Анатолий Гончар - Пепел победы
В ответ молчание как понимание момента.
— По машинам! — скомандовал ротный, и тут же вдоль колонны понеслась еще одна команда, отданная комбатом:
— Водители и старшие машин, строиться!..
Металлическая змея колонны, растянувшись на километры, медленно заползала на очередной подъем, ограниченный с одной стороны отвесными скалами. С другой круто обрывалась многометровая пропасть. Бойцы вглядывались в эту бездонность и не могли понять больших командиров, запретивших личному составу находиться в кузовах при въезде в учебный центр. Тот подъем без малейших намеков на обрывы не шел ни в какое сравнение с этими вертикалями, с трудом, с надрывом моторов преодолеваемыми бронированной техникой.
— Значит, на задание вот по таким местам выезжать можно, а к лагерю почти по ровной дорожке нельзя? — Прошкин почувствовал, как на очередном опасном спуске у него замерло сердце. — Где логика?
— Ты в армии, — ответил Гусев, приподнялся и начал прилаживать к металлической трубке, проходящей под тентом, фляжку, до того висевшую у него на поясе и, видимо, сильно мешавшую.
— Логику он ищет, — поддерживая мысль Гусева, недовольно пробурчал Боровиков, сидевший с закрытыми глазами. — Спи лучше или молчи, не мешай другим.
— Товарищ прапорщик, разрешите покурить? — Зудов вышел из сонного оцепенения и сразу потянулся к пачке сигарет.
— Курите, — разрешил Ефимов. — Валяйте, пока можно, на задании все равно не придется.
— Это мы знаем, — даже как-то весело отозвался Зудов.
— Ну-ну, — хмыкнул Ефимов, не поверив в легкость, с которой боец отказывался от поганой привычки. — Бросали бы вы потихоньку, — обратился он ко всем курильщикам.
— Точно, товарищ прапорщик! — поддержал его Айдаров, сидевший рядом. — А то сами травятся и других морят. Провоняло все!
— В бойницу выдыхай! — рявкнул Прошкин на Жбанова, подскочившего от такого окрика. — Не продохнуть!
— Накуривайтесь. Следующий раз дымить будете в городе. А потом только по приходе с задачи. Все понятно?
— Так точно! — за всех ответил хитро щурящийся Зудов.
Машину здорово тряхнуло на очередной колдобине.
— Не дрова везешь! — выкрикнул Прошкин, но, естественно, водитель его не услышал.
Да это и не повлияло бы ровным счетом ни на что. Любая машина в колонне двигалась с ее скоростью. Ничуть не больше и не меньше. Фляжка, висевшая над головами солдат, при каждом рывке по миллиметру, но неумолимо сдвигалась в сторону старшего сержанта, все еще негодующего.
Курильщики перестали дымить, разговоры стихли, несмотря на тряску, многих потянуло в сон. На какое-то время провалился в пучину дремы и старший сержант Прошкин.
Разведчики вышли на окраину леса, распластались на земле, расползлись в разные стороны и принялись ждать. По агентурным данным, именно здесь должна была состояться встреча двух полевых командиров. Все прошло бы гладко, если бы со стороны села не показалось овечье стадо.
— Это ж надо, как неудачно! — Командир группы, подняв бинокль, вглядывался в направлении надвигающейся отары. — Старший сержант Прошкин, ко мне!
Услышав команду, тот змеей скользнул через кустарники, оказался рядом с офицером и выдохнул:
— Товарищ капитан, старший сержант Прошкин по вашему приказанию прибыл!
— Молодец, хвалю! — Группник похлопал старшего сержанта по плечу. — Видишь отару? — Командир показал на нее пальцем. — Я с группой оттянусь в глубь леса, ты со своей тройкой останешься здесь. Дождешься подхода стада, если людей нет — пропустишь через себя и подашь сигнал. Если есть пастух или несколько — сделаешь все как надо и доложишь. Понял?
— Так точно! — отозвался старший сержант.
Пока эхо повторяло его слова, командир исчез. Он словно растворился в утренней дымке.
Почти сразу Виктор заметил бородатого мужика, идущего за отарой. Какое-то время он наблюдал. Лишь убедившись в том, что сторож у стада один, Прошкин решил действовать.
— За мной! — скомандовал он бойцам своей тройки, выдвигаясь навстречу ничего не подозревающему пастуху.
«Ты справа, ты слева, я по центру». — Показав знаками, кому и где предстоит действовать, Виктор прижался к дереву и принялся ждать. Секунды щелкали, как капли, падающие из крана. Вскоре пастух поравнялся с разведчиками, не заметил их и прошел дальше.
«Пора», — сам себе скомандовал Прошкин, вскочил на ноги и бросился на спину ничего не подозревающему пастуху.
