Илья Рясной - Белый легион: Террор не пройдет!
— Аэлита Барумова. Я от нее прусь, — всплескивала руками Анжела. — Группа «Центральный профилакторий»! Посмотри, какие все милые. Я тащусь…
За это время он узнал, от каких групп Анжела «прется», «тащится», «балдеет», какие музыкальные произведения — «улет», «балдеж», а какие «полный отстой», «старье», «лажа галимая» и «хрень моржовая».
Гурвича это раздражало, поскольку всю эстрадную тусовку он воспринимал, как мир насекомых. Порхают, жужжат, кусаются. А толку от них никакого — ни уму, ни сердцу. Так, заполняют экологическую нишу.
Но для Анжелы это было окно в другую, шикарную жизнь…
Переживания и перемалывание в сознании всех своих неприятностей привели к тому, что веко у Алексея начало дергаться, а руки мелко подрагивать. И с каждым днем мысль о необходимости выбраться из своего нечаянного убежища казалась все более пугающей. Но выбираться все-таки нужно было. Анжелка, кажется, начинала все сильнее раскаиваться в своем подвиге. Романтика — это хорошо, но когда у тебя на шее дармоед… Программист долго прикидывал, как достать денег и не попасть в западню. И решил рискнуть.
Единственный человек, который мог помочь и при этом не был засвечен, как его близкая связь, был Толя Гусак. Гурвич налаживал ему компьютерную сеть на фирме и делал программное обеспечение. За Толиком остался долг в штуку «зелени». Обещал отдать через месяц. Месяц уже прошел.
Анжела, уходя утром на свою многотрудную работу, оставила ему ключи. Он вышел из дома, поежился. Светило солнце, но ветер дул пронизывающий, холодный.
На вылазку в город Гурвич шел, как в атаку на укрепленные районы противника. Ему все время казалось, что на него все смотрят. И кто-то сейчас крикнет: «Это беглец. Мочи его!»
Никто не крикнул. Мир не проявил к нему ровным счетом никакого интереса. Каждый последующий шаг давался ему легче. Через пару сотен шагов, когда он вынырнул из арки и добрался до дороги, успел чуток успокоиться. Нет, чувство опасности не притупилось, просто сердце перестало отчаянно барабанить в груди.
Он встал около автобусной остановки, оглянувшись на опостылевший ему еще из окна стандартный пейзаж с девяти — и двенадцатиэтажными зданиями, парой заводских труб вдалеке и длинным «Универсамом». На часах было двенадцать двадцать. Через сорок минут Толя выйдет в кафе поблизости от своего офиса на Тверской. Там неторопливо, со вкусом пообедает. Он живет по распорядку. Утром — зарядка, вечером — фитнес. По Толику можно сверять часы.
От мысли о том, чтобы ехать на автобусе и метро, программиста замутило. Решив спустить последнюю наличность, взмахнул рукой. Рядом, едва не окатив его смешанной со снегом водой из лужи, затормозил старый, покрытый ржавыми царапинами «БМВ». Договорились о цене.
Автомобиль продрался через пробки, поплутал по узким переулкам в центре, вынырнул у мэрии. До Тверской добрались за пятьдесят минут. По логике вещей, Толик уже десять минут должен был предаваться чревоугодию.
— Спасибо, — кивнул Гурвич, кинул на сиденье купюру и пошел по направлению к кафе, Приютившемуся на первом этаже серого сталинского дома, увешанного мемориальными досками.
Гурвич прошел мимо гардеробщика-охранника, вошел в зал. Посетителей было немного, отпугивали цены. Толя сидел на своем любимом месте около окна и, сосредоточенно работая челюстями, поглощал второе блюдо. Программист приземлился рядом с ним.
— Столиков мало? — не поднимая глаза от тарелки, осведомился Толик.
— Здорово, Толян, — произнес Гурвич. Толик поднял глаза от тарелки, удивленно посмотрел на него. И произнес равнодушно:
— Привет. Ты как из-под земли вынырнул.
— Так оно и есть…
Гурвич быстро, напряженно огляделся, стараясь казаться непринужденным, как шпионы в фильмах, — это был единственный его источник познания о конспиративной деятельности.
— Ты чего мельтешишь? — поинтересовался Толик, начиная пилить ножом отбивную. Нервное поведение приятеля не скрылось от него. — Случилось чего?
Веко у Гурвича дернулось. Нервный тик, черт его побери! Ему по-прежнему казалось, что люди вокруг — не те, за кого себя выдают. Вон вошел в зал тип в темном костюме — вовсе он и не бизнесмен, каким кажется, а боевик. Сейчас подаст сигнал, и беглому еврею-программисту скрутят руки прямо за столом. Или та девица, по виду продавщица ларьковая, на самом деле агент наружного наблюдения. И подаст сигнал… Или вон тот пацан… Стоп, это уже мания преследования…
— Толик, у меня проблемы, — программист попытался расслабиться. — Мне срочно нужны деньги…
— Заходи завтра в офис. — Нож в руке Толика располосовал отбивную и с противным скрежетом прошелся по фарфору тарелки. — Я тебе под роспись выдам…
— Ты не понял. Они мне нужны сейчас!
