Б. Седов - Удача
Нелепость такого вопроса лишила меня дара речи.
Однако, если подходить с их мерками, в этом, наверное, не было бы ничего из рядя вон выходящего. Ведь пришло же это ему в голову! Значит, у них и так бывает… Да, блин, латиносы!
Я недовольно покачал головой и сказал:
– Со всей ответственностью заявляю, что не имею к этому никакого отношения.
– Ладно, – Альвец кивнул, – забыли.
Я покосился на него и понял, что ничего он не забыл, и теперь мне следует держать ухо востро. Коварство и мексиканщина – это нам еще по сериалам известно.
Альвец же, изобразив на лице равнодушие, сказал:
– А вы, Знахарь, быстро в гору пошли. Не ожидал от вас такой прыти. И теперь, между прочим, я ваш подчиненный. Так что прошу любить и жаловать. Любить – не обязательно, а уж жаловать – как сами решите.
Я пробурчал что-то невразумительное и уставился в окно.
Ох, не нравится мне все это!
Через полчаса «Бьюик» торжественно причалил к уже знакомой мне каменной террасе, окруженной колоннадой. Выходя из обтянутого белым бархатом салона, я увидел сидевшего в тяжелом дубовом кресле дона Хуана Гарсиа, который отсалютовал мне сигарой размером с палку твердокопченой колбасы.
Помахивая рукой, как Брежнев при виде Индиры Ганди, я приблизился к Гарсиа, и мы обменялись рукопожатиями. Он при этом продолжал сидеть. Наверное, это только у нас, у русских, принято отрывать задницу от стула, подумал я, и уселся напротив него.
– Я позволил себе заказать вам пиво, – сказал Гарсиа, не обращая ни малейшего внимания на Альвеца, который сел сбоку от него, – надеюсь, угадал.
Он сдернул салфетку с серебряного ведерка, и я увидел несколько бутылок «Грольша», воткнутых в колотый лед.
Альвец многозначительно поджал губы, дескать – ишь, какое уважение, а я, вытащив бутылочку и открыв ее, сказал:
– Ваша предусмотрительность, дон Хуан, выше всяких одобрений. Вы знаете, что нужно вашим людям.
Дон Хуан одобрительно кивнул, и я понял, что мой намек на то, что я теперь его человек, пришелся ему прямо куда надо.
В самую точку.
Я начал неторопливо наливать пиво в высокий стакан, а Гарсиа, внимательно разглядывая меня, сказал:
– Если бы я не знал, что Альвец придет именно с вами, я бы ни за что не узнал вас. Шикарно! Великолепно! Прекрасно! И, наверное, дорого. Я угадал? У вас и голос изменился, между прочим…
Я пожал плечами и, с удовольствием сделав глоток холодного пива, ответил:
– Насчет голоса – элементарная коррекция голосовых связок. Причем в любой момент можно легко вернуть все в первоначальное состояние. А деньги… Ну, как сказать… Двести пятьдесят тысяч.
– О… Серьезные деньги.
– Вы знаете, дон Хуан, жизнь дороже, чем самые серьезные деньги. А мне с моим лицом дорога была одна – в могилу. Сами знаете.
Гарсиа кивнул, а Альвец, посмотрев на меня, сказал:
– Да, если бы в аэропорту вы не подошли ко мне сами, я решил бы, что вы не прилетели.
Я развел руками – дескать, я здесь ни при чем, это все мастерство хирургов, и налил себе еще пива. Альвец тем временем вызвал официанта, появившегося будто из-под земли, и стал что-то нашептывать ему.
Гарсиа посмотрел на Альвеца, усмехнулся и спросил:
– Что вы там секретничаете? Думаете, я не знаю, что вы заказываете?
Повернувшись ко мне, он сказал:
– Сеньор Альвец обожает тако. Вы пробовали?
– Пробовал, – ответил я, содрогнувшись, – в Фениксе. У меня тогда чуть глаза из орбит не вылезли.
Гарсиа засмеялся и, посмотрев вслед неслышно уходившему официанту, сказал:
– Да, я с вами согласен. Излишне острая пища вредит здоровью.
Ишь, гнида, о здоровье своем заботишься! А как насчет тех, кто покупает твое зелье? Их здоровье тебя интересует, или как? А их жизнь, которой после знакомства с твоими толкачами грош цена?
Понятное дело, я не произносил этого вслух, а только подумал.
А вслух сказал:
– У нас, у русских, есть поговорка – было бы здоровье, а остальное купим.
Гарсиа опять рассмеялся.
– Отличная поговорка, – воскликнул он и от восторга даже хлопнул в ладоши, – а остальное – купим! Верно!
Похоже, у него сегодня было прекрасное настроение.
