Михаил Серегин - Нестандартный подход
– Подожди меня, я скоро. – Китаец быстро поднялся и пошел в прихожую.
– Я с тобой! – вскочила Маргарита.
Макияж на ее заплаканном лице превратился в палитру хаотичных цветных пятен. Размытая слезами тушь черными ручейками стекала на воротник плаща. Она подлетела к Китайцу и вцепилась в него мертвой хваткой. Тогда он потащил ее в ванную, по-прежнему всхлипывающую и дрожащую, умыл, вытер ей лицо махровым полотенцем и легонько встряхнул за плечи. Потом расстегнул плащ и, голую, отнес в спальню, где как маленького ребенка уложил в постель. Маргарита немного успокоилась.
– Я вернусь через десять минут.
Она печально кивнула и уткнулась в подушку. Выйдя из квартиры, Китаец бегом спустился по лестнице. Ближайший мини-маркет находился за углом. Едва Китаец вышел из дома, ему в лицо ударил сырой промозглый ветер. На улице ощутимо похолодало, накрапывал дождь. Пустынный тротуар вернул Китайцу эхо его шагов. В голове закрутились строчки Се Линьюня:
…Мы можем лишь молча горячие слезы терять -
Нет силы о чувствах тебе рассказать на прощанье.
Он не помнил, как плакала его мать. Единственное, что он помнил, это как порой молчаливая печаль сковывала ее скуластое белое лицо. Печаль, от которого ее лицо словно деревенело. Когда он в такие минуты обращался к ней, ее красивые губы расслабленно улыбались. Китаец догадывался, что к нему эта рассеянная улыбка не имеет никакого отношения, что она предназначена кому-то другому. Отцу? Будде? Мать опускала свою прохладную ладонь ему на голову и с грустным сожалением смотрела на него.
А потом он стал мечтать о такой любви, которая бы не оставляла сил «о чувствах рассказать на прощанье». Иногда он даже воскрешал это сладкое и терпкое чувство потерянности и обреченности, когда без слов прощался с какой-нибудь женщиной. Разыгрывал сцену с творческим подъемом и вдохновением артиста, который знает, что едва он покинет стены театра, волшебство напряженных минут лирической самоотдачи будет развеяно холодным дыханием повседневности. Многие женщины ставили ему в вину душевную скупость, не понимая, что все, чего он хочет, это снова воскресить для себя миф любви, которая не оставляет сил «о чувствах рассказать на прощанье».
Рассеянно улыбнувшись симпатичной продавщице мини-маркета, он вышел из магазина с пластиковым пакетом, где позвякивали бутылки.
Маргарита по-прежнему лежала в постели. Китаец лишь краем глаза взглянул на нее, прошел на кухню, налил коньку в две пузатые рюмки, нарезал лимон и с этим приятным багажом вернулся в спальню.
– Ну, как ты? – озабоченно посмотрел он на нее.
– Лучше. Прости, я, кажется, сорвалась.
Китаец протянул ей рюмку.
– Что это? – с улыбкой спросила она.
– «Дербент». К коньяку я пристрастился лет в двадцать. Я учился тогда в Москве… Не хочу вспоминать.
Китаец поднес нагретую рюмку ко рту.
– А кем был твой отец? – не обращая внимания на нежелание Китайца ворошить прошлое, спросила Маргарита.
– Ученым, историком. Он познакомился с моей матерью, китаянкой из Няньнина, во время одной из своих экспедиций, а когда мама умерла, забрал меня к себе.
Китаец салютовал рюмкой и стал медленно пить. Маргарита последовала его примеру.
Он поднялся, снял с себя джинсы, рубашку и залез под простыню.
– Надеюсь, ты останешься до утра? – улыбнулся он.
– Только давай не будем говорить об этом… – Маргарита замялась и неловко улыбнулась.
– Хорошо.
Когда после третьей рюмки ее сморил сон, Китаец прикрыл веки и стал размышлять о том, каким образом портмоне Маргаритиного отца могло попасть к Николаю.
Что же получается, Николай убил и ограбил Крупенкова, сам, в свою очередь, став жертвой своих алчных дружков-алкоголиков? Крупенков был на приеме у его дяди, Семена Семеновича, незадолго до своей гибели. Странное совпадение! Может, не обремененный понятиями о чести и достоинстве, а также о неприкосновенности чужой собственности, Николай каким-то образом услышал о том, что его дядя консультирует такого богача, как Илья Васильевич, и у него родилась мысль об ограблении? А может, он действовал с Семеном Семеновичем заодно? Вся эта история о том, как сердобольный дядя поселил у себя племянника-выпивоху… Этот Семен Семенович – старый хитрый лис, в критических обстоятельствах способен выдумать не одну трогательную историю, обратившись к гигантской базе данных, накопленных им в ходе своей профессиональной деятельности. Первое, что надлежит выяснить, – существует ли действительно племянник Бурлакова. Наболтать Семен Семенович мог все, что угодно. И это появление Бурлакова в доме своего племянника… Приехал проведать… Какой заботливый!