— Где я тебе сейчас возьму? У меня нет при себе штуки.
— Сколько есть…
— Что за дурацкий разговор… Пошли в офис…
— Не пойду… Не могу…
— Леша, что с тобой?
— Неважно… Сколько у тебя с собой?
Толик посмотрел на своего приятеля, как на законченного психа, вытащил из кармана четыре стодолларовых бумажки.
— Сойдет, — Гурвич вырвал у него из пальцев доллары.
— А расписка?! — возмутился Толик.
У официанта выпросили чистый лист бумаги. Гурвич размашисто написал расписку, поставил малочитаемую подпись и число, протянул приятелю со словами:
— Доволен?
— Это ты должен быть довольным, — пожал плечами Толик.
— Я доволен. Пока. — Программист поднялся со стула.
— А есть не будешь?
Гурвич только усмехнулся.
— Отсутствие аппетита — дурной симптом, — такими словами проводил его Толик.
Гурвич пошел не к выходу, а направился в служебные помещения, где был черный выход.
— Псих, — вздохнул Толик. Он со своим купленным по дешевке дипломом экономиста считал всех ученых психами, и в лице Гурвича постоянно находил этой мысли яркое подтверждение.
Вернувшись с обеда, он сделал в блокноте отметку, списав со счета своего приятеля четыре сотни. Чужие проблемы его занимали меньше всего на свете…
В уличном обменнике Гурвич разменял деньги — часть на рубли, часть на мелкие долларовые купюры. В ларьке около метро купил комплект сотовой связи, назвав от фонаря чужую фамилию и чужой адрес. И вернулся в тесную однокомнатную Анжелину квартиру. Нырнул в нее, как солдат ныряет в бомбоубежище при бомбежке.
На кухне он взял бутылку боржоми. Выхлебал ее. Упал на диван, глядя в потолок. Поразмыслив о своей вылазке, он пришел к выводу, что все было не так уж и страшно. Шанс наткнуться на охотников, шатаясь по двенадцатимиллионному городу, исчезающе мал. Главное, не маячить вблизи мест своего прошлого обитания.
Очухавшись, Гурвич принялся за дела. Поставил новую сим-карту в мобильный телефон. Старый номер уже, наверное, взяли под контроль. Черт, зачем он тогда звонил Алле? В детективных сериалах людей отлавливают по соединениям с мобильника. Ладно, что сделано, то сделано. Сейчас у него новый номер, который пока никому не известен. С него можно звонить.
Алка, эта владычица мазей и духов, нужна ему позарез. Пусть вопрос с деньгами снялся на несколько дней. Но остальные проблемы остались. И нельзя затягивать с их решением. Долго он на этой хате не проживет…
С нового телефона он позвонил в офис:
— Мне Аллу Владимировну.
— Назовитесь, пожалуйста, — послышался до тошноты предупредительный молодой женский голос. Секретарши у Алки всегда были вышколенные.
— Борис Николаевич, — буркнул Гурвич.
— Алла Владимировна прилетает завтра. На работе будет в четырнадцать часов.
— Понял…
У Алки дурацкая привычка. Приезжая, двигает не домой, а в офис. Нетерпение ее сжигает, боится, как бы за время отсутствия хозяйки фирму по миру не пустили.
Завтра… Остается ждать. Завтра она приедет. Он завалится к ней домой. Возьмет диски с информацией. Отправится в Интернет-клуб. Там загонит информацию в Сеть, разбросает по адресатам. Отсидится несколько дней. Повторит сброс информации. И тогда можно будет выбираться на белый свет. Больше он никому не будет нужен.
Гурвич сел в кресло, взял пульт телевизора. Хотел нажать на кнопку, но тут в прихожей послышался шум.
Программист похолодел… Но это оказалась всего лишь пьяная Анжела, открывшая дверь и смахнувшая со стойки на пол фарфоровую вазу.
— Гадина, — обозвала она разбившуюся вазу. Сняла меховую коротенькую куртку, сбросила сапожки, покачиваясь, прошла в комнату. — Как, мальчишечка, не соскучился?
«Почему я должен по тебе соскучиться?» — раздраженно подумал Гурвич, но вслух, понятно, ничего не сказал.
Она чмокнула его в щеку. От нее разило вином.
— Устала, — сообщила она. — Ото всех устала.
И завалилась на кровать. Лежа — умудриться надо — стянула платье и заснула.
Хорошо. Не будет пустых разговоров…
Всю ночь Гурвич ворочался в постели, обдумывая разные варианты. Заснул под утро, не слышал, как Анжела упорхнула.