Олег Алякринский - Гастролер
Варяг стал восстанавливать в памяти события вчерашнего вечера на Ильинке возле Торгово-промышленной палаты. Он шел на встречу с Мартыновым, и тут под каким-то черным лимузином раздался страшной силы взрыв. Для верности неизвестные тут же запустили по тому же адресу снарядом из гранатомета. После взрыва под черным лимузином около здания Торгово-промышленной палаты и прогремевшего затем выстрела Чижевский увез их с места кровавых событий на своем «москвичонке», простоявшем в ожидании минут сорок в одном из переулков, прилегающих к Ильинке. Чижевский приехал на нем из… И тут Варяг вспомнил: ну точно, Николай Валерьянович держал этот неприметный старенький синий драндулет на стоянке возле той злополучной квартиры в Большом Андроньевском переулке, где в середине прошлой недели киллеры из «таинственного эскадрона смерти» учинили кровавую разборку, убрав двух телохранителей Чижевского. Предположим, приехавшие в ту квартиру менты выяснили, что синий «москвичек» принадлежит разыскиваемому гражданину Чижевскому, установили за машиной наблюдение или посадили на него радиомаячок. Это, конечно, маловероятно, но исключать такой возможности нельзя. И тогда выходит что же, что Валерьяныч разъезжал по городу с радиомаяком? А менты спокойненько отслеживали все перемещения: и на Ильинку, и приезд в госпиталь Главспецстроя в Химках?! Вот те и хрен с редькой! Вот тебе и конспирация. Но тогда почему же они не примчались в госпиталь сразу? Два варианта ответа: не было никакого радиомаячка и наблюдения или — не было команды.
А Кусково? Неужели это просто странное совпадение, или все-таки покушение на кремлевского чиновника и налет на особняк Медведя связаны между собой? Н что же — и, главное, кому! — вдруг понадобилось заполучить в пустующем доме?.. Поисками улизнувшего налетчика сейчас занят Сержант. Но в одиночку ему вряд ли удастся справиться с этим непростым делом…
Внезапно ожил мобильник, едва слышно затренькав откуда-то из угла. Варяг даже не сразу сообразил, откуда раздается звонок. Он и забыл, что вчера перед сном положил «Нокию» под подушку. Владислав достал трубку и посмотрел на высветившийся на дисплее номер. Чижевский! Молодец! Весьма кстати! Сейчас очень важно было бы подключить опытного отставного разведчика к поискам налетчика… Но к мобильнику подходить нельзя — уж если ментура выследила синий «москвичок» Чижевского, то к его мобильнику они присосались вне всяких сомнений. И проследить звонок для серьезных спецслужб ничего не стоит… Что же? Придется затаиться даже от своего начальника охраны. Варяг выключил мобильный и снова убрал его под подушку.
Остается ждать. Тупо сидеть и ждать дальнейшего развития событий. Такое положение для привыкшего действовать Варяга было самой невыносимой пыткой. Но сейчас сохранить в тайне свое местонахождение было самым важным. Владислав вздохнул и, проклиная свое вынужденное бездействие, опять взял в руки зеленую папку с рукописью.
После того успешного налета на «золотой» сейф в Казани меня взяли через три дня. Я сам был виноват. Решил — по глупости, — что все равно с меня взятки гладки, наколок на меня у местных мусоров никаких нет, так почему бы не гульнуть по привольным волжским берегам — тем паче что я удачно скинул казанским барыгам листовое золотишко и, разжившись кучей душистых и аппетитно хрустящих червонцев, мог прокутить их на славу. Я никогда не любил играть в догонялки с мусорами: «Приходи, народ законный, я вас чаем угощу, а придет козел казенный — хреном по столу стучу». Пусть сами доказывают мою вину, им за это деньги платят, а коли нет ни хрена — так и покедова!
Я даже загодя, за неделю до ночного посещения оборонного завода, закрутил одну незатейливую комбинацию с устройством на работу на казанскую мебельную фабрику. Сделал все как положено: отнес заявление, честно и благородно расписал свою трудовую биографию, не поскупившись на подробное описание всех своих подвигов: по какой статье был взят, сколько мне накинули и где отбыл — и, естественно, получил в отделе кадров полный отлуп. Но все равно теперь у меня для мусоров была припасена отговорочка. Ежели даже меня повяжут и спросят: мол, зачем оказался в Казани, что делал, так это и коту понятно: работу искал, мне ж не запрещено. До того я аккуратно каждые три месяца оформлялся на новую работу, чтобы не получить срок за бродяжничество и тунеядство, на чем чаще всего советская власть и косила почти всех воров в законе. Странную систему установили большевики в России: вроде бы все должны были работать, иначе — тюрьма, и вроде бы треть населения страны уже сидела, а на работу все равно не брали. Что ж, бродягам легче: день-два шатания по конторам — три месяца вольной жизни.
