Андрей Таманцев - Их было семеро…
И который через несколько месяцев после этого сказал Ельцину прямо в лицо перед десятками телекамер:
— Борис Николаевич, своим бездействием вы просрали нашу победу!
Он, конечно, не совсем так сказал, но смысл был именно такой, и все это поняли. В том числе и сам Ельцин.
И этого человека «несанкционированно переместить» в Россию?
Полковник Голубков излагал суть дела короткими фразами, без рассуждений — так, как ставят боевую задачу. Но мне показалось, что немногословие его вызвано другим — стремлением поскорее с этим покончить.
— Таким образом, ваше задание состоит из трех частей, — подвел он итог. — Первая: блокировать контакты объекта с третьими лицами. Вторая: обеспечить безопасность объекта. Это — одна из важнейших задач операции. И наконец, третья — переместить объект в пункт, который будет указан вам позже. Вопросы есть?
— По первым двум частям — нет. По третьей… Чем вызвана эта необходимость? — спросил я.
— Не в курсе.
— Вот как?
— Мы солдаты, Серега. Нам отдают приказ — мы выполняем.
— Каждый солдат должен знать свой маневр. Это еще Суворов сказал, — напомнил я.
— Свой, — подчеркнул Голубков. — Даже Суворов не объяснял гренадерам общий замысел.
— Я не гренадер. А вы не Суворов. Если я что-то делаю, я должен понимать, для чего. Кто в курсе?
— В Управлении, думаю, только сам Волков.
— Я хочу с ним встретиться. Голубков кивнул:
— Доложу.
— И еще, — продолжал я. — Мне нужна вся информация, которая у вас есть. Досье, агентурные данные, все остальное.
— Это сверхсекретные документы.
— Константин Дмитриевич, мы можем работать без оружия. Мы можем работать без прикрытия. Но с завязанными глазами не можем. И никто не может.
— Он прав, — заметил майор Васильев, молчаливо присутствовавший при разговоре.
— Но я же не могу дать ему допуск. И Нифонтов не может. Это наш начальник, — объяснил мне Голубков. — Генерал-майор.
— Волков может? — не отставал я.
— Он-то, конечно, может.
— Пусть он и даст. Мне без разницы, от кого я получу документы. Хоть от вашей уборщицы.
Голубков поднялся с бревна, на котором мы сидели.
— Попробую с ним связаться, — сказал он и направился к вертолету.
— Хорошие у вас тут места, — заметил майор Васильев. — Тишина. Простор. Настоящая Россия. А там — церковь? — кивнул он в сторону Заулка, где виднелись три купола, один большой и два поменьше, поблескивающие в закатном солнце позолотой крестов.
— Да. Спас-Заулок.
— Действующая?
— Действующая.
— Это хорошо. Бабка моя говорила: если храм стоит, значит, земля живая…
Я огляделся. Солдаты подтащили коляску с Тимохой к избе, Ольга уже поила его молоком. Молоко здесь было такое, что к утру в банке набегало сливок на четыре пальца, на нем Тимоха быстро отъестся. Буренки, пользуясь недосмотром, разбрелись по всему берегу Чесны. Я взял кнут и направил стадо в пойму.
Когда я вернулся, майор Васильев стоял у бревна и курил сигарету.
— Богатый у тебя кнут, — оценил он.
— Еще дедовский. Настоящая сыромять. Четыре с половиной метра.
— Ловко ты им управляешься. Трудно, наверное?
— Чего тут трудного? — удивился я и выщелкнул кончиком кнута окурок прямо у него изо рта.
Он отпрянул, а потом рассмеялся, обнажив ровные белоснежные зубы.
— Ты прямо ковбой! Лихо! Дай попробовать!
— Ну, попробуй, — сказал я и на всякий случай отошел подальше.
Майор примерился к кнуту, с форсом размахнулся и врезал себе по заднице так, что бросил кнутовище и обеими руками схватился за ожженное место.
Полковник Голубков, подоспевший от вертолета, только головой покачал.
— Пацаны, да и только!.. Беги переодевайся, — кивнул он мне. — Волков встретится с тобой в двадцать пятнадцать.
— К чему такая спешка? — удивился я.
— К тому. Есть свежая информация. Зафиксирован телефонный звонок. Завтра с компаньоном Назарова встречается какой-то тип. Скорей всего — эмиссар КПРФ. Вероятно, будет договариваться о встрече с самим Назаровым. Нужно успеть предотвратить этот контакт.
— Но я не могу так сразу. Надо найти, кто бы меня подменил. Стадо без присмотра не бросишь.
— Боже ты мой, какой только ерундой не приходится заниматься!
