Владимир Михановский - По острию ножа
Тень перемещалась по школьному двору, явно стараясь оставаться незамеченной. Выйдя со двора, она двинулась по периметру лагеря.
Может, русские ожидают нападения и встретят боевиков сокрушительным огнем? Тогда он может положить много своих людей, а это никак не входит в его планы: пополнять состав отряда с каждым месяцем становится все труднее, среди чеченцев прошла о них дурная слава, и люди стали идти все неохотнее. Приходится их завлекать силой или хитростью…
Между тем человек обошел территорию лагеря и двинулся обратно.
Ложная тревога?
Старый волк, однако, был осторожен. Он не забыл еще, как чуть было не угодил в капкан, где мог оставить не только лапу, но и запросто — голову.
…Случилось это еще на прошлой чеченской войне, когда был жив президент Дудаев. Он-то и заподозрил заслуженного боевика, верного последователя ислама, начальника одного из крупнейших террористических объединений, в том, что тот причастен к исчезновению его родственника, муллы, проживавшего в селении Асланбек-Шерипово.
То ли сам президент оказался такой догадливый, то ли кто-то из многочисленных недругов и завистников нашептал да напел — Аллах его ведает, да теперь это и неважно. Но крови Джохар сумел попортить ему изрядно, так хвоста накрутил — до сих пор помнится. Хорошо, русские самому Джохару укорот сделали, а то бы вся история могла окончиться худо…
Так или иначе, матерый волк вел теперь дела с большой осторожностью, предпочитая действовать наверняка.
Поэтому, когда фигура, вышедшая из школы, возвратилась обратно, он решил выждать еще некоторое время. Положил перед собой заряженную ракетницу на бруствер окопа и снова приник к полевому биноклю. Бинокль, кстати, был реквизирован у покойного муллы, а ему, по слухам, его подарил русский командир группы, которую мулла — да ввергнет его в ад всемогущий Аллах! — выпустил из ловушки.
Чеченец положил рядом с ракетницей часы, стрелки которых были отчетливо различимы при полной луне. Он решил выждать еще минут пятнадцать и, если на территории лагеря русских не произойдет ничего настораживающего, дать сигнал к атаке.
Однако за несколько минут до намеченного им срока декорации снова изменились, как на сцене при умелых действиях режиссера. Двери школы отворились, и из дверей появились люди. На этот раз их было много — целый наряд. И каждый вооружен автоматом. Несомненно, русские, неизвестно по какой причине, решили резко усилить охрану.
А значит, и соваться туда, по крайней мере сейчас, нечего: они готовы к отпору, а для боевика первая заповедь — внезапность.
В эту ночь ракетница так и не выстрелила.
Глава 10. Нападение
На следующий день майор Геращенко чувствовал себя спокойнее. Ночные страхи исчезли.
…А вражеские глаза сквозь бинокль несчастного муллы с холодной ненавистью продолжали наблюдать за повседневными тренировками ОМОНовцев.
Начальник отдал приказ: затаиться и никого не трогать, хотя русские и шастали бы в горах под самым носом: пришлепнешь одного — всполошатся все остальные.
Главное — умение выжидать.
Командир бандформирования решил ждать еще сколь угодно долго, чтобы, когда все успокоится, ударить наверняка.
На деле получилось иначе…
На четвертый день ожидания в лагере русских было замечено сильное движение. Личный состав милиционеров был выстроен на плацу, командир зачитывал по бумаге какой-то приказ — к великому сожалению, слов отсюда разобрать было невозможно. Зато нетрудно было угадать, что командир зачитывает какие-то списки: каждый раз, когда он делал паузу, несколько человек выходили из строя и делали определенное число шагов вперед.
Чеченский командир сделал вывод, что соединение получило определенное задание и готовится покинуть лагерь.
Этого допустить было никак нельзя, и начальник решил форсировать события — рискнуть и совершить нападение.
Лучше понести потери в сражении, чем упустить врага: такую неудачу ему не простят.
Эта ночь особо не отличалась от предыдущих. Разве что полная луна начала идти на ущерб, да по небу скользили легкие тучки, время от времени наползавшие на желтый лик ночного светила.
Усиленные дозоры, расположенные по окружности территории лагеря, ожидали очередную смену. Тишина была прямо-таки курортной. Если бы еще на посту курить было можно — жизнь вообще была бы разлюли-малина.
…Внезапно откуда-то из дальнего нагромождения гор взмыла в звездное небо бесшумная ракета, бросая на окрестности красноватый отсвет.
