Андрей Костин - Смертельная комбинация
— Замечательное сравнение, — я отпил остывающий кофе, — очень удачное сравнение.
И засмеялся. А она вдруг посмотрела на меня с яростью.
— Черт бы тебя побрал, — произнесла Рита медленно, — я ведь влюбилась в тебя. Я совсем обезумела, разве ты не видишь?
Я замер с чашкой в руке, потом осторожно поставил ее на стол, словно боялся расплескать. Я на самом деле этого не увидел.
— Ну что — ты молчишь? — глаза ее потемнели еще больше, хотя, казалось, некуда больше темнеть.
Несколько дней назад я был беззаботным малым, которому ничего не стоило полюбить такую девушку, как Рита. С такими глазами, губами, фигурой…
— Тебе… неприятно мое прошлое? — сказала она с запинкой.
— Дело не в этом. Мне нет дела до твоего прошлого…
— Хочешь сказать — тебе все равно? Нет до меня дела?
— Почему же? Вовсе не это хотел сказать… — я ощущал какую-то пустоту внутри себя.
Да, несколько дней назад мне ничего не стоило полюбить такую девушку…
— Тебе наплевать на меня?
Промолчал.
— Я тебе нисколько не нравлюсь, да? — у нее запылали щеки. -
Не хочешь отвечать?
— Почему же? — повторил я, а ощущение пустоты усиливалось.
В таком состоянии я склонен совершать безрассудные поступки, — я тебя тоже люблю.
— Уедем, — Рита встала и подошла ко мне. — Уедем вместе.
— Да, конечно, — я обнял ее за тонкую талию и прижался щекой к бедру, — чем не выход?
Я почувствовал, как она вся напряглась при этих словах.
— Тебе не дает покоя убийство? — спросила, проведя пальцами по моим волосам. — Но ведь про это можно просто забыть.
— Угу. Можно. Со временем.
Через ткань одежды я чувствовал тепло ее тела, и от этого в душе словно распрямилась пружина. Усталость накатывала волнами.
— Для этого есть милиция, пусть они ищут, — упрямо сказала Рита.
— Да. Только я все делал вовсе не потому, что сомневался в способностях профессионалов или хотел им помочь.
— Тогда зачем? — в голосе ее послышалось недоумение.
— Вокруг столько зла, и надо попробовать, на что ты способен. Я хочу сказать, способен ли ты противостоять ему в одиночку, как умеешь. Тут дело не в технике сыска или приемах рукопашного боя, а в том, хватит ли у тебя воли пройти по карнизу. Важно знать, на что ты способен.
— Идеализм, — сказала она высокомерно.
— Может быть, — я уже совсем спал, обнимая ее за бедра. — Только я хочу знать, что во мне заложено. Иначе как определишь, на что имеешь право рассчитывать в этой жизни. Я хочу рассчитывать на многое…
— Становление личности? — холодно поинтересовалась Рита.
— Наверное. Я не хочу тебя обманывать…
— Значит, мы вместе никуда не уедем?
— Почему? Вот найду его… или их…
— Нет! — она отпрянула в сторону, — я не хочу опознавать тебя в морге. Я не хочу связать свою жизнь с потенциальным смертником. Если тебя не убьют завтра, то убьют через неделю, месяц, год. Я пыталась понять тебя, пыталась с первого нашего разговора, с первой встречи. Может быть, у тебя обостренное чувство долга, может, любопытство, может, свой интерес? Нет! У тебя просто патологическая страсть искушать судьбу, — она выкрикивала слова, как ругательства. — Я не хочу, не желаю постоянно бояться за тебя. Ты сумасшедший, это ты спровоцировал кошмар этих дней. Когда один все время лезет на рожон, остальные тоже теряют голову…
— Уж не я ли подсунул труп в подъезд твоего дома?
— Да, — она смотрела на меня бешеными и яркими, как звезды, глазами, — не удивлюсь…
— Успокойся, — я прикурил две сигареты и одну протянул ей, — тебе было бы неплохо выпить стаканчик и немного успокоиться. В этой дыре найдется пара стаканчиков винца?
— Ты сумасшедший, — она прижала ладони к пылающим щекам, — ты сумасшедший…
— Мне уйти? — я бросил сигареты в пепельницу и встал, — не люблю истерик.
— Уходи! Только по карнизу, как пришел, это доставит тебе удовольствие. Ненавижу…
Она вдруг размахнулась и ударила меня ребром ладони по скуле. Я на мгновение ослеп от обиды, потом с силой схватил ее за плечи. Она попыталась вырваться, как в тумане промелькнули ее испуганные глаза, сползавший с тонких смуглых плеч халат, обнажившаяся грудь, снова халат, смятый под нашими телами, ее руки, одновременно отталкивающие и удерживающие меня. Женщина извивалась, поднимая бедрами переплетенные тела с такой силой, что, казалось, пол прогибался под нами. Я чувствовал на лице ее горячее дыхание, которое становилось все чаще, пока вдруг не взорвалось воплями дикой кошки…
* * *Утреннее солнце нашло лазейку между шторами и разбудило меня. Я лежал поперек широкой кровати, вытянувшись во весь рост и закинув руки за голову.
