Александр Афанасьев - Сила присутствия
Как и многие другие, он сумел заполучить более-менее приемлемые документы и вербанулся в Иностранный легион. Там никому не было дела до национальности человека и в большинстве случаев до того, что он совершил. Серб служил в разведке второго парашютно-десантного полка.
Уволившись из легиона, он подрабатывал на Лазаря, но основным его занятием были ликвидации. Чтобы не привлекать внимание правоохранительных органов, заказы Краешник брал только в Африке и на Ближнем Востоке, старался не связываться с откровенно криминальными разборками.
Какое-то время он действовал в Сирии, за что и был приговорен джихадистами к смерти. Краешник брал больше всех, но был профессиональным снайпером.
Он знал семь или восемь языков и наречий. От африканских, которые были мало кому интересны, до сирийского варианта арабского, на котором сейчас говорили очень и очень многие.
Отправной точкой многих антипиратских операций был сейчас Аден, порт на самой южной оконечности Аравийского полуострова. Он потерял свое стратегическое значение, когда был прорыт Суэцкий канал. Суда теперь могли проходить в европейские порты, не разгружаясь.
В двухтысячном в этом порту был подорван эсминец «Коул». Потом американцы долго искали здесь концы, связанные с Аль-Каидой. Ведь отец Усамы бен Ладена был родом из Йемена, из гор Хадрамаута. Многие активные оперативники Аль-Каиды тоже происходили из этих нищих и жестоких мест.
Йемен – это двадцать пять миллионов населения, почти никакой плодородной земли, полезных ископаемых, промышленности, поголовная наркомания. Правда, здешние жители предпочитали местный жевательный наркотик кат, который слабее даже марихуаны.
Пятьдесят миллионов стволов на руках у населения, в основном автоматических. По паре штук на каждого!
По оценкам ООН, к 2050 году численность населения Йемена должна составить пятьдесят миллионов человек. А ведь эта земля не в состоянии прокормить и двадцать. Вдобавок, словно всего этого мало, Йемен стал убежищем для сотен тысяч беженцев из Сомали, где уже более тридцати лет полыхает гражданская война. В результате Йемен оказался одним из самых опасных регионов мира, поставщиком живой силы для террористических армий, действующих где угодно.
Сейчас в стране шла вялотекущая война в горах, но в Адене это не чувствовалось. Такая вот фронда была здесь обычным делом. Просто иногда она кипела в котле, а в другой раз выплескивалась за край.
Сейчас был как раз такой случай. Джихадисты вместе с горными боевиками входили в какой-то район, занимали его столицу и устанавливали там шариат. Потом приходила армия, и боевики бежали в горы. Но как только военные возвращались в свои казармы, все повторялось.
Конечно, бандиты грабили жителей, под видом шариатского правосудия расправлялись с давними врагами. Кровная месть была здесь древним и широко распространенным институтом. Никакой шариат, запрещающий подобные действия, не мог поколебать старые добрые разбойные традиции.
Плюс пиратство, которым рыбаки прибрежных городков занялись по примеру своих сомалийских коллег. А что? Дешево и сердито.
Аллаху акбар, в общем.
Аден на этом фоне был едва ли не единственным относительно нормальным городом в этой стране. Оно и немудрено – его двести лет держали англичане. Сюда летал «Иттихад Эйрлайнс», удобная, кстати, компания, не такая, как скаредные европейские, где все стюардессы состоят в профсоюзе, а боссы экономят на каждом центе.
Именно рейсом этой авиакомпании и прилетел в Аден Долганов. Аэропорт расположен прямо в городе, на бывших соляных полях. Аден стоит на крохотном участке земли, прижатый к морю горами, прямо как Гонконг. Есть еще Кратер – полуостров со спящим вулканом. На его склонах тоже люди ютятся. Тут вроде бы Аден, хотя местные жители говорят: «Мы живем в Кратере».
Наверное, так оно и есть. Сейчас весь регион живет в кратере. Хрен знает, когда случится извержение, но судя по тому, как земля шатается, – уже скоро. Недолго осталось.
Долганову смешно было вспоминать себя, задроченного российского офицера, стоящего на ковре у полкана. Тот был неплохой в общем-то мужик, но немного того. Клинило его. После Чечни он угодил на пенсию. Прислали другого. Этот жил по простым правилам: дави тех, кто ниже, и лижи зад тем, кто выше.
Такое было хуже крика и мата. Оглядываясь назад, Долганов просто не мог поверить, что прослужил с таким фруктом шесть месяцев. Лишь потом он послал все по адресу и написал рапорт. Сейчас он не стал бы терпеть ни минуты.
Долганов сильно поднялся на контрактах, купил дом в Берлине и сдавал в нем квартиры. Но в Дубае он жилье снимал и до сих пор не приобрел ничего своего, хотя возможности были, причем немалые.
