Павел Орлов - Главное доказательство
Хлопоча около Игорька, Любовь Григорьевна позабыла про странного визитера. Она покормила парня, потом они вместе перетащили мешок с картошкой на кухню, где часть пересыпали в специальный ящик, а остальное пока вынесли на балкон.
Затем Игорь опять уехал, а женщина вышла в коридор – подмести сор, оставшийся от мешка. В этот момент с лестницы снова донесся негромкий шум, будто бы кто-то осторожно открыл дверь, причем изнутри, а потом так же осторожно ее прикрыл.
После послышался осторожный поворот ключа. Правда, дверь чьей именно квартиры открывали, было непонятно. Это вполне могли уходить и от Алексея Викторовича, и от Юрия Ричардовича. Дама на всякий случай выглянула в глазок, но увидела уже только тень, промелькнувшую вниз по лестнице.
– А это в котором часу было?
– Да уж почти десять. Игорек-то от меня сразу после «Времени» уехал, минут через пять. А я потом еще на кухне быстренько прибралась, посуду помыла, а после пошла в коридор – пол замести. Вот и считайте! А потом я сразу в комнату прошла, телевизор включила и больше ничего не слышала. На следующее утро милиция приехала, шум на площадке. Меня хотели позвать – вроде как свидетелем, квартиру осматривать, но я покойников боюсь – отказалась. А вот сотрудник из милиции после приходил, расспрашивал.
– А вы им не сказали, что у соседа в квартире в тот вечер был кто-то?
– Про Ричардовича-то?… Нет, не говорила. Они ж меня про него не спрашивали – только про Алексея Викторовича.
Железная логика.
– Что ж, Любовь Григорьевна, спасибо вам за помощь!
Я поднимаюсь с табурета и собираюсь направиться к выходу, как вдруг замечаю в глазах женщины застывший вопрос. Перехватив мой взгляд, та смущенно отвела глаза. Ах, да! Что ж – меня, как говорится, никто за язык не тянул.
Извлекаю из бумажника пятисотрублевую купюру и кладу ее на стол.
– Да вы что? – машет женщина рукой, с трудом сдерживаясь, дабы не расплыться в довольной улыбке. – Куда ж так много?
Однако «пятихаточка» мгновенно исчезает в кармане передника.
– Любой труд должен быть оплачен, – развожу я руками. – А вы нам очень и очень помогли. Всего хорошего!
Та-а-а-к. Выходит, господин Шушкевич солгал, что был на даче? Значит, он все-таки был дома и при этом явно не хотел, чтобы его присутствие было кем-то обнаружено, раз уж даже соседке не стал открывать. Хотя… По меньшей мере, как он сам заявил, семь человек – попутчиков и соседей по даче – могут подтвердить, что в тот вечер Юрий Ричардович находился у себя на «фазенде». Семеро свидетелей! Сговорились?… Навряд ли. Один-два человека – еще куда ни шло, а вот семеро, да еще «по меньшей мере» – явный перебор. На практике это равнозначно тому, чтобы сообщить такому количеству людей, что ты убил человека. Слишком тяжеловесный способ обеспечить себе алиби – очень уж велик риск проколоться. Если даже допустить, что все эти семеро – люди проверенные и закаленные, предусмотреть все до мелочей в сговоре такого уровня практически невозможно, и припереть «заговорщиков» на деталях особого труда не составит.
В этом плане весьма показательным является случай из практики моего старого приятеля Вити Дудникова. История, может, немного длинная, но довольно поучительная, а посему осмелюсь настоятельно рекомендовать уважаемому читателю с ней ознакомиться.
Это было в конце «лохматых семидесятых», когда Дудников, будучи еще курсантом школы милиции, проходил практику в должности следователя в одном из небольших провинциальных городков в центре России. В те годы Витюша был строен и кучеряв, не пил – во всяком случае, в таких количествах, как перед пенсией, – и романтика еще играла в том самом месте, которое много позже Виктор Николаевич, став начальником следственного отдела, старался уже без крайней нужды от руководящего кресла не отрывать. Но это, повторяю, позже, а тогда.
Тогда же этот самый городок был взбудоражен не на шутку. Еще бы: в крупных-то городах в то время убийство было происшествием чрезвычайным, а уж в мелких – и говорить нечего. Тем паче, когда убитого средь бела дня находят на веранде собственного дома с раскроенным черепом, а орудие преступления – окровавленный топор – брошенным на полу рядом с трупом. Да еще и убитый – личность в своем роде легендарная. Фамилию его Витя уже не помнил, а вот кличка у этого типа была весьма показательная – «Бес». Причем не зря: с головой у того была беда полная. Две ходки за плечами, причем последняя – за убийство, которое стараниями адвоката было переквалифицировано в «тяжкие телесные, приведшие к смерти потерпевшего». Деяние, вроде, одно, а статья все же другая, и срок скостили до шести лет – учли, что жертвой преступления стал местный рецидивист. Освободился Бес всего за две недели до описываемых событий, и теперь жители городка с опаской ожидали, что он еще выкинет. Посему известие о смерти своего печально знаменитого земляка большинство населения – чего греха таить – восприняло «на ура».
