Олег Игнатьев - Дойти до ада
Снова усевшись на пол, он зажег свечку, укрепил ее перед собой и почувствовал слабый аромат знакомых трав…
Свеча горела медленно, спокойно, тихоструйно, влияя на течение его тревожных мыслей, на его сознание и душу.
Чем дольше жил Климов, тем больше ему хотелось сделать всех людей счастливыми, но он не мог ответить, отчего? От природной доброты, которой он обязан не себе, а кровным пращурам, или от своей душевной неустроенности?
Пламя свечи колебалось от его дыхания, под потолком зудели дроссели люминесцентных ламп, в воздухе пахло сыростью, известью… Запах трав ощущался отстраненно и нестойко. Время разрушало снадобье.
Реальность откровенно насмехалась над вымыслом задуманного плана. Ее отрезвляющий смех сливался с порочным смехом Чистого, со злобным подхихикиванием Слакогуза, душераздирающим воплем Юли и был невыносим, невыносим, невыносим… Он уже отчетливо звенел в ушах, расширялся, пульсировал…
Климов вскочил на ноги.
Минут через десять должны привезти еще одного заложника, и если этого не произойдет, значит… следующим будет он.
Климов обшарил все свои карманы: алмазного диска, способного перепилить стекло, бетон, металл, не было.
Медик не оставил шансов на спасение. Хотя…
Замок на решетке был навесной, с наборным кодом, можно попытаться набрать цифры… нет, до последнего деления рука не дотягивалась, да и ключа нет.
В сумочке одной из убитых заложниц Климов нашел пилочку для ногтей, сделал с ее помощью из пивной банки что-то наподобие ключа-универсала, но только зря промучился: отмычка поломалась.
Ему стало жутко. Ледяной страх смерти пронзил сердце.
Пламя свечи погасло…
К решетке подходили трое. Один — сытый, гладкий, с металлическим браслетом на руке, другой — амбал с лейкопластырями на носу и подбородке, и здоровый увалень с круглым лицом величиной с тарелку.
Были они веселы и беззаботны.
— Жив, гладиатор? — обратился через решетку сытый и подмигнул Климову. — Соскучился по мордобою? Щас устроим.
Он засмеялся и вставил ключ в замок.
Все трое в костюмах спецназа.
«Главное, не дать им войти внутрь, — подумал Климов. — В тесноте не больно разойдешься».
Крэк… Решетка подалась, стала открываться, и Климов резко бросился на нее всем телом. Металлическая рама угодила сытому по кисти, он взвыл и еще раз получил удар, теперь уже по локтю.
— На пол, суки! — рявкнул Климов и отпрыгнул от решетки с пистолетом сытого, который выдернул у того из-за пояса. — Стреляю!
Сытый и амбал опешили, столкнулись лбами, сели, и Климов, приседая вместе с ними, выстрелил в увальня, чья пуля высекла из металлической решетки лязг и искры.
Два других выстрела оставили амбала с сытым на полу, возле решетки.
Климов перепрыгнул через их тела, взлетел по лестничке и покатился в сторону — в него уже стрелял из автомата часовой. Он бил короткими очередями, двигался зигзагом, падал, вскакивал, стрелял и… неумолимо приближался. Опытно, расчетливо и быстро.
Две тусклые лампочки под потолком «дробильни» Климов так и не разбил, хотя стрелял прицельно — чужой пистолет не слушался руки. Это раздражало, к тому же в обойме оставалось два патрона. Надо было поберечь.
Дождавшись, когда часовой залег за кучей щебня, перезаряжая автомат, Климов вскочил и метнулся в его сторону. Хорошо, что он был босиком, бежал неслышно, а у часового все никак не получалось поменять рожок. Когда он высунулся с автоматом, было поздно — Климов в прыжке ударил его по локтю рукояткой пистолета, выбил автомат. Затем схватил противника за шею, и они покатились по щебенке. Заклинив пальцем спусковой крючок, часовой мешал Климову произвести выстрел, норовил ударить каской, бил коленом. Сильный, ловкий, удивительно бесстрашный. Климов изо всех сил надавил на спусковой крючок и, подломив под себя руку часового, вывихнул ему палец.
— У-у-у! — яростно скрипнул тот зубами и на мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно, чтоб вырвать пистолет и ткнуть стволом под каску, но не больше. Озверевший от боли и обиды часовой перекатился через голову и потянулся к автомату. Климов выстрелил, но пулю остановил бронежилет. Часовой уже схватился за рожок, рванул к себе, вскочил на ноги и… не смог выпустить очередь: рожок перекосило. Климов использовал заминку в свою пользу: бросился вперед и влево, в подкате сбил на землю противника, выстрелил ему под мышку, вырвал автомат, переметнулся через кучу щебня, вскочил на ноги и, пригнувшись, кинулся бежать к стоявшему поодаль транспортеру. Из-под зубчатых жерновов «дробильни» на него сыпался щебень. Пока бежал, петляя и пригибаясь, успел защелкнуть перекошенный рожок, взвести затвор. Два раза выстрелил короткими очередями. Пистолет сытого, естественно, полетел в сторону. Лишняя тяжесть.
