Михаил Нестеров - Вольные стрелки
Глава 23. «Московский частокол»
«Мне нужно знать каждое слово, произнесенное в доме генерала Разлогова». Так напутствовал Цыплаков агентов ГРУ, отправляющихся с заданием – установить в доме генерала «жучки». Сегодня офицеры военной разведки явились, чтобы доложить о первых результатах. Один из них выложил на стол Гриневского лазерный диск, на матовом боксе которого фломастером было написано: «Год – 2009. Номер записи – 1, частей – 8. Защита – нет. Длительность – 48 часов. Каналы – 1. Частота дискредитации – 22 килогерца».
Цыплаков удивился педантичности офицеров. На его взгляд, запись на коробке была неполной без жанра – триллер, боевик, мелодрама.
Установке прослушивающей аппаратуры предшествовала работа по проникновению на объект. Разведчики управились с работой за двое суток. Другие сорок восемь часов прошли в томительном ожидании результата. И вот он на столе у Гриневского.
Сам Цыплаков прятал глаза. Какой сюрприз подготовил предупрежденный о прослушке генерал? Включал музыку во время телефонных разговоров или бесед с кем-либо с глазу на глаз? По сути дела, эти «другие 48 часов» на диске могли навести Гриневского на мысль, что генерал был предупрежден о «жучках» в его доме. Все зависело от его поведения. Какую линию защиты выбрал Разлогов? Собственно, годилась любая, поскольку никто еще не проникал так глубоко в его личную жизнь. Любая информация о ней претендовала на откровения. И эта мысль успокоила Цыплакова.
– Как вы проникли в дом? – поинтересовался он, провожая офицеров до выхода.
– Черный вход, – сжато ответил старший. – Датчик на двери установлен криво. В смысле – криворуким, – необязательно пояснил он. – Если бы мы начали сканировать с нее, первый результат вы получили бы вчера.
Он коротко пояснил, что ключевых моментов для сканирования было два: когда хозяин входил в дом и когда выходил из него. В первом случае охранная система выходила из фонового режима, во втором – активировалась. Все это улавливал детектор излучения и записывал на сменный носитель информации.
– Когда мы вошли в дом и отключили сигнализацию, добавили кривизны на датчик, – продолжал офицер. – Вот ключ от двери.
Он передал Цыплакову ключ от черного входа. Тот осмотрел его: с двусторонней бородкой, скорее всего, от врезного замка. Вместо брелока на колечке болталась картонка с четырьмя цифрами.
– Код для отключения сигнализации, – снова был вынужден пояснить офицер. – Хозяин дома может поменять его, учтите это.
– Если я захочу навестить его. Кстати, где вы оставляли машину?
– За условной границей городка. Примерно в двухстах метрах к западу от объекта мы обнаружили приличный съезд с дороги. Попадаешь в карман между лесопосадкой и подлеском. На задней передаче выезжать оттуда – проблема. Мы заезжали в карман задом, а выезжали – передом. В общем, все, как в настоящем лесу.
– Территория охраняется собаками?
– Нет.
– Каким способом вы попали на объект?
– Обошли забор по периметру, наткнулись на калитку, закрытую изнутри на засов. Он легко открывается согнутой проволокой. Не знаю, может быть, тебе пригодится... Мы заметили, что хозяин – полупедант. Четыре дня наблюдений показали, что из дома он выходил в разное время, но в пределах получаса: от восьми ровно до половины девятого.
– Спасибо за информацию.
Они пожали руки друг другу, и Цыплаков вернулся в офис.
К тому времени в кабинете Гриневского его дожидались Ипатьева и Багдасаров. Как только Цыплаков занял свое место за узким и длинным столом для совещаний, Гриневский включил запись. В дополнительном окне проигрывателя, отображающем спектрограф, от левого до правого края протянулась прямая полоса. «Если бы мы сидели у постели больного, – подумал Цыплаков, – я бы решил, что он умер». Не хватало только тоскливого писка прибора и голоса врача, констатирующего смерть.
– Наверное, генерала нет дома, – сказал Багдасаров.
– И не будет еще шесть часов, – добавила Ипатьева. – Дисплей чувствительности отражает воспроизводимый файл целиком. А запись разбита на восемь частей. Давайте включим вторую часть.
Гриневский согласился с ней. В тот момент он пожалел о том, что собрал на прослушивание подчиненных. Чего он ждал от первой записи в доме генерала Разлогова? Что из колонок польются тайны и откровения?
Вторая запись мало чем отличалась от первой. Только где-то в середине дисплея обнаружился волновой всплеск. Гриневский ухватил мышью ползунок проигрывателя и перетащил его к тому месту, прибавил громкость. Неожиданно из колонок раздался приглушенный кашель. И все. Тишина вплоть до следующего, скорее всего, покашливания в самом конце этой части.
– Пожалуй, возьму работу на дом, – сказал Грин, закрывая плеер. – Ночь длинная. Все свободны.
Последним из кабинета вышел Цыплаков. Как только дверь за ним закрылась, Гриневский вынул диск из дисковода и положил его в бокс. Выяснил, что черкала на нем Ипатьева: «Аудиоверсия триллера «Молчание барана». Он хмыкнул: не смешно.
