Стивен Хантер - Мастер-снайпер
— Спасибо, не надо. Это входит в условия испытания, понимаете ли, надо проверить, как с ним может управиться один парень, когда у него за спиной такая тяжесть. Даже такой старпер, как я.
Реппу был тридцать один год, но все остальные были моложе, и они рассмеялись.
Репп тоже улыбнулся: ему было приятно, что шутка понравилась. Как только смех утих, он сказал:
— Я за вами, капитан.
Несколько последних секунд были посвящены ритуалу окончательной проверки снаряжения: затворы МР-40 спущены с предохранителей и поставлены в боевое положение, к пулеметам пристегнуты диски, поправлены портупеи, затянуты ремни на касках. Затем они, согнувшись, вышли на поле — Вебер впереди, Репп где-то посередине.
Фольмерхаузен наблюдал, как они уходили, как бесшумная цепь группы засады осторожно погружалась в темноту. Он спросил себя, как долго ему придется ждать, пока Репп не вернется со счастливой новостью, что все замечательно и они могут уезжать. Вероятно, несколько часов. Этот день и так прошел, можно сказать, ужасно: сначала жуткий перелет из пункта № 11 на самолетике «шторк», раскачивание и подпрыгивание над деревьями. Затем долгое время, проведенное среди солдат, беспорядочная стрельба и беспокойство насчет погоды.
Продержится ли солнце до сумерек?
Если этого не произойдет, то они задержатся еще на один день. И еще на один. И еще.
Но солнце продержалось.
— Ну вот видите, Бог ответил на ваши молитвы, господин инженер-доктор, — ворчливо заметил ему Репп.
Фольмерхаузен стеснительно улыбнулся. Да, он молился.
Продемонстрировав проворность, которая могла бы поразить многих его клеветников, Ганс-жид подготовил «Вампир» к полевым испытаниям. Пользуясь специальным ключом и отверткой, он быстро установил прицел и преобразователь энергии с параболической инфракрасной лампой на модифицированную трубку STG. Подключил систему питания и проверил разъемы. Все в порядке. Он открыл кожух и быстро осмотрел содержимое: проверил сложные соединения проводов, контакты разъемов, наличие посторонних предметов.
— Вам лучше поспешить, — заметил Репп, склонившись у него над плечом, внимательно наблюдая и записывая все его действия. — Мы его упустим.
Фольмерхаузен, наверное, уже в тысячный раз объяснил:
— Чем позже мы его зарядим, тем дольше он будет работоспособным.
Наконец он закончил проверку. Солнце еще не село, светило напоследок: не огненное полуденное сверкание топки или битвы, а легкая вечерняя версия — бледное, низкое и слабое, но достаточное.
— Нам нужен не жар, а свет, — указал Фольмерхаузен.
Он откинул металлическую крышку с толстого металлического диска, прочно соединенного точечной сваркой с крышкой катодного отсека, обнажив стеклянную поверхность, плотную и непрозрачную. Ее грани засверкали на солнечном свете.
— Нам надо всего лишь пятнадцать минут, это даст заряд для трехминутной работы, который сохранится в течение восьми часов, — сказал Фольмерхаузен так, словно хотел убедить самого себя.
Он пытался объяснить Реппу, что проблема с инфракрасными лучами заключается в том, что они обладают гораздо меньшей энергией, чем видимый свет, — как же тогда они могут излучать световые волны достаточной мощности, чтобы можно было идентифицировать изображение и, в данном случае, стрелять по нему? Много лет назад в Берлинском университете доктор Куцхер нашел частичный ответ на поставленную задачу: подводя высокое напряжение к катодной трубке, он добился желаемого подъема энергетического уровня до порога видимости. Но перед Фольмерхаузеном, отчаянно импровизирующим в пункте №11, стояла более узкая задача, чем перед доктором Куцхером. Его задача сводилась к военному применению: он был ограничен весом, тем весом, который один человек может нести на плечах по пересеченной местности. Когда было отброшено, облегчено и изменено все, что возможно, он обнаружил, что у него все еще остается десять лишних килограммов; дальнейшего сокращения веса можно было добиться только за счет значительного ограничения функциональных возможностей «Вампира». А недопустимые десять килограммов были скрыты в батарейном отсеке, в батареях и их кожухе — источнике высоковольтного напряжения.
