Сергей Зверев - Граница на замке
Офицер был по-своему прав: сухое вино для русского военного — не крепче компота. Вслух он этого, конечно, не сказал. Реакция принимающей стороны на его слова оказалась какой-то странной — на лицах присутствующих артвинцев появились ухмылки, прокатились смешки и многозначительные покашливания.
— А что я такого сказал? — недоуменно окинул взглядом застолье Киреев.
— Не знаете вы наших обычаев, — мстительно сощурилась Кречинская, — в Артви чача служит не для питья, а для совсем других целей…
— О чем это вы? — непонимающе уставился на нее старлей.
— В местных горных краях чачей традиционно обмывают покойников, — пояснила хозяйка, пряча улыбку. — Простите за подробности, но даже на очень тощего покойника требуется много, иначе соседи заподозрят в скупости и неуважении к традициям.
— Да вы что… — промямлил офицер, — но ведь то, что продается…
— Да, именно так, — подтвердила Тамара, — использованная таким образом чача скупается, слегка фильтруется и продается российским туристам в санаториях.
— Поздравляю, — хихикнул артвинец, — вы получили оригинальные, ни на что не похожие ощущения. Я бы сказал, целый комплекс.
Все с интересом наблюдали за реакцией офицера, которая проявлялась весьма быстро. Лицо его приобрело серый оттенок, он схватился за горло, едва сдержав рвотный позыв, затем прохрипел что-то, выскочил из-за стола и, перегнувшись, побежал к реке.
— Да, иногда лучше не знать правды. Случается, что от нее становится только хуже, — философски заметил Даратол.
— Конечно, в моем доме вы попробуете исключительно чистый продукт, но покупать его у местных не советую, — с огоньком в глазах обратилась к военным Кречинская.
Батяня только покачал головой, подумав о том, что всего в инструкциях не предусмотришь, и человек всегда найдет то, что станет для него собственным горьким примером.
— Меня когда-то во Вьетнаме накормили, — вспомнил Даратол, — прекрасный, надо сказать, был обед. Я восторгался и ел поданное блюдо так, что за ушами трещало. А потом, когда выяснилось, что это змея, то меня тоже наизнанку выворачивало.
— Да, приятного мало, — сказал Харс, — употреблять внутрь жидкость после обмытия покойника — хуже не придумаешь. Хотя, конечно, нам трудно представить, что такого можно не знать.
— А продавать тем, кто об этом не догадывается, значит, можно? — жестко спросил Лавров.
— Ну, люди есть люди, — развел руками артвинец, — да и к тому же никто ведь не отравился.
— В чаче все микробы гибнут, — со смехом отозвался кто-то справа.
Батяня обвел взглядом своих подчиненных, словно бы говоря: «в последний раз предупреждаю».
На столы была принесена очередная смена кушаний, встреченная гулом воодушевления. Пир вступал в новую фазу.
— Пейте вино, майор, — улыбнулась Тамара, — оно отличного качества. И вообще — в моем доме вы можете не волноваться ни о чем.
Батяня уже было открыл рот, чтобы ответить, но тут краем глаза он заметил что-то странное за кустами у самого дома. Он всмотрелся: там маячил какой-то непонятный силуэт, который вряд ли мог принадлежать человеку: он выглядел сгорбленным, широкоплечим, руки свисали до колена.
— Вы куда? — сжала его руку Кречинская.
— Извините, — Батяня быстро выбрался из-за стола и направился в ту сторону.
Тамара пристально смотрела ему вслед.
Глава 15
Полное звезд ночное небо висело над головой огромным сказочным ковром, создавая какое-то нереальное, фантастическое впечатление. Иногда казалось, что стоит только протянуть руку — и ты дотронешься до одной из звезд. Южные ночи особенно красивы в горах, где гораздо меньше того, что отвлекает от главного.
Рядовой Степченко стоял на посту уже пятый час без смены. Его неумолимо клонило в сон, и он еле сдерживал себя, чтобы не закрыть глаза, смыкавшиеся против его воли. Отчаянная зевота одолевала солдата. Больше всего на свете сейчас хотелось упасть на землю и заснуть. Но то и дело из здания КПП выглядывал кто-то из старослужащих, в сильных выражениях дающий понять, что ждет беднягу, если тот не пожелает подчиняться приказам «дедов».
На этот раз то был Иевлев. Он постоял на крыльце, вглядываясь в темноту.
— Эй, Степченко, не спишь?
— Уснешь тут, — пробурчал солдат.
— Поговори мне! — прикрикнул Иевлев. — Смотри в оба. Заснешь — убьем!
Хлопнула дверь. Часовой измученно ходил взад и вперед, стараясь не заснуть. Делать это, однако, было все сложнее. Как только Степченко останавливался, прислоняясь спиной к деревянному грибку, глаза начинали смыкаться против его воли, и ноги становились ватными. Чтобы хоть как-то развеять сон, он подошел поближе к КПП, откуда доносились голоса сослуживцев. Степченко прислушался. Сержант Рахимов рассказывал какую-то страшилку.
