Засада на призрака - Сергей Васильевич Самаров
— Иди к роте, — отослал командир батальона старшего лейтенанта Яценко, устроившегося рядом с комбатом. — Уступи место старшим офицерам.
Бойцы батальона сидели в рядах друг за другом, а места для старших офицеров были обращены к ним и располагались вплотную к кабине пилотов. Старший лейтенант Соловейчиков, заметив, что новых пассажиров двое, тоже освободил место, указав рукой на свое продавленное кресло полковнику Скорокосову. Таким образом, подполковник Следственного управления ФСБ оказался в середине, между подполковником Бармалеевым и полковником Скорокосовым.
— Не люблю я вперед спиной ездить и летать, — высказал свое неудовольствие Щелоков, — как и боком — тоже не люблю…
— Ничего, Гавриил Герасимович, привыкайте к неудобствам, — ответил Скорокосов. — Мы же на серьезной войне. Война, она приучает с неудобствами мириться. Вот только запах в самолете какой-то специфический. Непривычный…
— Это тела погибших в гробах так пахнут, — объяснил командир батальона. — Будто не хотят расставаться с этим миром. Они в хвосте самолета… Я уже привык, хотя к такому трудно привыкнуть. Привыкайте и вы…
— И все же… «Война — войной, а обед по расписанию». Так, кажется, немцы поговаривали. Учиться надо всегда и всему, и у всех, даже у противника.
— Потому немцы войну и проиграли, — вставил свое суждение в разговор подполковник Бармалеев. — А учиться следует не у побежденных, а у победителей…
Старенький военно-транспортный Ил-76 затрепетал всеми своими сочленениями, едва только пилоты завели двигатель, и машина начала разбег по взлетно-посадочной полосе.
— А машина-то явно не новая, — снова проворчал Щелоков. — Того и гляди, в воздухе развалится. Могли бы и поновее что-то подобрать.
— Долетим. Не впервой… — успокоил подполковника Скорокосов.
— Извините уж, но «Боинг-747»[14] для вас персонально не припасли, — сказал Бармалеев с легким недовольством и таким же легким ехидством. — Просто не знали, что к нам именно вы пожалуете.
Тут Щелокову позвонили. Разговаривал он сухо, но закончил разговор приветливо: «До встречи в Москве…» Видимо, из Москвы и звонили. Он поглядывал во время разговора то на Бармалеева, то на Скорокосова, словно разговор шел конкретно о них или его собеседник их упоминал.
— А вообще, вы, скорее всего, ожидали, что покушением на генерала мы займемся? — внезапно сменил тему разговора подполковник Щелоков, оставив безопасность перелета на совести пилотов.
Бармалеев бросил взгляд на полковника Скорокосова, но тот, похоже, не знал, что ответить, и, глядя вперед на бойцов батальона, молчал.
Отвечать пришлось Бармалееву.
— Мы ждали, что нам хотя бы на этот короткий эпизод дадут следственные полномочия. Но нам их не предоставили. И мы решили, что военная разведка Сирии сама с расследованием справится. Тем более следственные полномочия у нее есть. А кроме того, в покушении замешаны граждане Сирии. Значит, это их внутреннее дело. В какой-то степени полицейское.
— То есть вы с себя полностью снимаете ответственность за происшествие и не интересуетесь расследованием… Правильно я вас понял?
— Почти правильно, Гавриил Герасимович. Я — маленький человек, всего-то навсего — командир батальона. Мое дело «игиловцев» уничтожать, что я и делал, кажется, неплохо. А лезть в политику, тем более в межгосударственную, я не намерен… Это не моего ума дело! — решил Бармалеев сыграть под дурачка, дело которого сводится к простой стрельбе по противнику.
— А что вы, полковник, на это скажете? — Щелоков всем телом, как только ему и позволяла поворачиваться его короткая шея, повернулся в сторону Скорокосова.
— Отвечу вам примерно так же, как ответил подполковник Бармалеев. Меня этот вопрос мало волнует…
— Как же так? — вполне искренне удивился старший следователь по особо важным делам. — На ваших глазах было совершено покушение на вашего командующего, вас едва не лишили командира, а вы не желаете отвечать на это действо.
— Что значит «Не желаете отвечать на это действо»? Вы что, призываете меня взять в руки автомат и пройтись по улице, стреляя в каждого встречного сирийца? Так я вас понял? — то ли действительно возмутился полковник Скорокосов, то ли умело разыграл возмущение, но старший следователь, судя по всему, поверил, что он искренен.
— Ну зачем же все так упрощать! — Щелоков смутился и даже сам возмутился. — Я просто спрашиваю вас, товарищ полковник, неужели у вас не появилось желания выяснить, откуда у покушения «ноги растут», чтобы подобного не допустить впредь. Ведь один из преступников, согласно вашим же данным, до сих пор находится на свободе и может повторить попытку покушения.
— Вот потому я и поддерживаю позицию подполковника Бармалеева, что следствие должны вести компетентные органы, а не детективы-любители, не имеющие соответствующих полномочий. Мы же даже не обучены правильно оформлять протокол допроса.
— Тем не менее, насколько мне известно, вас обучают методологии ведения допроса на территории противника.
— В Одессе говорят, что это две большие разницы. На территории противника добываются оперативные сведения, тут же используемые. И никакой протокол не ведется. И эти сведения бесполезны для предъявления их в суд, поскольку пленник в отсутствие подписанного протокола допроса имеет полное право от них отказаться. Скажет, что его под принуждением заставили дать показания — угрожали расстрелом, и все тут. С вашими подопечными так действовать нельзя. Они хитры и живучи, как крысы. Они никогда лишнего не скажут.
— В этом вы, скорее всего, правы… — нехотя согласился старший следователь по особо важным делам Щелоков. — Вы меня почти убедили… Но в Управлении военной разведки Сирии мне удалось подслушать фразу про наркотики. Что вы об этом слышали?
— К сожалению, я слишком мало общался с Управлением военной разведки Сирии, а если общался, то только по телефону, по служебным делам — решал текущие вопросы и не имел возможности подслушивать их разговоры. К тому же я арабский язык почти не знаю. Только отдельные «крылатые фразы».
— А вот это зря! Язык страны, в которой предстоит работать, следует знать. Хотя об этом лучше громко и открыто не говорить, что дает порой немалые преимущества. Это может оказаться полезным.
И Щелоков произнес какую-то очень длинную фразу, судя по певучести, на арабском языке, которого его собеседники не знали.
— Вы меня
