Андрей Молчанов - Экспедиция в один конец
Он был смущен, раздосадован, а она, чмокнув его в лоб, сочувственно обронила: "Знаешь, нам, пожалуй, лучше без этого… Мы же с тобой два закадычных приятеля, а потому это похоже на какой‑то гомосексуализм…"
Ему оставалось лишь тяжко вздохнуть, отведя глаза…
Каменцев позвонил в дверь.
— Ты?!. — Она, тряхнув головой, словно после дурного сна, изумленно моргала, глядя на него как воистину на милиционера, пришедшего с обыском.
— Я, я, — торопливо произнес он. — Ты одна?
— Входи. — Она пропустила его в прихожую. Затем, всплеснув руками, сказала обреченно и весело: — Ты сбежал!
— Да, — в тон ей отозвался он.
Она кинулась к нему на шею, обхватив щеки ладонями, крепко поцеловала в губы. Затем, сняв с Каменцева фуражку, провела рукой по коротко остриженным волосам.
— Боже, ты действительно выглядишь как уголовник.
— Мне некуда деться, — озабоченно доложил он.
— Это я уже поняла. — Прошла на кухню, раскрыв холодильник, зазвенела тарелками. Крикнула: — Снимай с себя эту милицейскую шкуру — и марш в ванную. Там синий халат висит — как раз твой размерчик.
Он с наслаждением пропарил тело под горячим душем и, запахнувшись в толстый свежевыстиранный халат, сел за кухонный стол, где увидел — о, чудо дивное! — салат оливье, свежие помидоры, ноздреватый сыр, зелень и масленые ломти семги.
И всплыли в памяти мятые алюминиевые миски с жиденькой крупяной баландой…
— Ну, спешу услышать историю с географией, — сказала она, присаживаясь рядом.
Каменцев поведал о побеге, ночевках в степи, рассказал о даче и угнанной машине…
— Ты знаешь, почему мне всегда нравился? — спросила она. — Потому что авантюрист, и с тобой — не соскучишься! Ты и в бизнесе этом своем продуктово–курином все равно авантюристом был… Но тогда тебя среда давила законопослушная, а теперь — полный простор для деятельности…
— Ну, спасибо, — хмуро кивнул он. — Утешила. — Поднял на нее усталый взгляд: — Что с семейством моим, не в курсе?
— Ну… Все новости тебе известны. Людку твою начали доставать кредиторы с бандитами, потом этот ее отъезд в Штаты по твоему, как она мне по телефону сказала, настоянию…
— Все правильно.
— Ну вот. Если номер ее американского телефона помнишь, позвони…
— Позже, — сказал он.
— И какие творческие планы у вас, гражданин беглый каторжник?
— Побегу дальше.
— Куда же дальше‑то?
— В Штаты. — Он усмехнулся. — Широкий я парень, нет?
— Да уж куда там с добром деваться, как моя бабка говаривала!
— Паспорт надо "левый" сделать и визу, — продолжил Каменцев. — Есть концы?
— Вообще‑то имеется один типчик, — задумчиво произнесла она. — Делает паспорт моряка. Чтобы машины для льготной растаможки ввозить. Я через него тут паре знакомых ребят устроила документы, даже заработала на этом чуток…
— И сколько такой документик стоит?
— Пять тысяч.
— Звони, найду я пять тысяч.
Она, будто что‑то припомнив, сокрушенно всплеснула руками:
— Ох, дура! Как же я забыла…
— Что забыла?
— Типчик этот, Геннадий, — квартирант Володьки Крохина. Ну того, из Эмиратов. А ты же ему четырнадцать тысяч должен… Володька мне звонил и, как узнал о твоей посадке, просто‑таки впал в ступор… А денежки эти, конечно, тю–тю, да?
— Вестимо, — меланхолически подтвердил Каменцев.
— Тогда с Геной торопиться не стоит…
— Да я никуда не тороплюсь, — невесело рассмеялся Каменцев. — У меня сейчас дел меньше, чем у пенсионера. Как ты‑то? Замуж еще не собралась?
— С кем спать и без того есть, — отмахнулась она, — а вот чтобы было с кем проснуться — это, знаешь ли, задача неразрешимая, по–моему. Слишком испортила меня самостоятельность. Да и сама жизнь… А вообще‑то ты прав, я уже женщина непреклонного, так сказать, возраста, пора бы подумать об учреждении совместного предприятия семейного типа…
— А занимаешься чем?
— Честно? — Вытащила из пачки сигарету, закурила, выдохнув дым к потолку. — А… путаню понемногу! Японец сейчас у меня… Вчера в Токио укатил, через неделю вернется. Сумасшедший… — Она рассмеялась снисходительно. — Два часа ползает как гусеница, гладит, шепчет… А основное дело происходит в течение пяти секунд. И — очень он переживает, когда я не стенаю страстно. В самый интересный — его, конечно, имею в виду… так вот, в самый интересный момент он мне приказывает… ну, по–русски он слабо… Приказывает: "Голос! Голос!"
