Сергей Зверев - Присяга десантника
Сердце Батяни было готово выпрыгнуть наружу. В буквальном смысле разрываясь на части, он ощутил, что силы покидают его. Чудовищное напряжение давало себя знать даже такому профи – перед глазами поплыли огромные голубовато-розовые круги. Майор держался из последних сил. Голова начала кружиться, Батяня почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Глубоко вдохнув, он все же прижался к скале и, хватаясь за веревку, пытался подняться выше. От края его отделяли несколько метров. Руки не слушались, он чуть было не сорвался вниз. Майор поднял голову вверх и увидел там лица бойцов Качина и Еркова, которые, взявшись за веревку, поднимали его. Они что-то кричали, но слов не было слышно, в ушах стоял лишь дикий звон, от которого, казалось, может взорваться голова. Батяня судорожно вцепился в веревку и выпрямил ноги, чтобы его было легче тащить.
Десантники втащили майора наверх, осторожно уложив на небольшой площадке. Батяня закрыл глаза, на несколько минут забыв обо всем. Организм требовал отдыха.
– Вот это да!
– Фантастика!
– Нет слов! – послышались восхищенные голоса тех, ради кого он только что совершал кульбиты со смертью.
Постепенно к Лаврову стало возвращаться ощущение реальности. Он открыл глаза. Долго разлеживаться Батяня не любил, даже в экстремальных ситуациях. Майор попытался подняться. Руки и ноги были целы, но мышцы очень сильно болели из-за сильного перенапряжения. Батяня аккуратно, не делая резких движений, выпрямился и осмотрелся. Они находились в безопасном месте, самая сложная часть пути была пройдена.
Глава 21
«УАЗ» шел на небольшой скорости и не очень-то лихачил на поворотах. Грузинские спецназовцы еще не выехали на равнину, поэтому сложная горная дорога была не самым лучшим местом для всякого рода виражей. Но у Джабелия, сидевшего за рулем, была и еще одна, более существенная причина двигаться на разумной скорости. Сейчас его внимание было сконцентрировано отнюдь не на дороге – события прошедших суток давали ему более чем достаточно тем для размышлений.
На первом плане была, естественно, мама. Конечно, тот факт, что она жива, придавал ему некоторый оптимизм. Но то, что она была захвачена какими-то неизвестными ублюдками, требовавшими ко всему прочему заоблачный выкуп, повергало в уныние. Он понимал, что за задание ему заплатят не так уж и много – ведь он согласился на участие в этом предприятии исключительно исходя из личных мотивов.
Джабелия уже просчитал все возможности сравнительно честных способов получения денег, но никак больше двадцати тысяч не выходило. У него оставались родственники в Тбилиси и Новороссийске, но они не могли бы «проспонсировать» выкуп в достаточном объеме. Тем более он не хотел сообщать об этом происшествии никому, пусть даже и ближайшим родственникам. Его принципы не позволяли просить помощи в такой ситуации.
Второй причиной его беспокойства была группа русских, которая, судя по всему, выполняла смежные с ним задачи. В том, что это так, Давид окончательно понял из слов Бенуа. Он не мог даже подозревать, кто входил в состав этой группы. Но одно становилось ясно – теперь он не сможет выполнить задание беспрепятственно. Если за головорезами развернулась целая охота – придется конкурировать. Еще одним непонятным моментом в этой «горной» истории было то, что русские отпустили Элен. Ну да, это были не террористы, но столь гуманное отношение заслуживало особого внимания. После случившегося Бенуа особо не распространялась о том, какие вопросы задавал ей незнакомец в маске. Однако учитывая ее реплики и комментарий, который она недавно отсняла, Давид находился в раздумье.
И, наконец, третьей проблемой был Георгадзе. После недавней размолвки Джабелия было очень сложно предугадать, каким будет следующее требование Тенгиза. С одной стороны, он сам подписался на участие в этой игре – а следовательно, винить в произошедшем никого, кроме себя, нельзя. Но ведь договаривались они совсем на иных условиях и совсем о другом! Георгадзе знал характер и принципиальность Джабелия, и поэтому у майора не оставалось сомнений в том, что он предпримет следующий ход незамедлительно. Но под тяжестью остальных проблем Давид никак не мог собраться для того, чтобы просчитать его поведение.
Спецназовцы тем временем умудрились наладить довольно тесный контакт с журналисткой. Она, правду сказать, была довольно холодна в ответ на многочисленные попытки завладеть ее вниманием, но бравые солдаты никак не унимались. Когда ей окончательно надоели нелепые ужимки и примитивные подкаты со стороны соседей по салону, она просто-напросто уставилась в окно.