— Да, именно здесь, в этом КПП все и произошло, — говорил сержант, — когда наведалась сюда группа кавердинских диверсантов.
— И что?
— А то, что наших срочников здесь и положили.
— Как положили?
— Очень просто. А потом еще и отрезали все, что только можно отрезать мужикам, — доверительно сообщил сержант. — Ушли они преспокойно назад, и никто их не поймал. Это же тебе не Москва. Здесь повсюду следы войны: у каждого, почитай, оружие есть. А возьми те же горы: пятьсот метров отошел — и все! У артвинцев с кавердинцами лютая ненависть, они же один другого готовы зубами загрызть. Так что эти диверсанты, может, где-то теперь рядом рыщут.
Степченко вздрогнул и посмотрел по сторонам. Он снова прислушался.
— Да не кавердинцы это были, а снежный человек, — возразил ему, позевывая, сонный голос, — местные рассказывали. Выше двух метров ростом, весь волосатый…
— Чего? — хохотнул Рахимов. — Какой еще снежный человек?
— А ты что — с Луны свалился? Я с пастухом разговаривал, так он мне подробно рассказал…
— Ну-ну.
— Что ну-ну? — горячился приятель. — Арваты они их называют. Когда он в балке неподалеку отсюда пас лошадей, может, месяц назад, может, больше, то попробовал проверить — выложил для приманки хлеб и мясо. А тогда ночь была лунная. Он до двух часов ночи сидел в шалаше, коше, по-ихнему, ждал.
— Дождался?
— Да ты погоди. На следующее утро он поехал верхом вверх по балке пригнать ушедших за ночь лошадей. И тут при выходе из бурьяна, за поворотом, он внезапно наскочил на него, на этого… арваты. Встретился с ним чуть не нос к носу: тот бежал навстречу мелкой рысью. Он остановился, и лошадь пастуха тоже остановилась, как вкопанная. Так вот пастух рассказывал, что стояли они в трех метрах друг от друга. Ростом, говорит, тот метра два, чуть сутулый. Руки длиннее, чем у человека, доставали до колен. Они оттопырены от тела, а локти слегка согнуты. Весь покрыт то ли шерстью, то ли волосами длиной, как у буйвола, густыми, темно-серого цвета. Лоб не такой высокий, как у человека, а низкий и скошенный назад. Глаза раскосые, скулы выдаются, как у монгола. Подбородок круглый, большой, рот широкий. Сам — косолапый, колени чуть согнуты вперед, а голени кривые, как у хорошего ездока. Стопы слегка повернуты внутрь, пальцы на ногах растопырены.
— И что, мужик это был или баба? — хихикнул приятель.
— Говорил, что мужик, потому что грудей он не видел. На голове волосы не очень длинные, растрепанные, торчали хлопьями в разные стороны. Несколько минут они, значит, стояли, смотрели друг на друга. Тот дышал ровно, не запыхался после бега. Потом он повернул направо и шагом ушел в бурьян.
— А что же пастух?
— Как что? Повернулся и поскакал. В обратную сторону.
— Ну, не знаю, — неуверенно произнес солдат. — Снежный человек…
Степченко покачал головой. После таких зловещих рассказов в темноте начинала мерещиться всякая чертовщина. Если бы не так клонило в сон, то, возможно, ему стало бы еще страшнее. А так у него было зверское желание отключиться хотя бы на короткое время.
Несмотря на то, что сменять его никто не собирался, Степченко, хоть и был еще «зеленым» солдатом, уже был научен жизнью и представлял себе, что нужно делать в таком нелегком положении. Армия вообще очень быстро учит людей самым разным находкам, направленным на то, чтобы в экстремальной ситуации извлечь для своего организма максимальную выгоду. Хитро ухмыльнувшись, он пошарил по карманам в поисках одного такого приспособления: им оказался гвоздь-стопятидесятка. В данном случае эта донельзя простая штучка должна была сослужить постовому хорошую службу. Десантник оглянулся. Вокруг было все спокойно. Из КПП доносились голоса старослужащих. Те от страшилок перешли к более мажорным темам, о чем свидетельствовали взрывы смеха.
Убедившись, что все в порядке, Степченко принялся действовать. Он, пыхтя, проделал шилом перочинного ножа гнездо в столбе грибка. Дерево оказалось на редкость крепким, так что над ним пришлось поработать. Но в конце концов нужное отверстие было сделано. Затем солдат вставил в него гвоздь, закрепил его несколькими ударами камня. Повесив на шею автомат, а потом, продев через лямку руки, Степченко повис на нем, набросив на плечи плащ-палатку. Благодаря такому изобретению, опробованному уже многими поколениями солдат, издали казалось, что постовой стоит, а автомат на короткой лямке висит у него на уровне груди. На самом же деле «экспериментатор» теперь мог преспокойно спать в таком вот подвешенном состоянии. Отдыху способствовало и то, что дорожка была усыпана камнями. Можно было быть спокойным: если кто будет подходить, Степченко услышит и вовремя проснется.