Голубков, конечно, не совсем так выразился, но в этом смысле. Он повернулся к майору:
— Вадим Алексеевич, километрах в пятнадцати отсюда воинская часть. ПВО. Мы тебя высадим возле нее, возьмешь у командира машину и двух солдат — молодых, деревенских. И привезешь сюда. Пусть ходят за стадом, пока Сергея не будет. А не будет его дней десять. Сам потом доедешь до Луховиц, а там электричкой до Москвы.
— Где же они будут жить? — спросил я.
— Палатку поставят. У тебя связь с ребятами есть?
— Адреса. У Артиста, Мухи и Трубача — телефоны.
— За сколько ты их сможешь собрать?
— Ну, дня за три.
— Отставить. День — на все. Послезавтра вы должны вылететь в Никосию. Самолет в восемнадцать тридцать из Шереметьева-два.
— Больно ты шустрый, Константин Дмитриевич! Док в Подольске живет. А Боцман вообще в Калуге.
— Получишь машину. Хорошую. И с хорошим водителем. С рассветом выедешь, быстро обернешься.
— А загранпаспорта, визы, билеты?
— Не твоя забота. Три минуты на сборы. Паспорт не забудь!..
В избе я натянул джинсы и коричневую кожаную курточку, купленную по случаю в Грозном у какого-то турка, сунул ноги в кроссовки, показал Ольге, где лежат деньги — остатки моего последнего офицерского жалованья.
— Опять в Чечню? — упавшим голосом спросила она.
— Ни Боже мой! Совсем в другую сторону. На Кипр.
— Не врешь?
— Разве я тебе когда-нибудь врал?
— А то нет? Всю дорогу. «Рекогносцировка, рекогносцировка»! А потом я узнаю, что за твою голову назначили миллион долларов.
— Жалко, ко мне не пришли. Я бы, может, и продал. А что? С миллионом баксов можно и без головы прожить. Живут же многие. Было бы куда водку лить.
— Куда же ее лить, если рта нет?
— Никаких проблем! Можно и через задницу. Как водители-дальнобойщики. Засадил клизму граммов в двести — и запаха никакого, и полный кайф! Извини. Шутка, конечно, казарменная. Больше не буду. Ну, постараюсь!
— Да я уж привыкла… В том месте, которое ты назвал Кипром, — там действительно не стреляют?
— Да они и слова такого не знают! — заверил я. — Они сиртаки танцуют, когда им стрелять.
— И что ты там будешь делать?
— Что и все. Танцевать сиртаки.
— Перед отлетом заедешь?
— Не знаю. Может быть. Постараюсь. Я поцеловал ее и Настену, обнял Тимоху.
— Как же вы будете без меня? — спросил он, и в голосе его была такая тоска, что мне стало не по себе.
— Без тебя, Тимоха, нам будет, конечно, очень трудно, — ответил я. — Но у тебя сейчас другая задача — приходить в норму. Чтобы к нашему возвращению стометровку за десять секунд бегал. Приказ ясен?
— Так точно, капитан!
— Так-то лучше…
Минут через десять после того, как мы взлетели, вертолет снизился у КПП воинской части, о принадлежности которой к ПВО говорили огромные полусферы радаров. Здесь майор Васильев выпрыгнул, а мы взяли курс на Москву. Еще через час, пересев на военном аэродроме с вертолета в неприметную серую «Волгу», въехали в Москву и остановились возле жилого дома где-то в районе Гольянова. На восьмом этаже полковник Голубков отпер своим ключом стальную, обшитую простеньким дерматином дверь и посторонился, пропуская меня внутрь.
Это была обычная трехкомнатная квартира с узкой прихожей и десятиметровой кухней. Но обставлена она была, как присутственное место. Лишь в самой большой комнате были не столы, а четыре кровати с тумбочками, заправленные без особых затей, отчего комната напоминала офицерское общежитие.
— Мы сюда баб водим, — с усмешкой объяснил мне полковник Голубков, хоть я его ни о чем не спрашивал.
Я кивнул. Понятно, каких баб они сюда водили.
В кухне сидел какой-то молодой парень в штатском и читал «Известия», придерживая страницы одной рукой. Вторая лежала у него на коленях, на черном атташе-кейсе, от ручки кейса к запястью тянулась короткая стальная цепочка.
При нашем появлении он молча встал, открыл шифрованные замки и передал Голубкову толстую серую папку. После чего опустился на тонконогий кухонный табурет и вновь принялся за газету. Голубков провел меня в одну из комнат и положил папку на письменный стол.
— Садись. Вникай. Записей — никаких. Вопросы можешь задавать.
— А где Волков? — спросил я.
— Подъедет. Сейчас девятнадцать ноль пять. Времени у тебя хватит.
Я развязал тесемки и раскрыл папку. Вопросы у меня появились довольно быстро, и хотя я понимал, что Голубков ответить на них не сможет, один все-таки задал:
