Хэммонд Иннес - Берег мародеров
Я выгоняю машину и мчусь в Редрут. По дороге заскакиваю к торговцам узнать, нет ли ответа от Фуллера, и обнаруживаю, что инспектор лично ждет меня в конторе с целой кучей вопросов. Откуда я узнала о Робертсоне, кто его видел, как я получила описание и т. д. В свою очередь я тоже спросила, знает ли он, чей это словесный портрет. «Еще бы не знать,— отвечает Фуллер. — Я пытаюсь выследить этого человека с тех пор, как арестовали Катнера». Оказалось, что Робертсон несколько раз гостил в «Карильоне». Словом, Фуллер бросился вести следствие по моим следам, а я поехала в Редрут, и здесь все, что надо, само свалилось мне в руки. Издатель местной газеты внимательно выслушал меня и сказал:
— Судя по описанию, это Толстяк Уилсон, тот парень, что начал было разрабатывать шахту «Уил-Гарт», но с год назад уехал отсюда.
Потом он достал две подшивки, порылся в них минут десять и нашел фотографию, на которой был запечатлен низкорослый дядя в куртке и с широкой улыбкой на лунообразной физиономии. На голове у него фетровая шляпа, в кармане — цепочка от часов. Фото появилось в номере от 2 марта 1937 года, вскоре после его встреч с Катнером. А причина тому — основание Уилсоном маленькой частной горнорудной компании под названием «Корнуоллская береговая рудная компания Уилсона». 16 марта в той же газете появилось объявление о покупке оловянной шахты «Уил-Гарт», что возле Сент-Джаста. А еще через полтора года шахта закрылась. Однако похоже, что она имела солидную финансовую поддержку, поскольку о банкротстве и речи не было. Всем кредиторам заплатили сполна, и шахта до сих пор принадлежит этой теперь уже призрачной компании. Такова подноготная Толстяка Уилсона. Когда ты получишь это письмо, я отправлюсь в Сент-Джаст взглянуть на его шахту и поговорить с теми, кто в ней работал. Получила два старых номера с фото Уилсона. Одну вырезку послала своему другу, портье гостиницы, и попросила телеграфировать, узнает ли он в этом человеке Робертсона. Второе фото оставила себе для опознания. Сейчас пытаюсь выяснить биографию Толстяка. Местный издатель сегодня же вечером отведет меня в клуб шахтовладельцев, а ты пока отряди кого-нибудь в Бушхаус, пусть посмотрят, куда уходят корни этого Толстяка. Если повезет, телеграфируй мне на почтовое отделение Сент-Джаста. Твой Шерлок Уэстон».
Телеграмма Морин Уэстон к Чарлзу Паттерсону. Отправлена из Хэйла 13 сентября:
«Портье удостоверил личность. Джон Десмонд Уилсон, ранее известный как разработчик золотых жил и оловянных рудников в Малайе. Подробности письмом по приезде в Сент-Джаст. Морин».
Телеграмма Чарлза Паттерсона к Морин Уэстон. 13 сентября:
«Родился в 1904 в Дюссельдорфе. Натурализовался в Англии в 1922. Продолжай работу. Паттерсон».
Письмо Морин Уэстон к Чарлзу Паттерсону, отправлено из коттеджа «Кейпвью», принадлежащего миссис Дэвис, 14 сентября. Пендин, Корнуолл:
«Дорогой Чарли! Мне немного страшно Завтра утром твой специальный агент спускается в шахту, причем отнюдь не горит желанием делать это. Местечко тут жуткое. Никогда прежде не видела корнуоллских горняцких поселков. Оказывается, здесь они еще хуже, чем в Уэльсе. Неряшливые до ужаса но вид с побережья очень красочный. Сегодня море сияло аквамарином с белыми бурунами, разбивалось об утесы, совсем как Средиземное, разве что берег тут самый мрачный и зловещий из всех, что я видела в жизни. Ходила осматривать шахты, потом вернулась в Пендин порасспросить о тех, кто работал в «Уил-Гарт», и мне повезло. Остановилась я в маленьком коттедже на полпути между Пендином и Труиллардом, подальше от гнетущей атмосферы горняцкой деревни. По обе стороны от дороги — пустоши, усеянные грудами шлака, развалинами шахтерских домиков и рассыпавшимися трубами, которые служили когда-то для вентиляции шахт. Вот каков вид из окна моей спальни. Темнеет, пишу при свете керосиновой лампы. С моря пришел туман, и на маяке в Пендин-Уотч надрывается сирена. Питаюсь я тут на кухне вместе со всей семьей — отцом, матерью, семилетней дочуркой и эвакуированным мальчиком пяти лет. Из окна кухни видны поросшие вереском склоны, на вершинах которых маячат огромные пирамиды отвалов из глиняных карьеров. Ну, довольно местного колорита. Теперь об итогах моих трудов. Первым делом по приезде я отыскала шахту. Если ты посмотришь справочники, то увидишь, что «Уил-Гарт» расположена между шахтами «Боталлак» и «Левант». Обе сейчас закрыты. Мне удалось совершить довольно интересную прогулку. Вдоль утесов чуть ли не на полмили тянется заброшенная железнодорожная колея, от которой остался один рельс да старый деревянный спальный вагон. Возможно, это и не вагон вовсе, а коробка акведука. Как бы там ни было, эта штука, наверное, когда-то была частью «Уил-Гарт». Главный ствол шахты, кажется, расположен в ста футах от утесов, в глубине берега. Он опоясан высокой каменной стеной, довольно новой на вид. Я перелезла через нее и заглянула вниз. Отвесный ствол уходит футов на сто к старым штольням, слышен плеск падающей воды. Бр-р! Здешние утесы все изрезаны такими стволами, отгороженными только каменными барьерами. Некоторые стволы засыпаны, другие обвалились. Везде, куда ни глянь, ямы и кучи шлака. Возле шахты я подобрала несколько зеленоватых камешков с вкраплениями цвета золота.