Поразмышляв еще некоторое время, Китаец пришел к утешительному выводу, что зацепка есть. Интуиция подсказывала ему, что в процессе разработки «бурлаковской версии» он выйдет на след убийцы.
* * *– Даже не предполагала, что ты столько времени посвящаешь заботе о своей внешности, – подтрунивала над стоявшим перед зеркалом Китайцем Маргарита.
Она сидела на кровати и без стеснения разглядывала худощавое смуглое тело Китайца, которое одевали светлой аурой утренние лучи. Ветер за окном, точно рассвирепевший пастух, гнал стадо облаков, которые пугливо бежали по голубому апрельскому небу.
И вдруг, встречая новый день, я лет своих пугаюсь.
До сорока сегодня мне лишь год один остался. -
процитировал Китаец Хань Юя.
– Это правда?
– Истинная, – шутливо кивнул Танин и отправился в ванную.
Приняв душ, он побрился. Маргарита как раз выходила из ванной, когда он разливал какао по чашкам. Увидев грязный котелок, Маргарита обомлела. Китаец поднял на нее смеющиеся глаза.
– Не пугайся, так надо.
– Давай я его вымою. – Маргарита, облаченная в рубашку Китайца, устремилась было к нему, чтобы отобрать котелок.
– Знаешь, почему я оставил тебя на ночь? – лукаво улыбнулся Танин. – Потому что вчера ты проявила завидное равнодушие к моему котелку. Все женщины непременно хотят его вымыть. Меня это разочаровывает.
Пока он резал сыр и ветчину, Маргарита разглядывала висевший на стене портрет Фу Си. За трапезой Китаец поведал ей об этом одаренном и продвинутом китайском императоре, постигшем язык зверей и птиц. Китаец не разрешил мыть Маргарите посуду. Тогда она занялась в ванной своим испачканным плащом. Когда Китаец домывал последнюю чашку, раздался телефонный звонок. Он вытер руки и взял трубку «Панасоника», закрепленного над столом.
– Танин слушает, – бодро произнес он.
– Здравствуйте, – услышал он натянутый голос Виктории Ларионовны, – я знаю, что Марго у вас, передайте ей трубку.
В дверях показалась растерянная Маргарита. Словно она догадалась, кто звонит. Марго одновременно кивала головой и моргала, спрашивая движениями и мимикой, кто звонит. Китаец, зажав рукой трубку, шепнул: «Твоя мать». Тогда Маргарита стала неистово вертеть головой туда-сюда, а потом вдруг зажала уши.
– Вы ошибаетесь, – невозмутимо сказал он в трубку, – Маргариты Ильиничны у меня нет.
– Не болтайте. Я уверена, что она у вас, – с язвительной злобой проговорила Крупенкова-старшая.
– Виктория Ларионовна, извините, я спешу. – Китаец хотел уже было «отключить» Крупенкову, как услышал ее гневный возглас:
– Хорош сыщик! Вместо того чтобы заниматься расследованием смерти моего мужа, вы спите с моей дочерью! Или вы привыкли совмещать? – ехидно добавила она.
– Виктория Ларионовна, – холодно процедил Китаец, – у меня договор с вашей дочерью, лично вам я неподотчетен…
– А на чьи деньги она вас наняла, вы знаете?! – раздраженно крикнула Крупенкова-старшая.
– Нет, – прикинулся «шлангом» Китаец, немного отстраняя трубку от уха.
– На мои! – продолжала кричать Крупенкова.
– Вашему мужу вы тоже постоянно напоминали, на чьи деньги он живет?
В трубке повисло недолгое молчание. Китаец представил, как Виктория Ларионовна, возмущенная такой наглостью, беззвучно разевает рот.
– Если это так, – Китаец нарушил молчание, – то Илье Васильевичу не помог бы никакой психоаналитик.
– Я вас увольняю, – обрела наконец дар речи Крупенкова, – немедленно.
– Для этого вы должны сначала нанять меня, – беззлобно проговорил в трубку Китаец. – До свидания.
– Вы, вы ужасный человек, проходимец, аферист. Я прикажу Маргарите, чтобы она порвала с вами всяческие отношения, – продолжала неистовствовать Виктория Ларионовна.
Вдруг поток ругательств иссяк, и Китаец услышал на том конце провода судорожное рыдание.
– Господи, – почти шепотом произнесла Виктория Ларионовна, – за что мне такое? Убили мужа, а теперь вы хотите отобрать у меня дочь?!
– Никто не сможет отобрать у вас дочь, – вздохнул Китаец, – если вы сами не будете ее отталкивать. Всего хорошего.
