Александр Тамоников - Леший
Начальник говорил, что он свидетель. А если – нет? Если все это время сидел да и сидит где-нибудь с удочкой и в ус не дует? Но ничего не поделаешь, приказано убрать, значит, убрать! Да, дед, не повезло тебе. Хотя как еще сказать? Жизнь-то длинную прожил. Это в конце вот не подфартило, но в конце черт с ним. Лейтенант медленно пошел вдоль реки, спускаясь по течению и приближаясь к кордону. Шум от «уазика» постепенно затихал вдали и наконец стал не слышен. Милиционер остановился. Можно немного расслабиться. Он достал из небольшой сумки бутерброды с салом да луком и армейскую фляжку. Присел на край невысокого обрыва. Разложил провиант на газете, сделал несколько глотков.
– Уф! – мотнул головой, состроив гримасу. – Крепка, зараза.
Запивать не стал, да и нечем было, спускаться к реке неохота. Сбросил берет, прилег, облокотясь на руку.
– Хорошо!
Теплая волна прошла по телу, успокаивая и согревая. Умиленная улыбка появилась на веснушчатом курносом лице. Вот грохнет он деда, или ребята возле райцентра перехватят, если тот ушел, и все. Конец работе. Получит свои две штуки «зеленых» и с Веркой, приятельницей своей, на юга. В Сочи. Где темные ночи. А может, ломануться одному? Там таких верок пруд пруди. Это после решим. Потом и сюда можно наведаться – погулять. Эх, хороша жизнь, когда фарт прет и «бобы» в кармане. Он выпил еще, собрал остатки трапезы, засунул в сумку. Покурил. Окурок бросил в Пру, и тот поплыл по течению. Вот так и он плывет по течению, по течению жизни.
Лейтенант поднялся. Надо все же прочесать местность. Решил идти на кордон и там ждать. Что толку шариться по кустам? Сам придет, старый, никуда не денется. Ну а если слинял уже, тем лучше. Лишнего греха на душу не брать. Хотя грехов этих столько, что одним больше, одним меньше...Он сломал ветку и шел к селению, стуча ею по своим «берцам» – армейским ботинкам, тихо насвистывая навязчивый мотив. Прошел через лес, напрямую. Деревья сменились кустарником, стали видны ближние развалины селения, перед ними густые заросли крапивы.
Человек в милицейской форме шел прямо на них. Он так и не понял, что произошло, когда вдруг спереди раздалась длинная автоматная очередь. Лейтенант почувствовал, как что-то бьет его в грудь, разрывая в клочья китель. Боли не было, только свет вдруг померк в глазах, и он беззвучно, с открытым от удивления ртом упал ничком, прямо лицом в крапиву. А из травы поднялся дед Матвей. В глазах – огонь, губы плотно сжаты.
– Ну что, волчонок, доигрался? – процедил сквозь зубы старик. – Кого завалить хотел, мразь? Старшину разведроты?
Дед подошел к вздрагивающему телу. Перевернул его. На Матвея воззрились открытые мертвые удивленные глаза.
– Ну что уставился, дурак? Крови хотел? Да? Тьфу, – в сердцах плюнул на труп дед Матвей, – тащи тепереча тебя в болото. Да кровь убирай. Навязался тоже. Кто звал-то сюда? И дружков твоих могила ждет. Зря вы Лешего задели. Зря! Погоди, оклемается он, всю вашу стаю за яйца подвесит. Будь уверен!
Закончив свою тираду, дед пошел за брезентом. Вернувшись, уложил на него труп и медленно, рывками, потащил к гати, чтобы сбросить в болотную трясину, ставшую за относительно короткое время большой братско-бандитской могилой.
ГЛАВА 9
ПРЕЛЮДИЯ БОЛЬШОЙ ИГРЫ
Сознание возвращалось к Лешему медленно. Он открыл глаза – и все вокруг поплыло, закружилось, то дробясь на части, то сматываясь в причудливые узлы. Бетонный низкий потолок, голые стены, смутные очертания каких-то предметов, табурет рядом. Эта «карусель» вызвала сильную боль в затылочной части и острый приступ тошноты. Володя рванулся на кровати, следуя рвотным позывам. Ему удалось только приподняться, так как левая рука была пристегнута наручниками за проходящую вдоль стены трубу. Но голова свесилась, и его вырвало. Рвота тяжелым, выворачивающим наизнанку кашлем сотрясала тело, усиливая боль, и так дробящую череп на части. Где-то сзади скрипнула дверь. Кто-то вошел в его темницу. Подошел к кровати, встал за дужкой, у головы, которую Леший не мог поднять. Рвота не отпускала, и Володя не мог ничего, кроме как висеть над полом и давиться позывами. Кто-то, стоящий рядом, терпеливо ждал. Наконец Леший почувствовал небольшое облегчение и откинулся на подушку. Пот крупными каплями проступил на лице. Свободной правой рукой Лешин смахнул влагу. Потом спросил, не глядя на посетителя:
– Кто здесь?