* * *...Из доклада Цыплакова генерал Разлогов выдернул одну фразу и озвучил: «Секретные материалы, которыми я располагаю, не позволят военному городку уйти с молотка, иначе о сделке можно было бы говорить, как о свершившемся факте, а большую часть материалов – собирать в открытых источниках информации».
– Секретные материалы... или X-files, говоря вашим языком, должны лежать у меня на столе. Я не могу определить сроки, но и затянуть время тебе не дам. Дело приобретает неотложный, сверхсрочный характер. Не пытайся подсунуть мне дезу. Я легко проверю твою информацию.
– Тогда зачем вообще я вам нужен? Пользуйтесь проверенным источником информации.
– Кто сказал, что он проверенный? – Разлогов чуть заметно усмехнулся. – Я могу доверять только подтвержденным данным. В этом деле я могу опираться только на доказательную базу.
– Выходит, точно такое же задание получит еще один ваш агент?
– Принимайся за работу, – отпустил Цыплакова генерал.
* * *Этот разговор состоялся накануне вечером, а утром следующего дня, который совпал с плановым посещением Харламова, Цыплаков, умело напустив в голос беспокойство, задал шефу вопрос:
– Что может помешать Вейсбергу услышать заветный стук молотка аукциониста?
Его вопрос прозвучал каламбуром, однако Харламов, как всегда, выделил только суть. И задал встречный вопрос:
– Твой интерес связан с работой на Разлогова?
– Не напрямую, конечно, – ушел от прямого ответа Цыплаков. И продолжил: – Чтобы лучше ориентироваться в беседах с генералом, мне нужна информация. В том плане, что новые вопросы ко мне позволят выявить его интересы, во всяком случае, их можно будет вычислить.
– Иногда мне кажется, что ты что-то скрываешь от меня. Или я не прав?
Сейчас или никогда, принял решение Цыплаков.
– Я рассказывал вам о майоре Бармине, чей бизнес «крыл» Сергей Глумов?
– Да, я помню.
– Так вот, это я убил Бармина...
По виду Харламова нельзя было сказать, что он удивлен. Только голос его прозвучал чуть хрипло:
– Рассказывай.
Рассказ Цыплакова занял несколько минут. Харламов взял долгую паузу. Ему требовалось время, чтобы абстрагироваться от этой новости, и тому была простая причина: неважно, одно или два убийства гнетут сейчас его подчиненного, важно другое: он не сможет снять его с крючка.
– А теперь, – вернулся он к разговору, – я еще раз спрашиваю: твой интерес связан с работой на Разлогова?
– Вы правы.
– Так вот, сыграть с ним можно и в открытую – он все равно проиграет. Можешь процитировать меня. Я поставлю крест на сделке. Я дам увязнуть в ней и Разлогову, и Вейсбергу, дам им потратить значительные средства.
– Вы готовите удар.
– Абсолютно верно, – категорично заявил Харламов. – И я спокоен за судьбу военного городка. А еще разошлю Вейсбергу и Разлогову открытки с видом на городок и подписью: «Ardens odio vestri». «Пламенно ненавидящий вас», – перевел Харламов. – Слышал что-нибудь о «московском частоколе»?
– Что-то знакомое...
– Я просвещу тебя на этот счет. «Частокол», а точнее, его часть – коммуникации связи, – моя козырная карта.
Он начал с истории.
Система коллектора несложная, но его двойное назначение отчасти лежало в создании ракетной системы ПВО для отражения возможных массированных воздушных атак на Москву. Стратегическая система ПВО «Беркут» предназначалась для обороны Москвы от воздушных налетов, в которых могло участвовать до одной тысячи бомбардировщиков. Испытания системы в полном составе начались в мае 1953 года: бомбардировщик «Ту-4» – копия американского «Б-29», сбросившего атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, был сбит ракетой В-300 на высоте семь километров. После смерти Сталина было принято решение – создать вокруг Москвы три кольца ракетных полков: первое на расстоянии 90 километров от центра города, второе – на расстоянии 50 километров, третье – на 20—25. Строительство велось осторожно – с внутреннего кольца, рассчитанного на одиннадцать зенитных полков. Каждая пусковая позиция должна была состоять из нескольких функциональных секций-зон. Территория пусковой зоны – это развитая сеть подъездных путей и десятки пусковых установок. На каждом объекте – по три ракеты с ядерной боевой частью. Пусковые позиции, а также необходимая дорожная сеть оказались самым дорогостоящим элементом системы. Поэтому было принято новое решение – создать вокруг Москвы не три, а два кольца ракетных полков. Строительство третьего было заморожено; к тому времени к лианозовской зоне подвели дорогу, построили трансформаторную подстанцию; что касается подземных коммуникаций и бункера, их возведение остановили. На месте предполагаемого зенитного полка разместился батальон связи. Система С-25 имела ряд очевидных недостатков еще на стадии развертывания. Она никогда не использовалась в боевом режиме, однако была недостаточно защищена от средств РЭБ. Она состояла на вооружении около тридцати лет. На смену ей пришла система С-300П.