У Элен тоже было немало тем для размышлений. Например, небезосновательно заданные человеком в маске вопросы. Ведь она раньше толком и не задумывалась, в чем именно состоит суть ее журналистской командировки. Ну да, отснять «горяченькое» и сообщить мировой общественности об ужасах, творящихся в зоне конфликта. Но что за этим стояло? Судя по поведению Лачина, у того были достаточно веские основания, чтобы тиражировать «экспортную» версию в таких масштабах. Истеричный тон ее репортажей создавал нужную атмосферу для массового осуждения жестокости и насилия. Но в итоге осуждалась Россия.
Все это настораживало журналистку, и теперь она пыталась относиться ко всему происходящему вокруг более критично, нежели ранее. Если до этого ее интересовала максимально напряженная и актуальная тема материала, то сейчас старалась приубавить пафоса и проследить логику происходящего.
«УАЗ» уже катил по нормальной песчаной дороге, что дало результаты – вести его стало намного легче, поэтому можно было несколько прибавить газу. Для того чтобы немного отвлечься от мыслей, Давид посмотрел в стекло заднего вида – пейзаж удаляющихся гор действовал на него благотворно. Однако вместо мощных кряжей и голубого неба он увидел, что позади, набирая скорость, едет «бумер» довольно недешевой модели.
– Внимание, бойцы! – прозвучал голос Давида. – Похоже, за нами «хвост». Приготовиться к высадке!
Спецназу не надо было повторять дважды – ребята тут же надели маски, похватали оружие и ждали следующего приказа.
– Пока не дергаемся, – немного разрядил обстановку Давид. – Если начнется провокация – не стрелять. Когда почувствуем, что обстановка критическая, останавливаем машину и занимаем круговую оборону по периметру. Понятно?
Солдаты молча кивнули.
Элен, впрочем, тут же выхватила камеру и начала снимать через заднее стекло. Давид покачал головой, но ничего не сказал, помня, с каким рвением Бенуа нарывалась на пули во время перестрелки ради ценного кадра. Он был уверен, что сейчас-то она его точно не послушает. Джабелия немного сбавил скорость, давая машине обогнать себя.
Однако когда «бумер» поравнялся с «УАЗом», стекло в задней двери опустилось и из глубины салона показалось лицо Георгадзе. Давид искренне удивился – какого черта ему было надо в этой глуши, да и как он вообще узнал о том, что они двигаются по этому маршруту? Полковник тем временем начал махать рукой – мол, остановись. Спустя несколько секунд Джабелия припарковался у обочины.
– Все, бойцы, ложная тревога, – снова сказал он своим ребятам. – Можете распрягаться. Свои.
Первой из салона, как всегда, вылезла Бенуа с камерой. Однако Джабелия жестом продемонстрировал ей, что если она сейчас возьмется снимать, то он безо всяких шуток и предупреждений просто отправит ее назад. Девушка решила не спорить и оставила аппарат в машине.
Тем временем Георгадзе с лучезарной улыбкой на лице подошел к Джабелия:
– Ну, здравствуй, здравствуй, майор. Как вы тут, целы? – начал он со стандартных вопросов.
– Целы, живы, все нормально, – ответил тот. – Сам-то как?
– Ну а что со мной может случиться! – со смехом ответил Тенгиз. – О, я вижу и мадемуазель здесь! – пророкотал он, увидев Бенуа. – Как вы себя чувствуете?
Элен, судя по всему, тоже не доставляло никакого удовольствия общение с этой самодовольной особой. Однако она пока не могла выразить свое неудовольствие вслух, поэтому скромно парировала:
– Ничего, спасибо. Все ногти целы, прическа даже не растрепалась. Только тушь потерялась.
Тенгиз вновь заулыбался. Однако было очевидно, что его вовсе не интересовало самочувствие ни Давида, ни Элен.
– Зачем ты здесь? – спросил Джабелия.
– Да так вот, проезжал мимо – дай, думаю, с другом поздороваюсь, – попытался вновь отшутиться Тенгиз.
– Слушай, нам тут не до шуток. Зачем приехал? – Давид уже начинал немного нервничать от всех этих учтивостей.
– Так, говоришь, у тебя никаких новостей нет? – все не успокаивался собеседник. – А то вид у тебя какой-то озабоченный.
– Ты что, издеваешься, что ли? – почти потерял самообладание майор. – У нас тут такая канитель, что мы понять ни хрена не можем. А ты спрашиваешь – что случилось!