Его внезапное озарение, принявшее форму похожего на пузырь диска, приваренного к прицелу (довольно некрасивое зрелище!), заключалось в солнечной батарее. Не что иное, как само солнце могло бы снабдить «Вампир» энергией, запас которой нельзя было назвать неистощимым, но его вполне должно было хватить на то, чтобы на несколько минут глубокой ночью создать искусственный невидимый солнечный свет. Конечно, Фольмерхаузен не мог полностью отказаться от батарей; одна батарея все еще была нужна для обеспечения питания катодной трубки, но для этого требовался уже гораздо меньший ток, так как фосфор, находившийся в камере, обладал особой способностью поглощать солнечный свет, а затем, под воздействием инфракрасных лучей, освобождать его. Таким образом, вместо 10-килограммовой 30-вольтной батареи у «Вампира» появилась 3-вольтная батарея весом всего лишь в 1, 3 килограмма, за счет чего высвобождался вес в 8, 7 килограмма, при этом сохранялись заданные яркость и контрастность изображения. Но так как фосфор в заряженном состоянии обладает очень короткой жизнью, под воздействием инфракрасных лучей быстро теряя накопленную энергию, то долго работать такой прибор не может. Однако добрых три минуты Репп может вглядываться в прицел, и там перед ним будут мерцать в зеленом свете увеличенные в десять раз специально сделанной для этого оптикой колеблющиеся, видимые, различимые, доступные, находящиеся на расстоянии четырехсот метров цели.
Фольмерхаузен сверился с часами и захлопнул крышку солнечного диска.
— Ну вот, готово. Теперь вам хватит заряда до полуночи.
— Прямо как в сказке, — весело заметил Репп.
— А у вас есть специальное снаряжение?
— Конечно, конечно, — и Репп хлопнул по сумке для магазинов, висящей у него на поясе.
Сейчас, на ферме, Фольмерхаузен вглядывался в кромешную темноту за окном. Где-то там, в своей стихии, был Репп. Ночь принадлежала ему.
«Это я подарил ее ему», — подумал Фольмерхаузен.
Репп занял позицию за автоматом, который стоял на двуноге. Плечи и руки у него болели, ремни больно врезались в ключицы. Чертово устройство было тяжелым, а он прошел всего-то три или четыре километра, а не двадцать пять, которые ему надо будет пройти в день операции «Нибелунги». Он заметил, что дыхание у него стало неровным, прерывистым и захлебывающимся, и постарался обуздать его. Спокойствие — величайший союзник снайпера, надо добиться полной безмятежности, слить воедино душу и стоящую перед тобой задачу. Репп постарался расслабиться.
В четырехстах метрах от него аккуратные поля спускались к руслу ручья, где росли группы деревьев и густые заросли кустарника, а земля образовывала своего рода складку, естественную траншею; человек, двигающийся по незнакомой местности, наверняка будет опасаться ее, будет стараться обойти ее подальше.
— Вот, господин оберштурмбанфюрер, вы видите? — спросил Вебер, припавший к земле где-то рядом.
— Да. Все прекрасно.
— Четыре ночи из пяти они здесь точно появляются.
— Великолепно.
В присутствии высокого начальства Вебер нервничал и слишком много говорил.
— Мы можем подойти поближе.
— Я просил четыреста метров, это примерно то, что надо.
— Мы осветим местность, если...
— Никакого света, капитан.
— Вон там, справа, я разместил пулеметный расчет, чтобы в случае надобности подавить ответный огонь. А мой командир взвода, надежный парень, находится с остальным патрулем слева.
— Вижу, вы на Востоке хорошо освоили дело.
— Да, господин оберштурмбанфюрер.
Лицо молодого капитана, так же как и лицо самого Реппа, было покрыто маслянистой боевой краской. При свете звезд их глаза сверкали белизной.
— Обычно они приходят сюда около одиннадцати, через несколько часов после выхода. По их предположению, у нас здесь самое слабое место в цепи. Мы позволяем им проходить здесь безнаказанно.
— Завтра они будут держаться подальше от этого места! — засмеялся Репп. — А теперь прикажи своим ребятам сидеть тихо. Никакой стрельбы. Это моя операция, понятно?
— Так точно, господин оберштурмбанфюрер. Капитан ушел.
Хорошо, так-то будет лучше. Репп любил, если это возможно, проводить такие моменты в одиночестве. Он рассматривал эти минуты как свое личное время, время для того, чтобы прочистить голову, расслабить мышцы и позволить себе дюжину полубессознательных странных движений, которые позволяли ему почувствовать единство с оружием и целью.
Репп лежал очень тихо, ему было тепло, он чувствовал ветерок, оружие в своих руках, изучал лежащий перед ним в темноте ландшафт. Он испытывал удовольствие, но в то же время вспоминал, что не всегда такие минуты были приятными. У него перед глазами всплыли мгновения морозного февраля, отчаянного февраля отчаянного 1942 года.