И тут же услышал грудной женский голос:
– Лежите спокойно, больной, сейчас я сделаю вам укол, и тошнота с болью отпустят. Только прошу, не сопротивляйтесь. Инъекцию придется делать внутривенно, так что мне потребуется ваше послушание. В ваших же интересах.
Обладательница голоса вышла из-за кровати, присела на табурет. Ее лицо было напротив его лица, но оно двоилось, и Владимиру пришлось прикрыть один глаз, чтобы рассмотреть посетительницу. Миловидная женщина средних лет, со строгой прической, сосредоточенным взглядом. В руках жгут и шприц. Она спросила:
– Как вас зовут?
– Вам не сказали, направляя сюда? – вопросом на вопрос ответил Леший.
– Нет, – коротко бросила она.
– Владимир. А вас?
– Анна.
– Анюта. Приятное имя. Где я, Аня?
– Пожалуйста, не надо задавать вопросов, на которые я ответить вам не могу. По ряду причин. Моя задача: облегчить ваше состояние. Поэтому я здесь.
– И кто же ставит подобную задачу?
– Я же объяснила насчет вопросов. Давайте лучше руку.
Владимир протянул руку и только сейчас увидел, что лежит в одних плавках. Ему стало неудобно. Женщина заметила его смущение и улыбнулась, не сказав, впрочем, ни слова.
– Поработайте кистью, – попросила Анна, стянув жгутом предплечье.
Вены у Лешего были хорошие, наполненные. Женщина без труда сделала укол.
– Вот так, – она положила на кровоточащую ранку ватный тампон, согнула его руку в локте, – подержите немного. Совсем скоро вам станет легче.
– Аня, всего один вопрос можно?
– Боюсь, я не смогу на него ответить.
– Но вы же не знаете, о чем...
– Нет, нет. Никаких вопросов.
Женщина, собрав инструмент, торопливо, не оглядываясь, вышла. Владимир закрыл глаза. Он ждал обещанного облегчения. Анна оказалась права. Владимир почувствовал, как отпустила тошнота, боль затихла, притупилась. В глазах не двоилось. Он, приподнявшись, повторно осмотрел место своего заточения. Но ничего особенного не увидел. Пустой, низкий, бетонный подвал. Стены не оштукатурены, сохранили следы опалубки. Неровный пол и выход, прямо за кроватью. Металлическая дверь без ручки. Табурет, на котором сидела Анна и на котором теперь лежала пачка «Золотой Явы» с одноразовой зажигалкой. И еще часы, его «командирские» часы.
Курить не хотелось, мучила жажда. Леший глянул на часы: 13.17 или 1.17? Черт его знает. Отдушина в правом верхнем углу помещения или не пропускала света, или за стенами была ночь. Над входом горела синяя, закрытая решетчатым плафоном лампочка дежурного освещения. Как на «губе» в армии, только кровать с постелью вместо жесткого «вертолета» – пристегивающихся к стене нар. Кроме этой лампочки, было и центральное освещение в виде двух открытых ламп, свисающих с потолка на проводке. Оно было отключено. Леший прилег. Надо заставить себя думать. Просчитывать варианты дальнейшего поведения? Рано. Он не знает, каков будет первый ход врага. Только после него он сможет скорректировать свои действия. А сейчас? Сейчас ему оставалось ждать, ждать и готовиться встретить противника спокойно, без страха, даже с небольшой долей безразличия к собственной судьбе. Не дать бандитам возможности создать ощущение превосходства над ним, внешне беспомощным. Не так он и безобиден, нужно только правильно выбрать тактику и в результате порвать в клочья эту паутину. В этом неоценимую помощь окажет Гена Бондаренко, который максимум к середине недели должен прибыть сюда.
Размышления прервались скрипом открываемой двери. Тут же впервые включилось центральное освещение. Владимир никак не среагировал на чей-то приход. Он не обращал внимания ни на свет, ни на того, кто его включил и стоял в дверях. Протянул руку, взял сигарету, закурил.
– А у тебя отличная выдержка, Владимир Алексеевич, – раздалось от двери.
И голос этот заставил Лешего вздрогнуть. Уж кого он не ожидал здесь увидеть, так это симпатичного майора Жукова. Голос принадлежал именно ему. Владимир и на этот раз справился с эмоциями, внешне никак не выдав своего удивления. Он слегка повернул голову:
– Это ты, Валера? Приятно хоть одно знакомое лицо увидеть. Ты, как понимаю, по мою душу?
– И все же, Владимир Алексеевич, несмотря ни на что, я в восторге от твоей выдержки. Я как-то сразу проникся к тебе симпатией и уважением, серьезно.
Жуков подошел к кровати, взял с табурета сигареты с зажигалкой, бросил на кровать и сел в метре от Лешего. Он предусмотрительно соблюдал дистанцию. Владимир спросил:
– Что же ты имеешь мне сказать? Ведь не навестить пришел?