Подбегая к транспортеру, Климов увидел, как открывается боковая дверь справа, в нее ныряют двое и разбегаются в разные стороны. Оба в спешке не поймали Климова в прицел, зато он короткой очередью свалил первого, метнувшегося к транспортеру. Перепрыгнув через упавшего, Климов укрылся за его телом и открыл прицельную стрельбу из «Калашникова». Патронов не жалел. Рядом валялся автомат убитого и подсумок с рожками.
Не чувствуя ответной реакции, Климов дал еще две длинные очереди в темный угол, где залег второй «десантник», и, захватив подсумок с автоматными рожками, ринулся к выходу.
Уйти ему не удалось. Кто-то упал на спину, повалил и хладнокровно стал душить классическим захватом.
«По перекрытиям подкрался, — догадался Климов и, напрягшись и изловчившись, вывернулся из-под груды стальных мышц. — Зверская сила».
Вывернулся на мгновение и опять попал в железные тиски.
Ударил в пах. Промазал. Двинул локтем. Что слону дробина… Ч-черт… Сверкнуло лезвие — Климов подставил руку, сжал запястье, началась борьба… Тяжелая, мучительная, изнуряющая жутким напряжением и осознанием смертельного конца: напавший был сильнее. Это ясно. Стальной клинок уже коснулся горла Климова…
24
— Хэк! — Чей-то короткий мощный выдох придал силы, а характерный хруст ломаемых костей помог вырвать клинок.
Тиски разжались, и бесчувственное тело чужака упало рядом. Тяжело, глухо, обезволенно.
— Лежи спокойно, — произнес знакомый голос, и до Климова дошло, что его спас Петр. Только он умел так мастерски ломать шеи.
Климов подал ему руку, и тот одним легким рывком поставил его на ноги. Обнялись.
— Как ты? — озабоченно вгляделся в глаза Климова сочувственно-суровый Петр и, услыхав, что «все нормально», круто развернулся: — Ходу!
Выдернув из-под безжизненного тела автомат, Климов рванулся вслед за Петром, наблюдая боковым зрением за центральным входом в «дробильню». Уже выскакивая в темень, поскользнувшись на разжиженной земле и еле удержавшись на ногах, услышал свист пуль и эхо выстрелов.
— Быстрей! На выстрелы не отвечай, держись за мной! — крикнул Петр и растворился в ночном мраке.
— Я босиком.
Климов чудом поспевал за ним.
— Сейчас обую.
Понять, когда Петр говорит серьезно, а когда смеется, было трудно.
Дождь с мокрым снегом, ветер, грязь, какие-то железяки, трубы, доски — все это сбивало с ног, мешало бегу.
«Только бы на гвоздь не напороться, — старался не отстать от Петра Климов и по-кошачьи всматривался в темень, — или на стекло».
Чего боишься, то обычно и происходит.
Торчавшее в земле стекло разрезало ступню. Климов аж вскрикнул:
— О-о-о! — И, разом захромав, замедлил бег.
— Что там?
— Стекло, — шепнул в потемках Климов и наскоро перевязал порез платком.
— Не сильно? — Из кромешных сумерек возникла тень Петра, и Климов, сцепив зубы, побежал навстречу.
— Обойдется.
Только Петр определял сейчас, куда бежать, и только Петр не думал о погоне. Считал лишним. Кто не думает, тот действует. Урок Афгана.
Перебегая шоссе, Климов понял, что они направляются в город. За шоссе тянулся ряд гаражей. Петр подошел к одному из них, нашел слабое место в кирпичной стенке, примерился и проломил ударом кулака приличную дыру. В четыре руки они быстро расширили пролом, забрались внутрь. Следя за действиями Петра, Климов вспомнил его прозвище, полученное в Афганистане, — Дядя Мина. Взрывчатая сила его кулака могла убить любого. А кирпичи он расшибал играючи, словно сырые яйца.
За дверью гаража Петр нашел ломик, сбил замки, завел двигатель «волги» — она принадлежала бывшему директору продмага. Климов сел на заднее сиденье, и машина выехала на шоссе.
Петр, не зажигая фар, промчался мимо шахтоуправления, затормозил на перекрестке, шепнул Климову: «Пригнись» — и вышел из машины.
Властным жестом поманил к себе патрульного, который начал приближаться с видимой опаской. Второй постовой стал за «москвич» красного цвета. Климов узнал машину Петра.
