Александр Бушков - Пиранья против воров
– Конечно, – сказал Мазур. – Что нам тут дальше-то стоять...
Машина выехала на потрескавшийся асфальт. Ничего еще не было решено, но Мазур чувствовал себя гораздо бодрее. Он оставался во власти некоей м а ш и н ы – беспринципной и безжалостной, как любой машине и положено, но вот-вот должна была заработать д р у г а я, порой еще более беспринципная и безжалостная, поскольку принадлежала не частным лицам, а государству. Так уж на этом свете повелось, что любое государство в сто раз беспринципнее и безжалостнее в некоторых делах, чем любой его отдельно взятый подданный, как бы он ни был, подданный этот, кровав, жесток и безжалостен...
– Знаешь, что мне пришло в голову? – бледно усмехнулся Михась. – У тебя целых две недели впереди... Может, проще будет не ломать голову, как их обезвредить с минимальным вредом для заложницы, а попросту найти того, кто их тут шлепает? И плюхнуть информацию на стол под твердые гарантии, настрого предупредив, чтобы не вздумали вилять? Почему бы и нет?
– Почему бы и нет? – механически повторил Мазур. – Тут ведь главное – не победить, а выручить девочку. По большому счету, черт с ними, пусть ими потом смежники занимаются... Могу заверить, что я не горю желанием...
Его мобильник вдруг мелодично закурлыкал, и Мазур, вздрогнув от неожиданности, подхватил его с колен.
– Адмирал, ты где гуляешь? – послышался голос Котовского. – Куда пропал?
– Да так, работаю помаленьку... – осторожно сказал Мазур.
– Отвлечься в данный момент можешь?
– Ну, вообще-то...
– Говори быстренько, куда за тобой тачку подогнать. – Котовский говорил быстро, без обычного зубоскальства.
– Ну, подумать надо... Туда, где расстались, а? Минут через... минут через двадцать.
– Быстрее можешь?
– Я, конечно, постараюсь, – сказал Мазур. – Но мне ж еще такси ловить, и я неблизко... Что там у тебя?
– У нас п я т ы й, – отчеканил лысый. – Ты понял? П я т ы й у нас. Хватай колеса и лети, я сам подъеду...
– Такие дела, – сказал Мазур в ответ на вопросительный взгляд Михася. – У них пятый жмурик, могу спорить, опять ни следов, ни улик...
Часть вторая
Дыхание загадочного востока
Глава первая
Гробокопатели
– А может, я бы ляльке помог кашку доварить? – с надеждой поинтересовался их шофер, широкоплечий парнишечка с кобурой под курткой.
– Сиди, – лениво сказал Котовский, вытянув ноги, насколько позволяли габариты джипа. – Кашевар нашелся, Хазанов из колинарного техникума... Вон, сейчас доцент выползет, без тебя поможет...
– Все равно без дела паримся...
– Сиди, озабоченный, – распорядился лысый уже пожестче. – Я кому сказал? Никакой дисциплины, перед столичным генералом неудобно... Степаныч, погоняй его от нечего делать строевым шагом повдоль и поперек поляны, а? Чтоб служба медом не казалась...
Шофер опасливо примолк. Мазур махнул рукой:
– Я в эти игрушки уже наигрался...
Все четыре дверцы могучего джипа были распахнуты, все стекла опущены. Они полулежали на откинутых сиденьях, время от времени брызгая вокруг себя какой-то аэрозольной отравой из большого красного баллончика – комары так и вились вокруг. Дело было вечером, делать было нечего... Ну, предположим, едва перевалило за полдень, но делать и в самом деле оказалось нечего – оставалось лишь ждать, когда «гробокопатели долбаные», по вескому определению Котовского, вернутся от стародавних могилок.
Тишина, солнышко и полнейшее отсутствие цивилизации – если не считать приметами таковой их черный «крузер» и полдюжины стареньких палаток, рядком выстроившихся уручейка. Со всех сторон живописно и первобытно зеленела тайга, возле сложенной из кирпичей печурки хлопотала загорелая девочка в шортиках и майке – это на нее заинтересованно таращился шофер, думая про себя нехитрые думы.
– Ты на меня не косись, чадушко, не косись, – проворчал Котовский. – Ну куда тебе к такой лялечке лезть? Она в институтах обучается, умные слова без ошибок пишет, а ты даже гондон на глобус не натянешь, потому что не знаешь, что оно такое – глобус. Охолонись.
– Тоже мне, – фыркнул шофер. – Думаешь, ученым блудень не по вкусу? Доцент вон за бока хватает...
– Так то доцент, – резонно заметил Котовский. – Он тут пахан, ему по понятиям положено. А ты – страдалец заезжий.
– Подумаешь. В Шантарске вон на «бляжьем проспекте» добрая половина таких вот, ученых... Точно знаю, сам снимал. Одна, с филфака, мне полезные вещи рассказала... Вот вы знаете, господин генерал, откуда пошло слово «минет»?
– А хрен его знает, – сказал Мазур. – Чукча не теоретик, чукча практик...