Почему? А сами как думаете?
Вы полагаете, что все вот эти краны, блестящее стекло, ровные, как стол, дороги и вечное лето – это все навсегда, что ли? Никогда и ничего не изменится? Можно будет продать квартиру в опостылевшей России, купить здесь апартаменты и тихо и спокойно радоваться жизни, ежедневно ходить на пляж, тратить деньги, которые удалось урвать и вывезти?
Господи, какие же вы простаки?! Таких еще поискать!
Вы видели тех, кто строит все эти небоскребы, живет в палатках, хибарах из деревянных реек и полиэтилена, моет машины, открывает двери в отеле, прислуживает? Туземцы, пакистанцы, сомалийцы. Как думаете, сколько их? Не считали? А очень даже напрасно.
Их легион… во всяком случае, намного больше, чем нас. И что они думают про белых людей с деньгами? Не знаете? А вы напрягите головы. Вспомните и о том, что за богов они почитают, каких духовных лидеров слушают. Прикиньте, что будет, когда сдвинутся какие-то невидимые тектонические пласты геополитики и их духовные лидеры скажут: «Теперь можно».
Думайте, в общем. Пока не поздно.
Таксист оказался черным, явно из Сомали. Но английский он знал и машину вел вполне себе умело.
В порту Долганов вышел, расплатился долларами, самой любимой здесь валютой, и медленно пошел к пристани.
– Влад!
Он обернулся. Ганиев, он же Тат, спешил к нему.
– Салам, брат!
– Салам!
Они уже столь привыкли к местным реалиям, что даже между собой общались на арабском, лишь иногда переходя на русский.
– Ты как?
– Хвала Аллаху, жив остался в Ливии.
– И как там?
– Трындец полный! – Те люди, которые имели с этим дело напрямую, в выражениях обычно не стеснялись. – На этих козлов Сталина не было!
– У них Каддафи был. Один хрен.
– Нет, не один. Этих бандерлогов пора каждого второго расстреливать. Чтобы оставшиеся боялись. В них страха ни хрена нет, чуть что – автомат в зубы и на улицу. Благодарности тоже нет. Мы в Бенгази сидели, там дома были брошенные, я зашел в один. Сто двадцать метров, терраса крытая! Все это им бесплатно выдавалось. Как женился, так тебе от государства такие хоромы. А эти в благодарность!.. – Татарин просто кипел от бешенства.
– Брось. Ты местных знаешь.
– То-то и оно.
– У нас Вин главный?
– Ага. Лазарь всегда своих ставит.
– Мужик дельный вроде. Он где?
– А вон сидит. Пиво пьет.
– Тут что, и пиво есть?
– Ага. Африканское, из сорго, еще египетское.
– И как?
– Дрянь.
Они зашли в бар, самый обычный, такой есть в любом порту мира, даже в мусульманском. Винник, он же Вин, махнул им рукой.
– Салам!
– Салам!
Они присели.
– Что по заказу? Лазарь растолковал?
– Племенная зона. Тот еще зверинец. Вы знали, на что подписывались.
– Да, знали. Но зона эта – она разная бывает. Мы там с добром или как?
– Пока хрен знает. Но оружие брать.
– Значит, не с добром.
– Серб пойдет с нами.
– Гаврила?
– Он самый.
Такое прозвище у серба было, видимо, в честь Гаврилы Принципа, того самого, который стрелял в австрийского эрцгерцога в Сараево, из-за чего впоследствии и приключилась досадная мелочь – Первая мировая война.
Тат выругался.
– Тогда точно кранты. С ним и нам бошки отрежут.
– Не каркай.
– Он, кстати, известный персонаж, я про него в Ливии слышал. Гаврила одного деятеля там исполнил, из племенных. Его могут опознать.
– Сказано, не каркай!
Вин посмотрел на часы.
– Где стволы берем?
– На Созвездии, где же еще.
– Али продаст?
– А чего ему не продать?
– А дальше?
– Конечный пункт Пешавар, это все, что я знаю. Дальше Лазарь распорядится. Там надо каких-то хануриков освободить. Силой или выкуп передать – это я не в курсе. Видимо, на месте старшие решат…
– Силой. В Зоне племен? – не унимался Тат.
– Ты что, сдрейфил?
– Одну жизнь живем. Ты бы проговорил с Лазарем этот вопрос. Если туда надо с боем соваться, пусть доплатит.
– А сотка – за красивые глаза?
– Нет, конечно. Но ты знаешь, что там творится.
Вин хлопнул ладонью по столу.
– Поговорю.
– Что по документам прикрытия? Пути отхода? – спросил обстоятельный Влад.
