджи вдруг сказал:
– Нам два мусакаса «Лара-Бич», пожалуйста.
Официант кивнул.
– Что-нибудь еще?
– И «Коммандарию», – добавил Хеджи. – Спасибо.
Официант ушел.
– Ты ведь любишь мусакас, – сказал Хеджи.
– Да, – подтвердила Полина.
Но выглядела она растерянной. Никак не могла привыкнуть к тому, что Хеджи знал ее привычки. Хотя, казалось бы, чего тут странного, если он знал ее давно. Вот только с этим «давно» у нее были проблемы.
– Мои сегодня прилетели, – сказал Хеджи, чтобы отвлечь Полину от невеселых мыслей. – Из Стамбула.
Полина смотрела непонимающе. Нелегко ей было переключаться с одного на другое.
– Мы там ботву всякую снимали про турок, – сказал Хеджи. – Янычары, муэдзины, османы…
Он махнул рукой.
– Янычары – это кто? – спросила Полина, чтобы поддержать беседу.
Официант принес два бокала с рубинового цвета вином.
– Янычары – это воины в Османской империи, – сказал Хеджи. – Ведь прежде турки в Турции не жили. Они были кочевниками и пришли с востока…
Официант не уходил, стоял у их столика, и можно было подумать, что он очень заинтересовался тем, о чем рассказывает Хеджи.
Хеджи и Полина одновременно посмотрели на него. Официант улыбнулся.
– Спасибо, – сказал с нажимом Хеджи.
Официант ушел.
– Он странный, – оценила Полина.
– Так вот, о турках, – продолжил Хеджи. – Они двигались с востока, захватывали земли и города, и случалось так, что тюркское племя численностью в десять тысяч человек покоряло какой-либо регион, где проживали сто тысяч аборигенов. Им все время не хватало людей. Понимаешь? Их было слишком мало для того, чтобы такими большими территориями управлять и чтобы защищать границы. И они придумали такую штуку, как янычары. Турки были мусульманами, а захватывали они в основном те земли, где жили христиане. И вот они из христианских семей забирали мальчиков, обращали их в ислам и обучали разным наукам и военному делу. Из них потом получались чиновники и воины. Они не помнили своих христианских родственников, для всех них отцом был их султан. И семьями им нельзя было обзаводиться, их жизнь была – служение султану. Они были преданы султану, как псы. Они делали такую карьеру в своем янычарском войске, какая самим туркам и не снилась. Едва ли не все военачальники были из янычар, все главные сановники империи – тоже. И это казалось им нормальным. Они другой жизни не знали. И прошлого своего, я думаю, они не помнили. А если чего-то не помнишь – так его, можно сказать, и не было.