В пабе здесь очень милый и умный хозяин. Заказав джин с лимоном, я вывалила на стойку свои камешки и спросила, не золото ли в них блестит. Оказалось, что не золото, а железный колчедан. Еще хозяин сказал мне, что на всю округу у них осталась только одна работающая шахта, «Гивор». Похоже, туда переехало уже все население деревушки. Хозяин узнал по фотографии Толстяка, а потом за пинтой пива рассказал мне всю подноготную шахты. «Уил-Гарт» здесь называют «мокрой шахтой». Ее расцвет пришелся на 1927—28 годы. Олово тогда стоило 240 фунтов за тонну, и в шахте разрабатывался трехфутовый пласт чистого металла. Доходы с «Уил-Гарт» в 1928 году составили что-то около 200 ООО фунтов на капитал в 60 ООО. Купили шахту за бесценок в 1925 году. Такая уж у здешних шахт особенность: то пусто, а то натыкаешься на пласт и сколачиваешь состояние. Судя по всему, этот пласт уходил в шельф, под морское дно, оттого шахту и называли «мокрой». В итоге — острые формы силикоза у рабочих. По словам владельца паба, ни один горняк не любил эту шахту.
В ноябре 1928 года выработка в шельфе обвалилась, и целая смена — тридцать два шахтера — погибла, попав в западню. Как я поняла, в истории горного дела в Корнуолле это была одна из самых тяжких катастроф. Следствие показало, что огромная подводная пещера, уходившая в скалу над галереями, которые вели к выработкам под дном моря, оказалась гораздо глубже, чем считали вначале. Разумеется, инженеры хорошо знали эту пещеру, но водолазы, посланные туда при строительстве, неверно определили глубину: их обманул слой нанесенного морем песка. На самом деле толщина перемычки составляла не 20 футов, а всего 3. Честно говоря, сомневаюсь, что инженеры приняли все меры предосторожности. Владельцы шахт обычно плюют на жизнь горняков, а тут еще новый покупатель «Уил-Гарт» не позаботился проверить, насколько безопасны эти галереи. Вот они и обвалились, когда Уилсон начал расширять их, чтобы проложить рельсы для вагонеток и повысить таким образом выдачу на-гора.
Возможно, ты удивляешься, с чего это я озабочена шахтой больше, чем Толстяком Уилсоном. Дело в том, что вчера в клубе владельцев шахт в Редруте зашел один разговор. Похоже, Толстяк кое для кого из членов клуба — притча во языцех. Все эти люди — горняки с многолетним стажем и знают, как разрабатывать шахту, что в ней искать и на что не обращать внимания, дабы не влететь в жуткие расходы. Они охотно рассказали, что когда Толстяк основал свою компанию и открыл «Уил-Гарт», цены на олово резко падали. Все сходились на том, что у компании не хватит капитала на разработку пластов в шельфе, о чем и было сказано Толстяку. Но Уилсон отмахнулся, заявив, что у него-де есть другая идея. Видимо, идея эта заключалась в разработке береговых пластов. Глупость, сказали Уилсону, этот пласт обнаружен в каких-нибудь двадцати футах от берега и на тридцать футов выше уровня моря. Но он начал открытую разработку с берега, на большом участке, в тщетной надежде обнаружить продолжение пласта. В клубе ему неоднократно говорили, что он выбросит деньги на ветер, если начнет искать другой конец жилы, но Толстяк по-прежнему твердил о какой-то осенившей его «идее». Он задумал рыть новый ствол в сотне футов от утесов, точно против пещеры. Потом Толстяк начал проходку новых галерей и докопался до пещеры, которая, судя по всему, врезалась в берег ярдов на двести. Потом он принялся резать полукруглую выработку и отводить от нее широкие штольни через каждые несколько ярдов, а еще позже пробил два длинных рукава по обоим концам главной галереи. Наконец он прорезал тоннели против тех, что открывались в пещеру, попытался разработать более высокий горизонт, полез было еще выше, но вылетел в трубу и прикрыл лавочку.