Но тут моя теория дала осечку. Взяли на пристани как раз после сытного обеда в тамошней столовке. Неделю продержали меня в одиночке, редко вызывая на допрос. На допросе лениво задавали наиглупейшие вопросы, строчили протоколы, протягивая на подпись. Я хладнокровно отвечал на все вопросы, но бумажки их не подписывал. Все шло как обычно — контора работала. Но через десять дней меня вызвали в следственный кабинет, и туда явился офицер НКВД с двумя шпалами в петлицах. Тщедушный, малорослый, с вострым лисьим личиком, ни дать ни взять железный нарком Ежов собственной персоной — сразу видать, перед зеркалом долго репетировал… Вошел он в кабинет неспешной походкой обожравшегося мышами кота, скрипя новенькой портупеей с кожаной кобурой у пупка, как у заезжих немецких офицеров, обучавшихся в ту пору в Казанском танковом училище.
«Вот и «перепоясанный» к нам пожаловал, видно кража «рыжих» их тоже заинтересовала, — смекнул я, увидев офицера НКВД и ничуть тому не удивившись, потому как давно уже этого ждал. — Этот будет прессовать по полной программе. Что ж, будем изворачиваться и хитрить! Не впервой мух гонять по потолку. На каждую жопу есть винт с резьбой».
— Здравствуй, Медведь! — усаживаясь на стул, осклабился энкавэдэшный опер.
Следак местного угро уже скрылся за дверью, и я с опером остался в кабинете нос к носу.
— Мы, кажется, с вами не знакомы, — спокойно ответствовал я. — Меня Георгий Иванович зовут.
— Правда? — усмехнулся опер. — И верно, не знакомы. Не буду спорить. Да вот только я про тебя все знаю, Медведь. Все до последнего твоего чиха. Но для начала познакомиться нам действительно не мешает. Я Андрей Андреевич, а фамилия Рогожкин, — представился он, слегка наклонив голову, но потом вновь выпрямился, как примерный ученик, разложив на столе руки бантиком. — Вот и познакомились, Георгий Иванович. Видишь, у нас все как по-простецки.
Рогожкин сдвинул кобуру по ремню назад, за спину, потому что она мешала ему поудобней устроиться за стулом, вдавившись в пах.
— Знаю, мил человек, что ты в конце прошлого месяца ночью совершил с двумя подельниками успешный налет на кабинет директора оборонного завода товарища Шарипова, вскрыл шесть замков патентованного швейцарского сейфа и выкрал ящик с листовым золотом. Я знаю, что в ту ночь с тобой был твой старый знакомый Петр Емельянов по кличке Гвоздь и еще сопляк у вас стоял на подхвате Владимир Спиридонов. Удивлен? — Рогожкин снова мерзко осклабился. — Я даже знаю, какие чудеса ты выказывал в стос и в очко, когда в СЛОНе перековывался, да с какой девахой ты в Москве лямуры крутишь, — бросил он будто небрежно, но, как говорят кавалеристы, бросившись с места в карьер.
Я слегка заволновался, но постарался не подать вида, что эта новость меня потрясла. «Как? Откуда? Почему? — больно ударили в голову вопросы. — Неужели Катька меня предала? А про стос на Соловках ему откуда ведомо? Это уж точно не Катька… И про Гвоздя тоже знает… Кто же сдал меня?! Кто?»
— Вашу девушку зовут Екатерина Провоторова — не так ли? — ехидненько лыбясь, продолжал опер и непроизвольно, но многозначительно тронул скрипучую портупею, расправляя под ремнем складки гимнастерки: вот, мол, какие мы бравые!
— А при чем здесь моя девушка? — будто не понимая, о чем речь, буркнул я и сделал попытку отшутиться: — У меня их, этих девах, может, не один десяток по всему Союзу раскидано, всех по имени и не упомнить.
— Ну уж не-ет! — расплывшись хищной улыбкой, перебил опер. — Может, конечно, в Казани успел за это время какую прошмандовку подцепить, но про Катьку не надо заливать! Вот что, Медведь, я не буду с тобой тут играть ни в дурака, ни в поддавки. Скажу прямо: когда я читал твое дело, а оно — во-она какое толстенное… со всеми твоими подвигами… то, поверишь ли, сразу тебя зауважал. Шутка ли сказать, десять лет в Москве работал, нэпмачей ощипывал, да по всей стране гастролировал со своим подельником Ростиславом Самуиловым, а сел только в двадцать девятом… И отделался-то пятерочкой, хотя мог схлопотать и червонец, и четвертной. Таких ловких воров, как ты, на дешевый понт не возьмешь. И я не стану силиться.
