Стивен Хантер - За день до полуночи
– Да это же крохи, парень, – рассмеялся он. – Я зарабатывал такую мелочевку за одну субботнюю ночь на Пенсильвания-авеню. А ты рискуешь своей гребаной задницей за каких-то семнадцать сотен.
Уидерспун только посмотрел на него. Потом повернул руку и бросил взгляд на большую «Сейку», укрепленную циферблатом вниз.
– Ты бы лучше поел. Выходим в 14.50. Уже скоро.
– Мне нравятся твои часы, парень. Прямо-таки ювелирное изделие, а я люблю ювелирные изделия. Позволь рассказать тебе, что во Вьетнаме сержант по фамилии Лопес приобрел себе отличную «Сейку» для подводного плавания, вроде твоей. И надел ее, уходя в катакомбы. Парень, да на них цифры видны за милю. Азиаты и воспользовались этим, какая-то вьетконговская леди, вроде нашей очаровательной девушки, засадила пулю прямо в цифру двенадцать, ему аж кисть оторвало. А когда он завопил, она послала пулю ему в глотку. Я это знаю точно, потому что сам лазил в дыру и обматывал его ноги гребаным проводом, чтобы вытащить оттуда эту дохлую задницу. Так что, если хочешь носить свои прекрасные часики, приятель, держись от меня подальше. – Уоллс снова рассмеялся.
Уидерспун молчал. Затем согласно кивнул.
– Сниму их перед уходом и оставлю кому-нибудь.
– Послушай, парень, еще дезодорант. Понимаешь, я чую запах этого дерьма. А если в дыре будет вьетнамец, он его тоже учует и разнесет вдребезги твою задницу, а заодно и мою. Так что нам обоим пойдет на пользу, если ты вымоешься, а то прямо-таки как будто телеграммы посылаешь.
– Но в этих тоннелях не должно никого быть.
– Приятель, когда ты считаешь, что там никого нет, именно тогда они превращают тебя в труп. Ты женат, парень?
– Да, – ответил Уидерспун.
– У тебя была баба прошлой ночью?
– Отвяжись.
– Приятель, последний раз я щупал только собственную задницу, это было, когда один белый негодяй позабавился с ней в душе. И сейчас я был бы не прочь побаловаться с бабенкой перед этим последним путешествием.
– Мне велели позаботиться об оружии. – Решительно перевел разговор Уидерспун. – Можешь взять М-16 или маленький немецкий автомат МР-5. А если хочешь, пистолет калибра 45 или 9 мм.
– К черту, парень, никогда не пользуюсь пистолетом, да и автоматы терпеть не могу, они слишком шумят, заставляют мою задницу нервничать. Предпочитаю хороший обрез. Когда стреляешь из этой штуки, то грохот сильнее, чем в аду. Если там будут вьетнамцы, то они перепугаются. Можешь спросить у этой девушки. Азиаты не любят шума.
– Но они не азиаты. И не вьетнамцы, – угрюмо заявил Уидерспун.
– Да, конечно, конечно. А теперь иди и поищи обрез. Достанешь обрез для ниггера?
Уидерспун ответил, что поищет, и ушел.
Уоллс сидел, прислонившись спиной к стене, и курил сигарету. Давно знакомое и уже забытое чувство начало охватывать его. Такое чувство возникает, когда понимаешь, что дело дрянь, – какая-то растерянность, мандраж в кишках. Не то что очень неприятно, но сильно не по себе.
Снова в дыру.
«Эй, парень, я же завязал с этими дырами. Ты знаешь, у меня была отличная жизнь».
Натан подумал, что сегодня ему предстоит умереть.
Умереть в дыре.
«А я-то думал, что навсегда завязал с этим дерьмом».
Джек Хаммел следил, как пламя пожирает металл. Глядя на него, он пытался сосредоточиться только на работе, ни о чем другом не думать. И все-таки мысли его возвращались к генералу.
Странный человек. Одно его присутствие заставляет нервничать. Джека пугала его фанатичная манера убеждать и руководить. И еще то, что генерал, похоже, был состоятельным, по крайней мере, принадлежал к высшему обществу, а Джек всегда чувствовал неуверенность в присутствии таких людей.
Но было в генерале и что-то нереальное, что-то от героя кинофильма.
Мальчишкой он видел много фильмов о бешеных генералах, маньяках, пытавшихся завоевать мир. Джек попытался примерить нынешнего генерала к тем киногероям. Но ничего путного из этого не вышло, потому что в памяти стояли скучные лощеные лица кинозвезд, неестественные в рамках черно-белых кадров. А тут совсем другое дело, тут симпатичный, живой генерал. Это сравнение рассмешило его, и Джек начал давиться от смеха.
– Вы находите это забавным, мистер Хаммел? – Голос генерала с трудом пробился к нему сквозь шум горелки.
– Нет, просто я… – Джек не сумел закончить фразу.
– Все в порядке. Смейтесь. Я привык к этому. Надо мной часто смеялись раньше.
На Джека смотрели жесткие, абсолютно серьезные глаза генерала. Он оцепенел. Горелка дрогнула, и Джек опустил руку.
