Георгий Вайнер - Умножающий печаль
— Вы хотите унизить меня, Сергей Петрович? — лениво спросила Лена.
— Помилуй Бог! — замахал я руками. — Просто у меня никогда не было личного секретаря. Наверное, поэтому я думал, что личных секретарей столоначальники подбирают себе сами…
— У нас это не принято, — покачала головой Лена. — Департамент персонала предлагает кандидатов, а Александр Игнатьевич утверждает. Только он…
— А отказаться можно? — спросил я осторожно.
— Вам? Или мне? Я не поняла…
— Ну вам, например… Или мне, — пожал я плечами.
— Не знаю, у нас так никогда не бывало, — растерялась Лена. — А вы хотите отказаться от меня?
— Что я, с ума сошел? Да никогда!
Александр Серебровский: виртуалии
Телевизор — машина времени фирмы «Сони» — нас аккуратно нашинковал и разделил пополам. Здесь, по эту сторону экрана, в осязаемой плотности окружающих предметов, в аромате свежезаваренного кофе «хейзлнат», чуть слышном сиплом дыхании кондиционера — жили мы. Я и мой помощник Кузнецов.
Мы молчали и слушали, как из вчерашнего Зазеркалья тринитрона, оттуда, из виртуального прошлого говорил я — в ипостаси Александра Игнатьевича Серебровского. Я проповедовал, учил, все объяснял телевизионному ведущему «Итогов» Евгению Киселеву.
Разложенный на телевизионные строки и снова собранный в кадр Серебровский был мне противен. И одновременно я испытывал родительскую гордость за него, за себя. Такой вроде бы неказистый, незамысловатый паренек — а на самом-то деле, оказывается, ого-го-го!
Конечно, постоянное мелькание на телевизоре — занятие одновременно отвратительное и противоестественно-приятное, вроде выдавливания прыщей.
Но от этого нельзя и неохота отказываться. Справа за моей спиной вздохнул и пошевелился Кузнецов. В кадре — это было вчера — я отвечал на его сомнения:
— …Резервы монетаристской политики исчерпаны! Денег попросту больше взять негде — сколько бы мы ни латами тришкин кафтан бюджета. Нужен принципиально другой подход.
— А в чем вы видите другой подход? — спрашивает величавый красавец Киселев.
— В новой налоговой политике как составной части новой финансовой стратегии. У нас ведь самые мудрые в мире налоги — всего сто четыре копейки платежей на каждый заработанный рубль. Это абсурд — с барана российской экономики седьмая шкура уже спущена…
Киселев, пошевеливая английскими усами, спрашивает строго:
— В случае победы на выборах вы намерены оказать давление с регионального уровня на всю федеральную политику?
— Влияние, — усмехаюсь я мягко, но с большим значением. — Не давление, а влияние, назовем это так. И влияние это будет исключительной силы. Я не сомневаюсь, что меня поддержит вся региональная властная и финансовая элита. Все настоящие бизнесмены — не перекупщики и спекулянты, а создатели реальных ценностей. Все те, кому надоело кормить жулье и дармоедов…
— А государственная бюрократия и оппозиция?
— Государственная бюрократия существует вечно, и вечно она борется с любой инициативой, которая ограничивает ее власть. Бюрократию надо воспринимать как дурной климат. Ей надо противостоять, как плохой погоде. Ну а оппозиция… А что она может? Она бесплодна. Она не способна предложить народу реальной альтернативы. Прошли времена, когда люди верили, будто наши любимые пищевые жиры — пушечное сало и ружейное масло. Люди выросли, поумнели, они плевали на лозунги, а хотят они нормальной сытой благополучной жизни. И я готов им помочь в этом…
Я вывел пультом звук, повернулся к Кузнецову:
— Что у нас сегодня?
— Совещание по состоянию биржи, — взглянул помощник в ноутбук. — В десять — деловой завтрак с президентом Би-би-би, «Бостон бизнес бэнк». Просится к вам на встречу Гаглоев — надо определить нашу позицию с еврооблигациями, он уже говорил с вами.
— Экспертное заключение есть?
— В вашей рабочей папке.
— Я посмотрю, к вечеру сообщу решение. Что с «Макрокомп глобал электроникс»?
— Билл Хейнс выставил банковские гарантийные письма и аффидевит о готовности подписать договор. На этой неделе у вас встреча с вице-премьером Завалишиным — все финансовые и технические документы готовы. Нужно решение правительства…
— Собери рабочую группу, девять миллиардов — не шутка, надо будет еще раз прогнать доклад. Я обязательно буду, все должно быть отполировано, как котовьи яйца!
— Я думаю, что там все в порядке — ребята очень серьезно поработали, — сказал Кузнецов.
