Сергей Донской - Остров победы
– Вот сиди и чеши, – грубо посоветовал ей Скиф. – Я пока что ни кентов твоих не вижу, ни товара.
Дверца хлопнула так, что «Мазда» испуганно содрогнулась.
– Эй, ты мне не веришь?
Успевший отойти от машины Скиф повернулся на оклик, подмигнул высунувшейся из окна Линде и сказал:
– Конечно же нет.
С этими словами он двинулся вдоль стены, мысленно отсчитывая шаги. Досадливо выругавшаяся Линда открыла сумочку и достала оттуда любимый шприц, служивший ей верой и правдой вот уже почти полгода. Не какая-нибудь там одноразовая дешевка с разболтанной иглой. Настоящий стальной поршень на три кубика, которым колоться одно удовольствие.
«Что наша жизнь? – привычно спросила она себя и так же привычно ответила: – Игла!»
Расхожая шутка все еще казалась ей смешной.
* * *Астраханский кремль многое повидал на своем веку. Почти половину тысячелетия простоял он на холме Заячьем, омываемом нескончаемыми водами Волги. Возвели его по высочайшему повелению Ивана IV, решившего положить конец набегам татар и получить выход в Каспийское море. Была поначалу крепость деревянная, а стала – каменная. Для того чтоб было из чего строить, пришлось разрушить до основания золотоордынскую столицу Сарай-Бату. Разрушили. И увидел Иван Грозный, что это хорошо. И простые русские люди подумали то же самое.
Крепость выстроили в виде исполинского наконечника стрелы, вытянутого вдоль левого берега Волги острием на юго-запад. Могучие белые стены, периметр которых составил полтора километра, ограждали одиннадцать гектаров земли, на которых и зародился город Астрахань. Двенадцатиметровые в высоту, пятиметровые в толщину, стены оказались неприступными и для татарских кочевников, и для турецких янычар, и для всякой прочей нечисти, истлевшей в астраханской земле. Каждая сторона острого треугольника кремля была укреплена громадными сторожевыми башнями, увенчанными зелеными поливными изразцами. Над улицей Желябова, примыкавшей к северо-западной стене, нависали целых четыре башни – две угловые, глухие, плюс две проездные, с массивными воротами, окованными железом. Первые ворота прозывались Никольскими, вторые – Красными. Их разделяло триста метров. Примерно на середине этого отрезка прохаживалась крохотная фигурка человека. Башни, подобно головам великанов в зубчатых коронах, безмолвно взирали на нее свысока. Много повидали они таких вот людишек, жизнь которых была почти такой же скоротечной, как смерть, а смерть – почти такой же бессмысленной, как жизнь. Бунтовали под нерушимыми стенами кремля крестьяне, подбитые Болотниковым требовать у царя земли и воли… (Где они теперь? Где царь? У кого земля и воля? Может, у крестьян?)
Вышибали ворота негодующие толпы, не желающие, чтобы Россией правила шайка изменников во главе с польской приватизаторшей Мариной Мнишек… (Разве изменников меньше стало? Разве народу легче стало от того, что перебрались они в другой кремль, назвавшись другими фамилиями?) А Стенька Разин, продержавшийся в астраханской крепости семнадцать месяцев, он чего добился? Во имя какой высокой цели себя и тысячи сторонников погубил? Где то всеобщее равенство, о котором толковал он денно и нощно, в трезвом уме и спьяну?
Где красногвардейцы, оборонявшие кремль от гидры контрреволюции? Зачем умерли с винтовками в руках, голодные и босые? Чтобы на их могилы презрительно поплевывали потомки, окончательно усвоившие, что жить хорошо, а хорошо жить лучше? Правильно. Не о смерти же думать. Она же не вам лично грозит, а другим. Это их, других, вместе с их потомками, будут мучить реформами, гноить в бараках, бросать под танки, топтать сапогами, морозить в собственных квартирах и сжигать заживо, топить в подлодках и лишать питьевой воды, взрывать в электричках, сгонять с земли, обирать до нитки, присваивая жалкие банковские вклады. Но в первую очередь будут их травить, травить и еще раз травить. Секретными газами и метиловым спиртом, поддельными лекарствами и лживой пропагандой, радиацией и сибирской язвой, тоннами ядохимикатов и миллиграммами наркотических средств.
Так что не бойтесь грядущего апокалипсиса – он не только давно начался, но и идет полным ходом, приближаясь к концу. Что, кому-то не нравится? Есть недовольные? Кто против? Вот этот маленький безоружный человечек, почти незаметный в чернильной тени древнего кремля? Противостоять собирается, значит? Колесо истории вспять поворачивать? Ну-ну, поглядим, как очередного героя по стенке размажут. Башни древнего кремля, выпучивая стрельчатые бойницы, безмолвно наблюдали за Скифом, предвкушая его бесславную смерть.
* * *Рубиновый огонек окурка улетел в ночь, осыпавшись искрами. Урн на улице Желябова не было, как и на большинстве других астраханских улиц. Дань древним традициям.