Скрутить бородатого типа оказалось легче легкого. Руки за спину. Кляп в рот сунул подбежавший солдат.
— И что дальше? — напарник тяжело дышал, второй боец тройки, засев в кустах, внимательно поглядывал в сторону села.
— Что делать? — переспросил старший сержант и вдруг понял, что он на самом деле этого не знает.
«Сделаешь все как надо», — сказал командир группы, а он, дурак, не уточнил. А надо-то как? Из многочисленных прочитанных книг старший сержант точно знал, что спецназ следов и свидетелей не оставляет.
«Нужно убрать свидетеля! Он нас видел. Надо его прикончить, но как?»
Выход подсказал напарник, сидевший на корточках:
— Давай я буду держать сзади его руки, а ты перережешь горло. Вот нож. — Боец вытащил из разгрузки обоюдоострый кинжал, ярко сверкнувший на солнце.
Красавец, однозначно ручной работы. Такой просто подержать в руках и то было приятно, а уж воспользоваться им!.. Прошкин вспомнил, что ему предстояло сделать, и его передернуло. Кап, кап — бежали секунды. Командир ждал. Можно было бы поменяться местами с напарником, но не примет ли тот такое действие за слабость? И старший сержант решился.
— Держи, — с трудом разжав зубы, Виктор толкнул пленного в руки напарника, взял нож. Сердце на каждом ударе выпрыгивало наружу, не замечая ребер.
— Ну, молись, сука! — Виктор попытался разбудить в душе ненависть к этому бородатому пастуху, но получилось не очень.
Палач перехватил взгляд своей жертвы. Пялившийся на него человек был бледен, руки его тряслись, губы дрожали, он понимал, что смерть неминуема, и ничего не мог поделать, даже не сопротивлялся. Не хватало сил хоть что-то предпринять. Слишком нежданно нагрянула беда. Язык прилип к гортани.
Если бы у бородатого пастуха был хотя бы малейший шанс выпросить прощение, он сделал бы все, чтобы его не тронули. Но такого шанса у него не было. Смерть, неизбежная, неотвратимая, застыла в почти таких же обезумевших, растерянных глазах русского парня, смотревшего на него. Тот хотел бы, но не мог отступить. Рука с ножом поднялась к открытому горлу.
Прошкин подумал, что лучше бы он стоял сзади. Тогда было бы удобнее резать и не пришлось бы встречаться глазами со своей жертвой. Сжав зубы, вложив все силы в одно движение, Прошкин ударил острием в боковую поверхность шеи и повел руку на себя. Острое, как бритва, лезвие распахало горло, удивительно легко поддающееся напору. Пастух захрипел, судорожно дернулся.
«Надо было бить острием чуть ниже кадыка, во впадину», — мелькнула мысль.
В следующее мгновение из раскрывшегося багрово-красного зева в старшего сержанта ударили струи темной, парной крови. Она падала на его лицо, грудь, текла дальше.
Прошкин вздрогнул, отпрянул назад и проснулся. Его трясло. Он взглянул на свои руки, на разгрузку, потом вверх. Из-под раскрутившейся пробки фляжки, подвешенной к тентованной крыше, на старшего сержанта лилась водица, нагревшаяся за день.
— Сволочь, сука, Гусев, падла! — Виктор тяжело дышал. — Ты на кой ляд туда фляжку повесил? Морду набью суке!
— Виктор, уймись! — лениво посоветовал Ефимов, проснувшийся от этих воплей. — Ты уже задолбал своими визгами.
— Да он… да я… — Взгляд Прошкина медленно перешел от мирно посапывающего Гусева на фляжку, брызжущую водой.
Виктор начал подниматься на ноги.
— Остынь! — посоветовал ему Федор, проснувшийся от криков.
— Да я этого урода урою! — Продолжая негодовать, Виктор потянулся к фляжке, висевшей над головой, отстегнул ее, плюхнулся на свое место, открутил до конца пробку и прильнул к горлышку.
Несмотря на то, что вода была теплой, она показалась Прошкину неизъяснимо сладкой. Когда влага до последней капли была выпита, Виктор с победным видом оглядел окружающих и небрежным движением бросил пустую фляжку на колени Гусеву, продолжавшему спать. Жажда мести была утолена.
Слова ротного о том, что они вначале прибывают в небольшой городок и уже оттуда выдвигаются на задачу, вскоре оправдались. Машины довольно долго петляли по городским улицам, затем вновь вырулили на окраину, сделали еще несколько поворотов и оказались, как свидетельствовала облупившаяся вывеска, на территории бывшего пионерского лагеря.
«Надо же, сколько у нас раньше существовало пионерских лагерей. И все они действовали. А сейчас?» — размышлял Ефимов.