— Может быть, — кивнул я. — Правда, я знаю, что если тебе кажется, будто все в порядке, — значит, ты просто плохо информирован…
Сказал и задумался, забыл о Кузнецове. Какое ужасное внутреннее напряжение, щемящий звон тревоги в душе, торопливый, испуганный колотун сердца! Как хочется — хоть бы на день — животного пейзанского покоя. Как избавиться от этого вечного нервного тремора?
Пустое! Это невозможно. Физиология. Адреналиновые бури в злой азартной крови. Пустое! Тряхнул головой, услышал, как Кузнецов что-то говорит мне. Я спросил:
— Что там еще?
— Заседание правления, отчет ревизоров о работе Воронежского металлургического — похоже, там у нас воруют.
— Оторвите голову, остальное — в прокуратуру… Решите без меня.
— Балясный хочет вам доложиться. Предлагает купить бывший санаторий ЦК в Сочи, перестроить в пятизвездный отель. Очень высокая рентабельность…
— На фиг! Сейчас на Кипре и в Турции отдыхать дешевле. И пусть Балясный подсчитает, сколько мне будет стоить выкурить оттуда мафию! Нет, это мимо кассы…
— Кстати, Александр Игнатьич… Шеф службы безопасности Алексей Кузьмич хотел переговорить по деликатному вопросу.
— В четыре. Дай ему десять минут. Все?
— Вам должна быть представлена команда имиджмейкеров — это люди Краснова, игроки профессиональные.
— Завтра в десять. Еще?
— Приглашения на праздник песни, оргкомитет кинофестиваля, презентации, юбилейные банкеты, премьеры, открытие выставок, концерт Патрисии Каас, личная просьба Маслякова вручить призы победителям КВН. Общим числом двадцать семь…
— Прекрасно. Всем разослать письма, поздравления и пожелания. Праздных — поблагодарить. Нужных — обнадежить моей уверенностью в нашем сотрудничестве. В будущем…
Кот Бойко: живой трус
У Лоры на лице было выражение чувственного наслаждения. Восклицательная гримаса счастья! Она сидела посреди комнаты на нашей колченогой табуреточке и смотрела, как я примеряю купленные ею тряпки развеселого молодежно-отвязного стиля. А я перед зеркалом старательно пристраивал длинноволосый блондинистый парик.
Лора хохотала, светя своими белоснежными зубами, такими не правдоподобно ровными, что наводили на пакостную мысль о металлокерамике, но все-таки настоящими, костяными, собственными. У нее были всегда приятно прохладные зубы…
— Ну скажи, пожалуйста, зачем тебе парик?
— Хочу быть похожим на настоящего артиста. На Филиппенко. Или Говорухина.
— Да перестань ты дурака валять! Серьезно!..
— Серьезно? — корчил я рожи. — Если серьезно… Если серьезно…
В разных ракурсах я рассматривает себя в зеркале, гримасничая и кривляясь.
— Если серьезно, то я хочу немного уклониться от своей бешеной популярности на улице. Я просто боюсь толп поклонниц и почитателей моего таланта. Ты не представляешь, как пугают меня эти женщины, падающие передо мной публично на колени! Толпы девственниц, плачущих от вожделения! Педики, прячущиеся в засаде. Говорю тебе совершенно откровенно — я боюсь. Я попросту трус…
— И это ты врешь, жучила несчастный! — вздохнула Лора. — Я бы предпочла, чтобы ты был сильно потрусливее. Мне твое гусарство — во где стоит! — Она провела ладонью по шее.
— Подруга! Волшебная Теслимовка! Все бу, как ты ска! Я ведь не успел тебе сообщить, что я сейчас снимаюсь в кино по пьесе Толстого. Называется «Живой трус». Я уже все придумал! У нас это с покойником Львом Николаевичем просто отпадно получилось. Хит сезона!
— И что ты мелешь!
— Правду говорю! Тебе понравится. Основная мысль — любой бабе больше по душе живой трус, чем мертвый герой. Увидишь — культовый фильмец отгрохаем…
— Что ты несешь, ненормальный?
— Арию живого труса. Сатрап, парализованный страхом…
— Слушай, живой трус, ты лучше скажи — тебе шмотки нравятся?
— Подруга! Кормилица, поилица и одевалица! Спасибо тебе! Я в этом паричке и новом прикиде красив нечеловечески! Так шикарно выглядел только мой приятель аферист Харлампий Спиридонович Фотокакис. Жаль, репатриировался, фраер этакий, к себе на родину — в древнюю Элладу. Сейчас бы умер от зависти.
— Кот!
— Чего? — остановился я.
— Мне все равно — трус ты или герой. Чемпион или подзаборник…