Ну что же, тем лучше. Это значит, что те идеи, которые я собирался ему изложить, должны ему понравиться. Тем более, что в них было несколько, я бы сказал, весьма оригинальных изюминок, и они должны были заинтересовать и привлечь его.
Будто услышав мои мысли, Гарсиа посмотрел на меня и сказал:
– Надеюсь, вы уже готовы рассказать мне о своем плане. Ведь у вас уже есть план?
Я чуть было не добавил – мистер Фикс, но сдержался и ответил:
– Да, у меня есть план. И, я надеюсь, он вам понравится.
– Я тоже надеюсь, – сказал Гарсиа, – а остальное – купим!
И мы засмеялись, как старые добрые друзья, собравшиеся в тени древней колоннады выпить доброго вина и поговорить о приятных вещах.
Солнце клонилось к западу.
Глава 8 ЧТО МОГУТ ДЕНЬГИ
Проходя через пулковскую таможню, я слегка нервничал.
А все из-за того, что в моем чемодане среди шмоток были грамотно разложены пачки долларов. Немного, всего сто тысяч, но все-таки деньги. Еще у меня были карточки «Виза» и «Мастер Кард», на них денег было, конечно, больше, но живая наличка мне была нужна сразу же, поэтому, посомневавшись чуть-чуть, я решил рискнуть и попытаться протащить с собой деньги.
Я не знал точно, сильно ли я рискую этими деньгами, черт его знает, что там новенького выдумали российские таможенники, может быть, обнаружив эти деньги, они и бровью не поведут. А может – засветится у них в глазах ненасытная жажда раскулачивания, и они, злорадно тиская потными руками пачки моих баксов, будут многократно пересчитывать их, надеясь увидеть, как меня корчит от жадности…
Но ничего такого не произошло.
Я прошел через таможню, как сквозь турникет в метро, и через полминуты уже стоял на родном растрескавшемся асфальте.
Вокруг входа толпились подозрительные личности в потертых кожаных куртках и, играя ключами от машин, монотонно бубнили:
– Куда едем, куда едем…
Пройдя мимо них, я вышел на круглую площадку, вокруг которой было не протолкнуться от стоявших как попало машин, и подошел к старому, но ухоженному «Мерседесу», за рулем которого сидел седой усатый дядька в кожаной шоферской кепке.
Остановившись рядом с открытым окном, из которого торчал локоть водителя, я поставил чемодан на асфальт, неторопливо достал сигареты и закурил.
Дядька спокойно смотрел на меня и даже не ждал, когда я наконец заговорю. Он просто знал, что мне нужно, и молчал. Такие дядьки, много повидавшие и давно уже не суетящиеся перед клиентом, всегда привлекали меня гораздо больше, чем жадные до чужих денег разбитные извозчики, снимающие с растерявшихся в чужом городе приезжих по полторы тысячи за то, чтобы доехать от Московского вокзала до Купчино.
Я посмотрел вокруг и сказал:
– Все так же… Ничего не изменилось. Дядька усмехнулся и ответил:
– А куда оно денется!
Я согласно кивнул и полуутвердительно спросил:
– В Город ста долларов хватит?
– Конечно, хватит, – небрежно ответил шофер и мотнул головой, дескать, давай, залезай.
Я обошел машину и, закинув чемодан на заднее сиденье, уселся рядом с водителем. Салон старого «Мерседеса» был таким же потертым и добротным, как его хозяин, и еще был он таким же надежным и спокойным.
Я опустил стекло и, стряхнув пепел на улицу, сказал:
– Слушай, отец, давай ехать не спеша.
Он понимающе кивнул и поинтересовался:
– Что, давно в Питере не был?
– Как тебе сказать… Наезжал часто, но по большому счету можно сказать – и не был.
Дядька врубил передачу и плавно тронулся.
– Ну, а сейчас, – спросил он, – надолго?
– Не знаю еще. Но уж всяко нагуляюсь.
Водитель кивнул еще раз и выехал на дорогу, ведущую к Пулковскому шоссе.
Легкий теплый ветерок залетал в салон и шевелил мои волосы. Я не стригся месяца два и чувствовал, что уже слегка оброс. Пора было нанести визит парикмахеру и навести красоту.
Выехав на трассу, дядька повернул направо, развернулся напротив поста ГАИ, причем один из ментов, стоявших у самой дороги, подмигнул ему, а мой водитель сделал менту ручкой.
– Что – знакомые? – спросил я.
– В гробу я видал таких знакомых, – ответил водитель, – за двадцать пять лет они из меня столько денег высосали, что теперь я для них уже как родной. Пидары…
– Знаем, знаем, – согласился я, – проходили.
– Вот и я говорю.
Впереди показалось знакомое аникушинское долото и два высотных дома по бокам. Я почувствовал жажду и спросил:
