Пол Кристофер - Меч тамплиеров
Главное, чтобы возникали патриотические чувства. Ну, как «Звездно-полосатый флаг», написанный после того, как британские войска нанесли поражение армии Вашингтона и захватили Детройт. Обычная патриотическая песня стала в конечном итоге государственным гимном, сплотила нацию и заставила всю страну напрячь силы в борьбе с врагами. Глубокая заинтересованность в новой германской мифологии подтолкнула Адольфа Гитлера к поискам арийских корней нации и вызвала антисемитский настрой в идеологии. Кстати, будущий фюрер стал одним из первых новообращенных членов общества Туле.
— Ja! Вот именно! — поддержал замечание подполковника Руди.
Он скрутил пробку с глиняной бутылки «Steinhager» и заполнил до половины стакан, принесенный официанткой. Выпил залпом и причмокнул губами.
— Mein Vater54 думал, что это знак свыше — символ Туле и… — Он опять запнулся и с трудом договорил: — Das Wappen, das schildformiges.55
— Щит герба! — догадался Холлидей.
— Ja! — глубокомысленно изрек Драбек. — Вы, наверное, подметили — герб Туле и герб Келлерманов очень похожи…
Немец плеснул в стакан еще джина, прозрачного как слеза. Выпил залпом, потом вынул из нагрудного кармана замусоленный карандаш. Быстрым движением подтащил к себе салфетку, несколькими штрихами набросал рыцарский щит со свастикой в верхней части.
— Thule Gesellschaft! — показал он рисунок Холлидею.
Добавил вертикальный меч, обвитый лентой.
— Das Wappen auf das geschlecht Kellerman. Gelt, ja?56
— И здесь меч, — вздохнула Пэгги. Драбек постучал по рисунку карандашом.
— Ja, der Schwert,57 — решительно кивнул он.
— Значит… — медленно проговорил Холлидей. — Ваш отец и Келлерман состояли в обществе Туле. Оба…
Старик засунул в рот остатки бутерброда и не спеша прожевал.
— Келлерман был ein Obergruppenfuhrer,58 генералом в Schutzstaffel.59 Он знал многих людей в партии. И мой отец тоже. Малыша Гиммлера, Геббельса, толстяка Геринга. Благодаря связям отец стал Stellvertreter-Gauleiter…60
— Гауляйтер? — переспросил Холлидей. — Окружной начальник?
— Ja, районный босс. Из этого города.
— А вы? — поинтересовалась Пэгги.
— А я играл на скрипке. — Драбек пожал плечами, наливая в стакан «Steinhager». Выпил, вытер губы тыльной стороной кисти. — Что я мог делать кроме этого? Я уже тогда был близоруким. Стрелять, убивать людей не мог. Короче, не годился для воинской службы. Поэтому Келлерман назначил меня своим… Putzer.61
— Putzer? — удивилась Пэгги.
— Der Hausdiener,62 — сказал толстяк, с трудом подбирая слова.
— Что-то типа денщика, я думаю, — вставил Холлидей. — Слуга, только военный.
— Ja. Слуга. Именно слуга. Его слуга. Я драил ему сапоги и наполнял его ванну. Именно так. Ja. Я следовал за ним всюду, полируя его verdammte Stiefel.63 Россия, Сталинград, Италия, Нормандия… И все время я был с ваксой и щеткой.
— Бергхоф? — спросил подполковник, стараясь отыскать связь с мечом.
— Ja! Конечно! Несколько раз! Там у меня была привилегия поднимать Hundkacke64 Блонди — собаки Гитлера — с ковриков. И доставлять пирожные для Евы из города. Ну и полировать сапоги, само собой.
— А потом? — вмешалась Пэгги.
Драбек отпил пару глотков джина.
— Вы знаете о Дахау?
— Это концентрационный лагерь, — ответил подполковник.
— Ja, das Konzentrationslager. Именно так. — Старик закивал. — У них был лагерь и здесь тоже. Для работы на «Дорньере» и «Майбахе». Они делали Raketen,65 ja?
— Ракеты V-2, — подтвердил Холлидей.
— Vergeltungswaffe,66 ja, — согласился Руди. — Им постоянно нужны были рабочие руки. Все больше итальянцы и поляки. Juden,67 конечно. Мой отец брал женщин из лагеря и… пользовался ими. — Руди замолчал, его рука потянулась к бутылке, но замерла на полпути. Он посмотрел в глаза Холлидею. — Когда закончилась война и американцы освободили заключенных, многие из них приезжали сюда. Они искали моего отца, но он скрылся в замке Келлермана. Слыхали о таком?
— Мы были там сегодня утром, — ответил Джон.
— Нет, не в новом, где сейчас музей, а в старом замке. Они нашли его. Притащили на городскую площадь и повесили на фонарном столбе на… на dem Kabel.68 Он дрыгал ногами и бился в петле целых пять минут. А потом его лицо почернело, а язык стал похожим на жирную сосиску и вылез изо рта. А меня, его сына, они заставили смотреть на это и не давали закрыть глаза.
— Разрази меня гром… — прошептала Пэгги.
— Ja, — согласился Драбек. — Мне было неприятно.
— А Лютц Келлерман где был тогда? — спросил Холлидей. — Успел сбежать?
— Naturlich,69 — неприязненно проворчал старик. — Вместе с сапогами, которые Руди ему начищал.
Он налил полный стакан и выпил. Выдохнул, распространяя спиртовой аромат и едкий запах горчицы и хрена. Лоб и щеки старика лоснились от пота.
— И Аксель тоже?
— Швейцария, — бросил Драбек. — Ему тогда было три или четыре года — совсем малыш. Поэтому они, вместе со старшей сестрой и матерью, уехали в Швейцарию.
— А когда они вернулись?
— В сорок шестом. Здесь дела были совсем плохи. Безработица. Все были… Geld brauchen,70 очень бедными. А к Келлерманам in Geld schwimmen.71 Они были богатыми. Они вернули себе заводы. Die Zugmaschinen.72 Люди опять полюбили Келлерманов. — Руди отхлебнул из стакана. — Dem Geld verf alien sein,73 — заметил он философски и вздохнул.
— А вы?
Старик хохотнул и вновь громко отрыгнул.
— Фрау Келлерман наняла меня чистить ее сапоги. Сорок лет я проработал на их семью. А потом вдруг… Раз! И Putzer Руди больше никому не нужен! Ты слишком старый, Руди! Ты слишком много пьешь, Руди! Сорок лет и никакой пенсии… Проваливай, der Kotzbrocken!74
— В музее мы не нашли никаких свидетельств о Лютце Келлермане, — продолжал Холлидей, — будто бы его никогда не было. Ни упоминаний, ни картин, ни фотографий…
— Keineswegs!75 — фыркнул Драбек. — Гитлер был дурным сном для Германии, кошмаром, который все не прочь забыть. Кошмаром, который и я хотел бы забыть, если бы мог… — Руди выпил еще джина, хлюпнул носом. Его глаза наполнились слезами. — Вот и получается, что Фридрихсхафен делал только «Гинденбурги».76 Мирные «Цеппелины», а не смертельные Raketen. Мальчики поют йодль и играют на альпийских рожках. Девочки пекут Apfelstrudel77 и рожают толстеньких младенцев. Мы словно живем в другом мире. В истории не осталось места для Konzentrationslager78 и таких людей, как Obergruppenfuhrer Lutz Kellerman.
— Но сын вряд ли забыл об отце, — сказал Холлидей.
— Конечно! — поморщился Драбек. — Он очень хорошо помнит его. Но тщательно скрывает.
— Что скрывает? — спросила Пэгги.
— Вещи отца, память об отце… Gegenstande mit Nostalgiewert…79 Я не знаю, как правильно сказать это по-английски.
— Ностальгия? Памятные вещи?
— Egal welche…80 — проворчал Руди.
— Что это? Ордена, медали, униформа? — попытался подсказать Джон.
— Ja, конечно… — ответил Драбек, стреляя глазами по сторонам.
Он явно боялся. Одно дело — разговор о прошлом и о себе, а совсем другое — разговор о тайнах владельца замка.
— Значит, он хранит где-то свою святыню — память об отце? — подтолкнула старика Пэгги.
— Ja, — медленно и с опаской проговорил он.
Руди потер кончиками указательного и большого пальцев — жест, одинаковый среди всех народов и наций. Журналистка кивнула и полезла в сумку, вытащила разноцветную бумажку в сотню евро, сложила купюру вдвое и толкнула по столу, к стакану Драбека. Старик, секунду поколебавшись, схватил деньги и в мгновение ока упрятал в карман.
— Где? — решительно произнес Холлидей.
Какое-то время бывший скрипач мялся в нерешительности, облизывая губы, а потом негромко заговорил, навалившись грудью на стол:
— Есть у него одно место…
14
— Нужно было взять с собой оружие… — прошептала Пэгги.
Они залегли в подлеске, наблюдая с опушки за замком Келлерманов, который удобно расположился на широком лугу ниже по склону. Смеркалось. Первые огоньки зажглись в музее и жилом доме. В новоприобретенный бинокль Холлидей разглядел, что для освещения замка использовались мощные ртутные лампы. В полной темноте здесь будет так же светло, как в Голливуде во время очередной премьеры.
— Брать оружие — бессмысленно и глупо, — ответил подполковник, — если не собираетесь устроить перестрелку.
— Забавно слышать такую сентенцию от старого солдата.
— Солдат никогда не станет старым, если будет чересчур полагаться на огневую мощь, — улыбнулся Джон. — Не стоит брать оружие, если не желаете кого-либо пристрелить. А я не собираюсь никого убивать. По крайней мере, сегодня.
Пэгги нахмурилась.
— Я — не студент-первокурсник Вест-Пойнта, — недовольно произнесла она. — Поэтому в лекциях не нуждаюсь. Единственное, о чем я подумала: неплохо было бы иметь что-то для защиты, если этот парень, Келлерман, в самом деле заказал убийство профессора Кэрр-Харриса и по его приказу сожгли до золы дом дедушки Генри.