– Но теперь надо мной не смеются. К этому я тоже привык. Когда люди осознали силу моей воли и поняли, кого я представляю, они не нашли в этом ничего смешного. Я представляю память, мистер Хаммел. Память о некогда великой стране, для которой сейчас настали ужасные времена. Эта страна потеряла свой путь, ее лидеры болтают, а враги, словно голодные волки, только и мечтают разорвать ее на куски. И я представляю силу, способную вернуть прошлое. Эти солдаты чувствуют мою правоту и моральное право на подобные действия, вот почему они пришли ко мне. У меня уже был предшественник, но ему не хватало моего опыта. Воля у него была, моя воля, но таланта моего не было. Вы знаете его, мистер Хаммел. Вспомните историю своей страны. Именно здесь все это и произошло. Его звали Джон Браун, он отбил арсенал с помощью девятнадцати недоумков, которые даже не подозревали, что делают. А в плен Брауна захватил мальчишка, офицер-моряк с игрушечной саблей, которая погнулась, когда он попытался нанести ею удар. Это случилось в пятнадцати милях отсюда, в местечке Харперс-Ферри. Вы бывали там, мистер Хаммел?
Джек не был уверен в том, что генерала в самом деле интересовал его ответ, но с каждой минутой он все менее понимал происходящее. Уж больно генерал во всем хорошо разбирался. Поэтому Джек ответил вполне откровенно.
– Ну, в общем-то да. По-моему, в прошлом году, когда жена сказала, что следовало бы получше узнать историю нашего штата, и…
– Мистер Хаммел, я вспомнил о Джоне Брауне неспроста. Однажды очень способный молодой человек предсказал мое предназначение, назвав его «сценарием Джона Брауна». А поскольку этот человек мне интересен и близок, хотелось бы превзойти Джона Брауна. Я захватил государственный арсенал, в котором хранятся ракеты, а не мушкеты. Я сделаю то, что должно быть сделано, – я собираюсь нанести удар по Советскому Союзу. Хочу дать будущее миру, у которого не хватает храбрости обеспечить его самому. Я убью миллионы, да, но в результате выживет не только политическая система, в которую я верю, но и вся планета. Дураки и трусы оставляют эту задачу будущим поколениям, так что когда все это произойдет – а мы оба понимаем, что это произойдет, – тогда все погибнут. Не просто одна раса, а весь мир. Планета. Я считаю себя самым моральным человеком из всех, когда-либо живших на ней. Я великий человек. Меня проклянут десятки поколений, а восхищаться мной будут тысячи.
– Гм, да, но…
Джек решил, что не к лицу ему спорить с генералом. Да и ума у него не хватит. Кто он? Просто недоучившийся студент, зарабатывающий на жизнь собственными руками. Что он может противопоставить такому человеку?
– Горелка, мистер Хаммел! – скомандовал генерал, сверкнув властным взглядом в сторону Джека.
Он послушно поднял горелку, и пламя снова начало лизать металл.
14.00
Летчики не работают. Они особые люди. Летчики летают. Только летают.
– Выше, черт побери, – сказал Лео Пелл Рику Тарноверу. Оба они были летчиками, и оба работали.
Двадцатишестилетний Тарновер не испытывал радости, работая бок о бок с наземной командой в этом чертовом промозглом ангаре, принадлежавшем 83-му крылу тактических истребителей воздушных сил Национальной гвардии штата Мэриленд.
Ангар находился на аэродроме Гленн Л.Мартин, расположенном к северу от Балтимора. Тарновер уже дважды сорвал кожу на пальцах, замерз и перепачкался.
Он же был летчиком, а летчики не работают.
– Выше, черт побери, – прищурив глаза, снова ругнулся Лео Пелл.
Лео немного смахивал на поросенка, особенно когда щурился: его крохотные глазки затягивались тогда складками жира. Это был коренастый, лысеющий человек с толстыми ладонями и руками, напоминающими поршни. Телом Лео походил на защитника из футбольной команды, а лицом – на пожарный гидрант. Сейчас он испачкался больше любого авиационного механика, от него несло потом. Земного в нем было очень много, и свою машину Лео называл «Зеленая свинья» – он любил летать на малых высотах и с небольшой скоростью, как говорили его коллеги, зарываясь носом в дерьмо. Да, Лео определенно тянуло к земле, похоже, он и родился для того, чтобы обслуживать самолеты.
– Лео, черт побери, – огрызнулся в ответ Тарновер, – мне вообще не положено заниматься этим! Я должен обеспечивать штурм или…
Над ними нависло массивное крыло истребителя-штурмовика А-10 «Сандерболт II», который летчик и экипаж называли «Кабан», или «Летающая свинья». Своим длинным, узким носом, колпаком кабины, высокими двойными рулями эта большая машина напоминала старый, знаменитый во время второй мировой войны бомбардировщик В-25 «Митчелл». Два гигантских двигателя «Дженерал Электрик ТР34 ОЕ-100», установленные почти в середине фюзеляжа, наводили на мысль о дополнительных двигателях, какие бывают у авиалайнеров. Можно было подумать, что двигатели вообще не от этой машины, и вообще самолет выглядел так, словно его конструировал озорной мальчишка, нарисовав чертеж школьным мелом.
