Колонна - Сергей Иванович Зверев
Слушая его, я изо всех сил делаю серьезную морду и еле сдерживаюсь, чтобы не заржать во весь голос.
– Товарищ капитан, а если вдруг некие сигналы поступят со стороны ее оператора, так мне что, на это и с ним надо соглашаться?
Тут уж не выдержал сам Балаев, отвернулся и фыркнул в кулак.
Потом ротный снова взял себя в руки и сказал:
– Бугров, не разводи демагогию! Речь только об этой Августе. Сейчас их обоих потчуют в нашей столовой, спровадили туда на то время, пока ты будешь собираться. Давай, шевелись поживее!
Я уже без смеха интересуюсь:
– А вы в курсе, что эта Августа – кадровая сотрудница натовской разведки?
Капитан посмотрел на меня как на круглого идиота.
– Олег, все мы это знаем! Весь ее послужной список у нас на руках. Если ты сумеешь завербовать эту дамочку, сделать так, чтобы она стала нашим агентом, то, помимо всего прочего, месячный отпуск я тебе гарантирую!
Ого! Вот это закидоны! Блин, да ради месячного отпуска я и оператора оприходую. Шутка! Никогда с этой однополой чушней не марался и начинать не собираюсь. Когда еще в школе, классе в третьем впервые узнал про этих самых заднеприводных, реакция на это была до предела тошнотной. Пробрало меня так, что я даже обедать не пошел в школьную столовую, опасался, что может вывернуть прямо за столом. Зачем вообще трепаться на эту тему?
К слову сказать, еще неизвестно, будет ли у меня к самой Августе хоть что-то волнительное. Ведь после того как я узнал о ней столько интересного – натовский агент, феминистка – у меня на нее уже сейчас появилась некоторая аллергия.
Но я, тем не менее, киваю ему. Мол, ладно уж, согласен.
Балаев лезет в карман, достает таблетку в прозрачной упаковке и протягивает мне.
– Это что? Небось конский возбудитель? – интересуюсь я.
Капитан выдал «гы-гы-гы!», после чего малость укорил меня:
– Эх, Бугров! Твой бы юмор да в мирных целях, на благо Родины. Наоборот. Эта таблеточка нейтрализует любые психотропные препараты. Это на тот случай, чтобы ты не раззвонил чего лишнего, если тебя вдруг угостят чем-нибудь типа сыворотки правды.
Добро! Между прочим, это очень даже кстати. Лишь бы не цианистый калий.
Пошел я в душ, там быстренько ополоснулся, потом бегом полетел в свою палатку, переоделся в новую повседневку и отправился в штаб.
Августа и оператор уже были там. Выделили нам кабинет по соседству с библиотекой, сели мы с Августой за стол, друг напротив друга, оператор навел на нас свою камеру, и интервью началось.
Общались мы по-английски. Августа знала русский язык, но совсем немного. Я понимаю немецкий, тоже чуть-чуть. Поэтому для общения по обоюдному согласию мы выбрали инглиш.
Прежде всего она стала расспрашивать меня о том, как я попал в армию и сюда, в Аскеростан, не принуждали ли меня, было ли это добровольно. Потом поинтересовалась, как я отношусь к аскеростанцам, к солдатам правительственных сил и шайтанам, которых эта дамочка называла повстанцами. Часто ли доводится вступать с ними в боестолкновения, и что я при этом испытываю – радость, восторг, досаду, сожаление, равнодушие?
Я не углублялся в лирику, отвечал ей без особых подробностей. Да, убивать людей мне неприятно. Но когда происходит стычка, не до эмоций и сантиментов, ибо все эти так называемые повстанцы являются публикой настолько отмороженной, что выбора нам попросту не оставляют. Они стреляют исключительно на поражение. Ну а мы кто, солдаты или члены общества смиренных меланхоликов? Мы тоже стреляем на поражение. Не наша вина в том, что качество нашей стрельбы куда выше того, что нам демонстрируют шайтаны.
Что касается взаимоотношений с солдатами-аскеростанцами и мирным населением, то с правительственной армией у нас отношения товарищеские, а мирному населению, гибнущему от рук этих самых повстанцев, мы глубоко сочувствуем и всемерно стараемся его защитить. Испытываю ли я сожаление, когда приходится стрелять в шайтанов? После всего того, что я насмотрелся в тех селениях, где верховодили их банды, желание появляется только одно – поскорее выбить из этой истерзанной страны всю повстанческую мразь и нечисть.
Вскоре Августа потерла виски и попросила оператора принести нам кофе. Мол, устала за последние сутки невероятно, надо бы немного взбодриться. Дескать, не возражаете ли? Ну, конечно же, не возражаю! Сам втихаря в кармане вылущил таблетку из упаковки и как будто почесал нос, незаметно ее проглотил. Горькая, зараза, как полынь!
Оператор принес кофе. Сидим с Августой, отпиваем из чашек, изображаем из себя высший свет. А оператор нас все снимает.
То, что кофе с какой-то непонятной хренью, я понял сразу же, как только сделал первый глоток. Так-то он и должен был бы сластить. Оператор сделал его с сахаром и сливками. Но сладость сладости рознь. Оттенок вкуса какой-то излишне приторный, паточный. Но я делаю вид, что все нормально, что с этого кофе балдею и кайфую.
Болтаем мы с Августой обо всякой ерунде, а она в меня слишком уж пристально всматривается и еще почему-то то и дело поглядывает на часы. Думаю, все, пора начинать. А какую ломать комедию, я не в курсе. Не знаю, как себя ведет человек, которого угостили психотропным снадобьем.
Тут Августа в очередной раз глядит на часы и вдруг задает мне такой вот конкретный вопрос:
– Олег, а вы можете сказать, где находится учебная база, на которой вы проходили спецподготовку? Адрес не помните?
Вот, оказывается, что на самом деле тебя интересует! Хорошо, начинаем клоунаду. Я изображаю полное торможение – голова опущена, глаза закрыты. Один, два, три, четыре, пять. Хватит! Поднимаю голову и резко открываю глаза. Смотрю на Августу так, словно вижу ее впервые. Гляжу вправо, потом влево, как бы изучаю обстановку. У Августы на лице тревога и недоумение.
Я спрашиваю ее голосом Терминатора:
– Кто вы и что здесь делаете?
Она тихонько ахает и вопросительно смотрит на оператора. Я тем временем начинаю тереть и мять лицо ладонями. Убираю руки от физиономии, на ней идиотская улыбочка, глаза скошены к кончику носа.
Августа ошарашена до предела, но вопрос повторяет:
– Адрес места расположения своей учебной части не помните?
Я закатываю глаза и дурацким голосом начинаю петь:
– Мой адрес