Кстати сказать, районному отделу милиции Бес тоже давно поперек горла стоял. Положа руку на сердце, если бы грохнули его не топором по башке, а как-нибудь. поинтеллигентнее, что ли, да если бы убийца еще и сам в милицию пришел – с повинной, то они всем коллективом ломали бы голову, как того от тюрьмы отмазать. А что? Провели бы с подозреваемым соответствующую воспитательную работу, объяснили бы, где и что надо говорить, а где, наоборот – не надо, и свели бы в конечном итоге все на самооборону. С учетом личности убитого выбить в суде условную меру особого труда не составило бы. И это, между прочим, местные опера Дудникову сами на полном серьезе говорили. Ничего удивительного: городок маленький, а у них у всех – дети.
Но все же убийство есть убийство. Дело получило довольно широкую огласку и было взято на контроль в райкоме партии. Кто знает, что это такое, – тот поймет, а кто не знает – спросите у тех, кто знает. Вернее говоря – помнит. Словом, хочешь – не хочешь, а работать надо.
Те же местные оперативники довольно быстро установили, что последние дни убитый конфликтовал с двумя братьями Пулинцами (вот их-то фамилию Дудников почему-то запомнил). Эти братья ничего особенного собой не представляли. Несколько лет назад были шпаной средней руки, но потом, отслужив один за другим армию, остепенились. Работали теперь оба на городском хлебозаводе: старший – водителем фургона, младший – грузчиком. Причиной же конфликта явилось то обстоятельство, что меньшой из братьев год назад – сразу после демобилизации – сошелся с местной красавицей, бывшей в свое время подругой Беса.
Шесть лет – это все же срок, да и не жена это была, чтобы верность блюсти и муженька дожидаться. За девицей оной, кстати говоря, кроме младшего из братьев, и другие «грешки» водились. Так что, если здраво разобраться, то ревнивцу следовало бы вызвать на дуэль чуть ли не половину городского мужского населения «дееспособного» возраста. Но на момент возвращения Беса из мест не столь отдаленных в кавалерах у нее ходил как раз Пулинец-младший. Посему он стал крайним и был основательно избит – впрочем, не столько из ревности, сколько «из принципа».
– Еще раз возле Таньки увижу – замочу щенка! – добавил Бес напоследок.
Но при этом новоявленный Отелло не учел двух обстоятельств. Вернее сказать, не собирался учитывать, поскольку вообще не имел привычки принимать во внимание чьи-либо интересы, кроме своих собственных.
А зря! Во-первых, это были уже не те Пулинцы, которых по малолетству он раньше вообще в расчет не брал, отделываясь редкой затрещиной. Сегодня это были взрослые парни и обидчику спускать не собирались. А во-вторых, подруга его бывшая в своего нового избранника влюбилась не на шутку и отступаться от него не собиралась – как и он от нее.
«Возьмите любое громкое преступление, и вы увидите, что за ним стоит женщина.» Эта истина была не знакома Бесу, который, если кроме уголовного кодекса что и читал, так только этикетки на бутылках с портвейном. Зря тем более! Глаза все же надо было держать открытыми, ибо, как выяснилось немного позже, именно «та самая Татьяна» и стала идейным вдохновителем и организатором убийства.
А пока же молодой питерский практикант энергично взялся за поиски преступника. На первых же допросах, проведенных оперативниками, оба брата показали, что примерно с одиннадцати до половины первого неотлучно находились в доме у Татьяны, и та, опрошенная отдельно, сказанное полностью подтвердила. Время убийства было достаточно точно установлено и без заключения судебно-медицинской экспертизы, которое из области все равно еще не поступило. Примерно в половине двенадцатого Бес заходил в магазин, где его видели, а труп ровно в двенадцать пятнадцать обнаружил сосед, заглянувший «на огонек» в расчете на дармовую выпивку. Получалось, что Пулинцы на момент убийства имели алиби.
Однако Дудникова такая постановка вопроса не удовлетворила. По его указанию вся троица была доставлена в отделение и рассажена по разным кабинетам. Каждому был дан лист бумаги и предложено написать подробно, где он или она были в день убийства с одиннадцати до часу дня. Если дома, то кто из родных может это подтвердить. Если в гостях – то у кого и кто там был, кроме них, кто и где их еще видел, с кем еще разговаривали и тому подобное. Все до последней мелочи…