Приоткрыл веки и увидел Риту, она сидела в кресле, поджав под себя стройные ноги, и, улыбаясь, смотрела на меня. Глаза ее сияли. Я окончательно проснулся.
— Ты даже во сне с кем-то борешься, — сказала она со смехом, — я уже давно на тебя смотрю.
И потом, без всякого перехода:
— Я люблю тебя.
Я открыл рот, чтобы ответить, но она протестующе махнула рукой:
— Ничего не говори. Я тебя раскусила. Ты любишь, только если готов убить от ярости.
— Выбрось это из головы, — я рывком сел и огляделся, — а то я буду каждый раз получать по физиономии, если ты вдруг надумаешь проверить мои чувства.
Она засмеялась.
— Надо скрыть следы преступления, — я смущенно оглядел устроенный в комнате беспорядок. — Мы вели себя достаточно бесцеремонно. Она состроила недовольную мину и по-звериному потянулась, упираясь руками в подлокотники кресла. Потом встала.
Пока я умывался и перебинтовывал съехавшую повязку, она заправила постель и аккуратно сложила мои вещи.
В прихожей я наткнулся на чемодан. Он стоял под вешалкой, коричневый и пузатый, с блестящими металлическими замками.
Я спросил:
— Когда ты успела собрать вещи?
Мне показалось, она смутилась.
— Я еще несколько дней назад сложила чемодан и отнесла его в камеру хранения. Но ведь я не знала, сколько времени потребуется, чтобы тебя отыскать, и принесла вещи сюда. Надо было во что-то переодеваться… Халат, например…
— Запасливая, — я покачал головой, — а вот мне даже побриться нечем.
— Да, не мешает… — она на мгновение задумалась, потом радостно улыбнулась, словно вспомнила, — у меня же электробритва в чемо…
И осеклась.
— Что? — я удивленно смотрю на нее, — а больше в твоем чемодане мужских вещей нет?
Она колеблется, потом отвечает:
— Да, куртка, рубашки… самое необходимое… Не смотри так. Ты же не можешь меня ревновать к мужу!
— Веселенькое дело, — я чуть не расплескал кофе, — значит, вы собирались вместе уехать? Меня ли ты ждала в этой квартире?
— Перестань, — она рассерженно бросила надкусанный бутерброд на тарелку, — когда я собирала вещи, то понятия еще о тебе не имела…
— Ничего не понимаю, — я от изумления стал искать сигареты, — значит, ты хотела уехать прежде, чем заварилась эта каша? Почему?
— А если я не захочу отвечать?
— Ты только не подумай, что я и сам не соображу. Ты заранее знала, что директора убьют в ту ночь. И ты знала, что тебя будут подозревать по той простой причине: случиться это могло не без твоего участия. Вам понадобился человек, которого не заподозришь в предварительном сговоре, выражаясь юридически. А дело было так: я только что приехал, никого в этом городе не знаю. Алик сажает меня в машину, говорит, что человек, который, кстати, ни разу не повернулся ко мне лицом, это — директор. А потом я нахожу труп в подъезде. Уже настоящего директора. И я был уверен, что убили человека, с которым я только что вместе ехал. И убили его тоже только что. Так я и сказал в милиции, поэтому они ищут того, кто мог это сделать в те десять — пятнадцать минут, пока я топтался у подъезда. Ну а у настоящего убийцы, конечно же, есть на это время железное алиби.
— Но почему ты решил, что этот таинственный убийца — это я?
— Ты знала, что у директора на руках большие деньги. И ты собиралась уехать, собрала вещи. Для того, чтобы бросить дом, работу и вот так уехать, нужны очень веские причины. Если ты заранее спланировала это убийство, такие причины у тебя были.
— Зачем мне тогда понадобилось просить Виктора вывезти труп? — она усмехнулась, — ведь тем самым я испортила себе алиби… то алиби, которое ты только что мне выдумал.
— Вовсе нет. Если бы тело сразу нашли, не так-то трудно было определить, убили ли директора только что или час-два назад. Но после того как труп пролежал столько времени на свалке, точное время убийства уже нельзя определить.
— Но я бы тем самым подставила своего мужа. Неужели ты считаешь, что я такая дура, чтобы не додуматься, — когда его обвинят в преступлении, он не станет прикрывать меня.