Скиф сунул руки в карманы и пошел в обратном направлении. Пятнадцать шагов влево, пятнадцать шагов вправо – вот и весь его нехитрый маршрут. Еще десяток таких ходок, и прощай, деловая наркоманка Линда. Не зря ведь твои дружки долго мялись, прежде чем назначить тебе свидание. Подумали-подумали и решили с тобой не связываться. Мало ли кого приведет на встречу эта дурында, у которой воронье гнездо не только на голове, но и внутри нее. Правда, кое-какие любопытные факты оттуда выудить удалось.
В компетенцию Скифа не входили поиски Рачьего острова, но он не отказался бы выяснить, что за всемогущий чеченец там обосновался. Прямо-таки Гудвин, Великий и Ужасный. Почти открыто заваливает город героиновым порошком, а местные власти даже не чешутся. Или все же чешутся? После совместных оргий, оплаченных чеченцем.
Нет, возразил себе Скиф, повернув обратно. Линда обмолвилась, что героиновый король обосновался в Лондоне. В Астрахани заправляют его доверенные лица. А Рачий остров, надо полагать, используется в качестве перевалочной базы. Подземный командный пункт ПВО – это похлеще гитлеровского бункера будет. Заполучили его небось в годы конверсии, когда все армейское имущество с молотка за гроши уходило. Может, не сам чеченец КП приватизировал, а какой-нибудь местный русак с небольшой, но ухватистой силой. Пути господни неисповедимы. Особенно в смутные времена передела собственности и первичного накопления капитала. Столько всякого дерьма тогда на поверхность вынесло, что за сто лет добела не отмоешься.
Скиф как раз боролся с желанием закурить очередную сигарету, когда асфальт под его ногами заблестел всеми своими слюдяными вкраплениями. Предметы обзавелись шевелящимися тенями, да и у самого Скифа появилась тень, распластавшаяся на тротуаре, позолоченном дальним светом автомобильных фар.
Он повернулся к ним лицом. Автомобиль, появившийся в начале пустынной улицы, медленно приближался. Освещенная им «Мазда» превратилась в четкий черный силуэт. Скиф оглянулся и, не обнаружив за спиной ни единой души, вернулся в исходное положение. В кармане его брюк лежала солидная сумма, полученная в кассе под расписку. Ему не хотелось стать жертвой банального ночного ограбления, а дальнейшее развитие событий могло пойти по самому неожиданному сценарию.
Когда автомобиль остановился и выключил фары, стало видно, что это черный джип с низкой хищной осадкой. Из распахнувшихся дверей выпрыгнули две мужские фигуры, приблизились к «Мазде» с обеих сторон и одновременно исчезли внутри. Скифу почудилось, что его просвечивают рентгеновскими лучами. Не желая показать, что его беспокоят тяжелые недружелюбные взгляды незнакомцев, он не спеша закурил и уставился на небо, словно ничего увлекательнее в своей жизни не видел. Луна в радужном ореоле, щедрые россыпи звезд, приблудное облачко с серебристой каймой. Картина была довольно красивой, но Скиф не забывал изучать окружающую обстановку, хотя со стороны это было незаметно.
* * *Общение с Линдой длилось около пяти минут. Потом дверцы «Мазды» распахнулись, напоминая куцые крылья диковинной заморской птицы, которой не дано познать радость свободного полета. Глядя на Скифа, мужчины неслышно обменялись фразами и вернулись в джип. Заурчал мотор. Объехав «Мазду», джип покатил вперед, сохраняя скорость быстро идущего человека. Скиф снова огляделся по сторонам, опасаясь подвоха. Никого. На поросшем травой откосе, разделяющем мостовую и стену, высилось несколько елей, но они находились слишком далеко, чтобы принимать их во внимание. И все-таки береженого бог бережет. Если подозрительные субъекты захотели, чтобы Скиф стоял именно в ста метрах от «Мазды», значит, у них имелись на то основания. Если у них имелись на то основания, то нелишне спутать им карты. Хотя бы слегка. На всякий случай. Рассудив так, Скиф двинулся навстречу джипу. Пять метров… десять… пятнадцать… Фары, тлеющие двумя оранжевыми угольками, вспыхнули, словно глаза гигантской кошки, увидевшей добычу. Визг стираемых об асфальт шин слился с ревом запущенного на полную мощность мотора. И все же джип не успел разогнаться до той скорости, которая бы позволила ему сбить Скифа, как тяжелый шар сметает кеглю в желобе боулинга. Ему не хватило тех семнадцати метров, на которые сократилось расстояние до живой мишени. Скифу было не до расчетов. Как бы то ни было, а джип мчался на него быстро, слишком быстро, чтобы обдумывать свои действия. Убегать или искать спасения на газоне было бессмысленно. Шестое чувство велело Скифу подпрыгнуть, и он подчинился. Это произошло непроизвольно. В момент прыжка джип находился в двадцати пяти метрах от взвившегося в воздух Скифа. В следующую секунду его подошвы соприкоснулись с массивным капотом. Последовал второй прыжок, за время которого черная крыша успела промелькнуть под ногами. Правда, восхищаться собственным проворством не пришлось – за взлетом последовало падение. Приземляться пришлось с высоты, превышающей человеческий рост. Несмотря на спружинившие колени, подошвы обожгло резкой болью, словно асфальт, с которым они соприкоснулись, был раскаленным. Сказались последствия сидячего образа жизни.