— Значит, ты все по иностранцам…
— Ну а чего русские? Как мне тут одна импортная блядь сообщила, трахают как звери, а платят как дети! А я ж еще и ленивая… Вчера звонит один французик — приезжай, мол, а я лежу на кроватке — пресс подкачать хотела… ну, чувствую, и ноги не поднимаются, и рука болит — поскользнулась тут и на локоть упала… А ведь его же и гладить надо! — Она шмыгнула носом, выдернув салфетку из стаканчика, посетовала, сокрушенно качнув головой: — Если б не сопли красота бы замучила!
Каменцев рассмеялся. Сказал:
— Все же люблю я тебя… Легко с тобой.
— Тебе так кажется. И насчет "люблю", и насчет "легко". — Она встала из‑за стола. — Пошли, застелю ложе.
Они прошли в спальню, и тут он решительно обнял ее, притянул к себе, поцеловав в нежную шею.
— Миленький, — она попыталась оттолкнуть его, — мы же давно обо всем договорились… ну зачем? Я, конечно, понимаю: воздержание у тебя просто смертельное, и вообще дружба дружбой, а эрекция эрекцией…
— Ну а тогда к чему разговоры? — Он просунул руку в прорезь ее халата, нащупал застежку бюстгальтера.
— К тому, что мы — друзья…
— Любовь — это тоже дружба, — возразил он. — Причем настоящая, не знающая никаких границ…
— Но ведь у нас же ничего не вышло тогда… — слабо запротестовала она. — Или жена в глазах стояла?
— Вот именно, милая. Все равно как девственность терял, как в первый раз… А в первый раз результат всегда слабенький… — улыбнулся он, целуя ее в грудь. — А вот дальше все идет как по маслу.
Он уложил ее на кровать — уже сдавшуюся, обнаженную.
— У меня нет никаких… ну, этих…
— Да хватит развивать насчет презервативов, — сказал он, отбрасывая в сторону одежду. — Ты девушка чистоплотная, а я человек семейно–тюремный. И знаю, кстати, об этих изделиях немного. То есть в курсе, какой они формы, из чего сделаны и для чего в принципе предназначены. Но вот насчет всего остального, что характеризуется как нюансы практического значения, могу рассуждать весьма отвлеченно, как полный профан…
Закрыв глаза, она закинула назад руки. И — застонала, плотно обхватив его бедра ногами. Он почувствовал блаженную, восхитительную близость, погружаясь в жар ее плоти…
Все действительно получилось, и уснули они лишь под утро.
— Люблю тебя, — совершенно искренне прошептал он, проваливаясь в сон.
— Любовь вечна, — отозвалась она со вздохом. — Но вот партнеры меняются, в чем и беда…
ВЛАДИМИР КРОХИН
Три дня он предавался восхитительному безделью, наслаждаясь комфортабельным номером с климатической установкой, изысканными трапезами в уютном ресторане отеля, где над столиками нависали опахала тропической флоры, и плескался то в теплом океане, то в прохладном бассейне.
Подумывалось и о целесообразности курортного романчика, тем более, лишь мельком обозрев пляж, он пришел к выводу, что работы в данном направлении край непочатый и, возьмись за нее всерьез — будешь трудиться, забыв об отдыхе!
В отеле обитала публика, никакого отношения к мешочникам, бегавшим по Дубаю, не имевшая: множество одиноких респектабельных дам различных возрастных категорий, основной из которых была "слегка за сорок", благополучные бизнесмены из России и из сопредельных республик, а также бандиты, ведущие себя здесь, на отдыхе, подобно джентльменам из английского клуба — сдержанно, с достоинством и предупредительно–отчужденно по отношению к иным отдыхающим.
В отеле то и дело мелькал знакомец Крохина, местный временный резидент Вася, — молодой человек лет двадцати пяти, предлагавший постояльцам свои услуги знатока местных торгово–закупочных точек и злачных мест и настырно набивавшийся на приглашение в номер, дабы отметить знакомство наверняка имеющимся у свежеприбывшего соотечественника крепким спиртным напитком.
Знакомства с Васей и с его липкими предложениями из российского населения отеля избегали лишь бандиты кавказских национальностей — их Вася опасался. А многие из расслабленных бизнесменов "попадали", тратясь на такси и ужин для местного гида–общественника. Правда, слово "гид" по окончании — знакомства произносилось с иной, как был уверен Крохин, гласной буквой…
В течение тюремной отсидки Крохина Вася около недели пребывал с ним в одной камере, куда угодил за преступление довольно серьезное: ехал на машине с девочкой–челночницей, а на светофоре какой‑то араб — из зависти, вероятно плюнул ему на капот.