— Гля, забавляется кто-то.
— Может, детишки балуются?
— Нет, дело серьезное.
— Майора надо разбудить.
— Я даю сигнал тревоги.
Последняя реплика совпала с громом оружейных залпов, которые обрушились на лагерь со всех сторон. Ракета еще дорисовывала в небе свою красивую параболу, в соответствии с законами Ньютона, а свинцовый дождь уже во всю поливал лагерь.
Боевики боеприпасов не жалели.
Тревога!
В ружье!
Залпы из боевого оружия мгновенно оборвали тревожные сны ОМОНовцев. Первый удар приняли на себя те, кто стоял в усиленной охране.
Геращенко проснулся, как от толчка. Мгновенно вскочил на ноги. Спал он, как всегда в последние дни, в одежде. От выстрелов со звоном вылетали стекла. Весь пол был усеян мелкими осколками, майор надел кроссовки на босу ногу и выскочил в школьный коридор. Бойцы непрерывным ручейком выкатывались из спортивного зала и занимали позиции, намеченные заранее.
Опытный начальник террористической группировки время ожидания отнюдь не проводил в бездействии: каждый день его лазутчики подползали как можно ближе к русскому лагерю, имея только одно задание: выяснить как можно более точно расположение дозоров, которое противник старался тщательно замаскировать.
Обнаруженные разведчиками точки чеченский командир тщательно наносил на карту, с которой ознакомил четырех женщин-снайперов, которые добровольно приехали воевать в Чечню из далекой Прибалтики. В отряде чеченцев они держались особняком, даже питались отдельно.
Командир ими дорожил — это были классные стрелки, а кроме того, даже в самых опасных ситуациях никогда не праздновали труса и наносили русским довольно существенный урон.
В первые дни их пребывания в отряде боевики, надолго оторванные от родных домов и семей, пытались заигрывать с ними, иногда грубовато: беленькие девчушки, казавшиеся беззащитными, обладали немалой притягательной силой.
Молодые женщины ни разу не пожаловались, но однажды командир сам приметил, как бородатый боевик схватил одну из снайперш за руку и, воровато оглянувшись, потащил в сарай, где располагался сеновал. Девушка отчаянно, но молча сопротивлялась и ни разу не позвала на помощь.
Когда командир вбежал в сарай, распахнув настежь дверь, она лежала на земле, сбитая ловким ударом, кофта была разорвала, и в полутьме молочно светились груди. Она отчаянно извивалась, тщетно пытаясь сбросить с себя тяжело сопящего боевика.
Командир подошел и остановился над ними. Боевик медленно поднялся и стал перед ним, виновато опустив глаза. Девушка осталась лежать: удар, который она получила, оказался основательным.
Начальник спросил:
— Ты зачем пришел в отряд?
Боевик молчал.
— Отвечай! — повысил он голос.
— Воевать с захватчиками, — пробормотал боевик, не поднимая головы. Он уже догадывался, что его ожидает.
— А решил воевать с женщинами?
— Я не сделал ей ничего плохого.
— Ну конечно, ты решил потолковать с ней о погоде, — сыронизировал начальник. — Так, что ли?
Между тем девушка не без труда поднялась: сначала на четвереньки, потом встала перед командиром, пошатываясь после перенесенного шока.
Он велел обоим выйти из сарая, собрал отряд, поставил в строй.
— Расскажи своим собратьям, воинам ислама, как ты напакостил, — велел начальник.
Неудавшийся насильник не проронил ни слова.
— Тогда расскажи ты, — обратился он к девушке.
Та что-то забормотала по-литовски, на языке, который никто здесь не понимал, но здоровенный фингал под ее глазом был красноречивее всяких слов.
Суд начальника, который он поименовал шариатским, был скорым и решительным, и завершился тем, что командир поставил провинившегося к стенке все того же злополучного сарая и в упор прошил бойца очередью из «калашникова». Когда боевик упал, залитый кровью, начальник опустил автомат и объяснил безмолвному строю, что так будет со всяким, кто хоть пальцем тронет их отважных подруг, которые рискуют собственной жизнью за свободу и независимость республики Ичкерия.
Больше снайперш в отряде не то что никто не трогал, — на них даже старались не смотреть.
Вот этих-то четверых провозвестниц смерти начальник отряда и ознакомил с картой, на которую были нанесены результаты многодневной тщательной разведки лагеря ОМОНовцев: красные точки на ней означали наиболее вероятное расположение русских дозоров.
