Георгий Вайнер - Райский сад дьявола
— Больной парень совсем… Нервный срыв… В госпиталь его…
И зашелестела радостно, облегченно генеральская обслуга — хозяин повернул жуткий скандал в русло печального эпизода войны. Ветерок разносил по полю:
«Стресс… Стресс… Стресс…»
Наверное, все это и рассосалось бы бесследно — никому громкий скандал перед приездом министра был не нужен.
Но, видно, Хэнк уже вдел ногу в стремя своей сумасшедшей судьбы — понесло!
Его не успели перехватить и водворить в госпиталь, потому что прямо на поле он подсел в чей-то попутный джип и направился в бар «Камбодия», где встретил давнего дружка Тома Галлауэя — из управления стратегической связи. Том где-то украл ящик антигуанского рома «Пуэрто». А у Хэнка был стресс — все видели! Коричневые бутылки в деревянной коробке стояли у ног Тома, как в снарядном ящике.
Страшная выпивка — этот ром доливали в бензобак, когда кончалось горючее в джипе. На выскобленном дощатом столе немо таращилась на них пучеглазая сырая рыба телапия. Видно, удивлялась их идиотизму. Резали финками рыбу, ломти мочили в соевом соусе, лениво закусывали, хрустели жареными лягушками и пили темный ром, и его чернота перетекала в их мозги, и приятели, медленно безумея, быстро зверели. Том уговаривал Хэнка не грустить, плюнуть на все, катить в Штаты, забыть все как страшный сон.
— Конечно, на свою пенсию ты не забогуешь, но у тебя же должны остаться приличные деньжишки… — успокаивал Том.
— Ага! — заорал Хэнк. — Я тут заработал сумасшедшие деньжищи!.. Где они? С чего взялись?..
Он бешено таращился на Тома, как искромсанная телапия на столе.
— Все прогулял? — удивленно смотрел на него Том. — Все черные бабки?..
— Какие черные бабки? — пучился Хэнк, и зеленая терраса бара кружила его, как карусель. — Ты о чем говоришь?
Том испуганно закрыл рот, медленно спросил:
— А ты что, был не в доле?
— В какой доле? — завопил пронзительно Хэнк. — О чем ты говоришь, идиот несчастный?
Том помолчал, зажевал лягушачью лапку, растерянно пожал плечами:
— Тогда идиот — ты… Попроси генерала Шеппарда, что бы он тебе выплатил вторую пожизненную пенсию… У него хватит…
— Почему? — удивлялся Хэнк.
— А что вы с Кейвменом возили на территории Патет-Лао? За линию фронта? — спросил Том.
— Что? — не понял Хэнк. — Все! Оружие, боеприпасы, продовольствие… Что хочешь возили… Мы свиней даже возили…
Том грустно расхохотался:
— Ты, Хэнк, ничему не научился и ничего не понял…
— Что? Что я должен был понимать? — бесновался Хэнк.
— Что все это дерьмо никому не нужно… Все оружие досталось вьетконговцам, а боеприпасы расстреляли просто так… А главное, что вы возили, были ящички… Написано «Взрывчатка». Возили?
— Да, возили, — подтвердил Хэнк.
— Вот в этих ящичках была действительно самая сильная в мире взрывчатка, — бубнил настойчиво Том. — Это сырец опиума… Десятки килограммов для наркокухонь… Тех, что на нашей контролируемой территории… Китайским опиумным поварам…
Хэнк долго тупо смотрел на Тома, потом медленно сказал:
— Ты все врешь… Этого не может быть…
Том махнул рукой:
— Да перестань! Ты, оказывается, просто дурак…
Замкнуло. Дымная муть сивухи заливала его глаза свинцовой слепотой.
Бог весть как бы все пошло в жизни, если б на крошечном пятачке времени не сошлось столько случайностей. Если бы не было репетиции дурацкого парада, если бы не оскорбление-награждение, если бы Том не украл ящик рома, если бы не так давила влажная духота и если бы начальник интендантской службы генерал Шеппард не задержался на работе дольше обычного.
Сошлось.
Опрокидывая снарядный ящик с ромом, Хэнк выскочил из-за стола и помчался к штабному бараку. Потерял по дороге пилотку, глаза налиты кровью, как йодом, лицо, опухшее от тяжелого рома, растерзанная на груди парадная форменка с бренчащими орденами — видок в общем-то хай-класс!
Шеппард выходил из штаба, усаживался в машину. Сильно качнувшись, Хэнк схватил его за шиворот:
— Эй ты, сволочь!.. Чертов пастырь!.. Что было в ящиках взрывчатки?
Шеппард, еще молодой, тренированный скот, не сильно испугался. Отшвырнул не стоящего на ногах Хэнка, повернулся к охране у дверей штаба:
— Посадите этого пьяного кретина в карцер…
Морские пехотинцы бросились к ним. Хэнк был пилотом — пускай пьяный, пускай однорукий, почти сумасшедший, но реакция-то у него была летная, не чета этим толстым земляным лентяям. И прежде, чем его повалили на мокрую, жирную красную землю — подпрыгнул, рванулся вперед, лбом ударил в плоскую генеральскую морду, мгновенно залившуюся густой алой жижей — как из лопнувшей банки кетчупа «Хайнц».