– Так вот, чтоб вы знали – от итальянцев. У итальянцев эта штука по-ихнему называлась «мьянетта», то бишь пиявка, я хорошо запомнил. Это только потом французы в «минет» перековеркали... Точно вам говорю.
– Видал, какие кадры, Степаныч? – растроганно спросил Котовский. – Вот тебе, умно выражаясь, бандюк новой формации, по-итальянски одно слово знает, и то похабное. Все лучше, чем ни хрена. Это мы, старики заслуженные, без всяких там итальянских языков у кума чалились... А ты по-итальянски знаешь?
– Необходимый минимум, – подумав, ответил Мазур. – Порасспросить насчет того, где командир, штаб или боеголовки, руки вверх скомандовать...
– А как – руки вверх?
– Мани ин альто, – сказал Мазур.
– Ничего, красиво, – подумав, заключил Котовский. – Это тебе не «грабки в гору» или там «конвой стреляет без предупреждения, ети вашу мать»... А насчет иероглифов как?
– Я же объяснял уже, – сказал Мазур.
– Да помню, помню... – он насупился. – Жмурику, конечно, все равно, но не хотел бы, чтоб над моей тыквой посмертно так издевались...
Он говорил о Номере Пятом – в случае с коим, как Мазур и предсказывал заранее, не отыскалось ни следов, ни улик, ни даже бдительной классической бабушки, которая, маясь бездельем, углядела бы в щелку покидающего место преступления варнака...
Номер Пятый, опять-таки не классический бандюк старой формации, а вполне респектабельный, весьма небесполезный менеджер из л е г а л ь н о й империи Гвоздя, отправился на тот свет неожиданно и молниеносно. События, насколько их удавалось с ходу реконструировать, выглядели незатейливо: кто-то (то ли один, то ли несколько) постучался в квартирку на окраине, каковую Номер Пятый снимал для юной симпатии. Ему сдуру открыли – кто именно, симпатия или Пятый, установить не представляется возможным. Два выстрела в сердце из бесшумного пистолета – по одному на человека. Пистолет, по установившейся традиции, брошен в квартире. Тать, сделав свое поганое дело, по той же традиции растворился в полной безвестности, не привлекши ничьего внимания.
Но перед тем, как исчезнуть, неизвестным и ненайденным в квартире лезвием аккуратненько отделил обоим головы и примостил их на столе, выведя на лбу у каждой кровушкой некий загадочный иероглиф, один и тот же у обоих. Зрелище не из приятных, как легко догадаться.
Об этом иероглифе речь сейчас и шла. Мазур вчера объяснил Гвоздю, что никакой это, собственно, не след – поскольку иероглиф без каких-либо конкретных привязок так и остается «вещью в себе». По-японски он может означать одно, по-китайски – другое, по-корейски, соответственно, третье, быть может, абсолютно противоположное...
– Может, Папа с какой-нибудь якудзой поссорился? – негромко спросил Мазур.
– Не похоже, – серьезно ответил Котовский. – Нет у нас в Шантарске никакой якудзы. Китайцы, что правда, просачиваются, и уже есть с ними мелкие трения, но не похоже что-то... Кто-то вполне мог сработать под азиатов, делов-то – в первом попавшемся словаре выбрал любую закорючку да изобразил без помех... Логично?
– Логично, – сказал Мазур.
– Китаезов-то мы размотаем по кустам... Тоже мне, конкуренты!
Мазур благоразумно промолчал – не стоило делиться своими соображениями на этот счет, а также некоторыми воспоминаниями, делами давно минувших лет. Лысый все равно бы не поверил, сколь серьезным противником может быть китаеза, и даже китаезочка... Он мимолетно вспомнил Мэй Лань, сучку очаровательную – ну что ж, прошло столько лет, что любые воспоминания были чистейшей ностальгией, и не более того... а впрочем, у него и тогда не было ни особой злости, ни ненависти. При чем тут злость и ненависть, если и ты, и тот, кто всерьез собрался тебя прикончить, прилежно выполняете свой долг? Совершенно ни при чем...
– Слушай, Котовский, – сказал Мазур. – Я тут подметил интересную особенность... У твоей «Волги» номер – «двести шесть», и на у с а д ь б е еще несколько машин с такими же цифирками, и у Папиной супруги те же «двести шесть», и даже у этого «крузера», хоть он и не шантарский, а вашего здешнего, как бы это сказать, представительства... Совпадение или как?
Скучавший шофер от души хохотнул.
– Да никакого совпадения, – сказал Котовский. – Это у Папы такое чувство юмора. Нужен был какой-то отличительный знак на тачки, вот Папа и придумал. Первая ходка у него была как раз по двести шестой, «хулиганка». Не без юмора, согласись. Сейчас, в новом кодексе, статья номер поменяла – но не помню, под каким она нынче значится, потому что мы люди серьезные и заматеревшие, в наши годы и в нашем положении «хулиганку» на себя вешать как-то и стыдно даже. Это вот этот пусть изучает... – Он кивнул на шофера. – А то ни одной ходки, стыд и срам...