Хэнка отработали в военном суде на Окинаве, приговорили строго — исключить из армии, лишить воинского звания, всех наград и пенсии.
Окаменение души. В сердце Хэнка не было ни боли, ни обиды, ни досады.
Холодная злоба, испепеляющая больше всего себя самого…
Злоба не утихала, не смягчалась, не меркла — горела она в нем ровно, спокойно, негасимо, превращаясь постепенно в единственную реакцию на окружающий безумный и равнодушный мир…
18. Нью-Йорк. Департамент полиции. Полис Плаза, 1. Стивен Полк
— Что ты хочешь от меня? — обреченно спрашивал Драпкин.
— Задавись! — коротко объясняла Эмма.
— Хорошо, — покорно соглашался Драпкин. — Если это сделает тебя счастливее…
— Я буду счастлива, если ты сделаешь меня вдовой, — уверенно пообещала Эмма и обернулась за сочувствием и поддержкой к Полку: — Посмотрите на этого пионера Дальнего Запада! И он повез меня сюда за лучшей жизнью…
Полк не мешал им переругиваться — в извивах и поворотах скандала, как в гостиничных коридорах, возникали все новые люди, составлявшие ареал обитания боевого Вити Лекаря, валявшегося сейчас в застегнутом черном пластиковом мешке в морге больницы округа Кингс.
Имя Левона Бастаняна всплыло в перебранке недавно, и Полк своей обостренной звериной интуицией ловца почувствовал мускусный запах греха и пакости.
— …Чем, вы сказали, он занимается? — переспросил Стив.
— Он — артдилер. Торгует картинами, фигурками, антиквариатом разным… — уныло говорил Драпкин и качал своей серой головой, будто посыпанной прахом и пылью. — Я не знаю, чем он там еще торгует…
— Где — там?
— В Сохо. У него галерея в Сохо. Рядом с Гринич-Виллиджем…
— А зачем к нему ездил Лекарь?
— Я знаю? Что он, обсуждал со мной свои гешефты? Сказал: «Поехали» — мы поехали…
— Адрес галереи помните?
— А то! Мы ж туда не раз ездили. И не два…
— А сколько? — уточнял Полк. — Десять? Двадцать?
— Наверное, двадцать… Я считал? Это же ведь все давно происходит…
— Зачем Лекарь ездил к Бастаняну? О чем они говорили? — потихоньку напирал Полк.
— Что вы меня спрашиваете? — удивился-испугался Драпкин. — Откуда мне это знать? Они что, по-вашему, меня на переговоры приглашали?
— Тогда почему Лекарь вас брал с собой?
— Чтобы я шоферил за баранкой…
Полк вспомнил, как Лекарь удирал от полицейской погони, и невольно усмехнулся:
— А вы водите машину лучше Лекаря? — ему вообще показалось удивительным, что Драпкин умеет водить автомобиль.
— Ха! Взгляните на этого автогонщика! — не утерпела Эмма. — Ему надо ишаком управлять, а не «мерседесом»!
Презрительно покачала головой, потом спросила Полка с надеждой:
— Кстати, а что с «мерседесом»? Витя его совсем разгваздал?
— Боюсь, что совсем, — разочаровал ее Полк, вспомнив расплющенный, спрессованный, раздавленный кузов лимузина, который резали автогеном, чтобы выволочь из кабины искромсанные останки Лекаря. А чемоданчик с зубами, валявшийся между сиденьями, даже не помялся.
— Ах, какая шикарная была тачка, — печально вздохнула Эмма. Видно было, что с разгвазданной шикарной тачкой ее связывали очень сильные воспоминания.
Драпкин, деликатно потупясь, спросил:
— Можно я закурю одну сигарету? Вообще-то я не курю, но сейчас, признаюсь, я очень волнуюсь…
Полк протянул ему пачку «Парламента», чиркнул зажигалкой.
Драпкин лихорадочно затянулся несколько раз и, заглядывая снизу в глаза Полку, сказал:
— Обратите внимание, она меня презирает даже за то, что я не мог расколотить вдребезги «мерседес» так, как управился этот бандит. Но водил я машину, конечно, хуже его…
— Зачем же вы ему были нужны?
— Там днем нельзя припарковаться — нет мест. Лекарь уходил к Бастаняну на час, на два, а я сидел за рулем — вторым рядом у тротуара, как говорится, дабл-паркингом. Если приезжал полицейский, он сгонял меня, и я круизировал вокруг квартала, потом возвращался к подъезду…
— Подумайте, Драпкин, внимательно, прежде чем отвечать, — это важно. Лекарь привозил Бастаняну какие-нибудь вещи? Или забирал у него что-либо?
