Сергей Зверев - Черный агент белой разведки
Ей вспомнилось одно из научных определений сна – «Сон – это небывалая комбинация бывалых впечатлений».
«Да, наверное, так оно и есть, – думала Элеонор, наливая чашку кофе. – Если сон разбить на части, на мелкие фрагменты, то каждый из них я уже где-то когда-то видела. Горы, вооруженные арабы, трава. Но кровь из глаз?!.»
Глава 17
Россия. Чукотка. Анадырь
Ветер гнал редкую листву по безлюдным улицам Анадыря, моросил мелкий холодный осенний дождь. Город будто вымер, жители опасались выходить из своих домов, хотя болезнь явно шла на спад.
Новые больные все еще продолжали поступать в больницу, но уже не в том количестве, что прежде.
Анадырь – город на краю земли, под мокнущим серым каким-то низким небом, на берегу такого же серого и неуютного океана, – производил впечатление заброшенного и никому не нужного.
Стекла во многих магазинах были выбиты, начались случаи мародерства, обычные в местах стихийных бедствий. Немногочисленные милицейские патрули не могли пресечь все случаи, да и не очень-то старались.
Если крупные магазины и склады еще как-то охранялись, то мелкие, а также ларьки и киоски были брошены на произвол судьбы и полностью разграблены. Сначала тащили дорогостоящие товары, телевизоры, компьютеры, шубы, теперь же интерес сосредоточился на продуктах, запас которых в городе таял. Голод ему еще не грозил, но напряженка уже началась.
В милицию стали поступать звонки, звонившие жаловались на трупный запах из соседних квартир. Выезжавшие на место происшествия милиционеры находили в указанных квартирах обезображенные болезнью трупы, в иных квартирах по несколько. Не все люди обращались в больницу, понимая, что там им все равно помочь не в силах, и предпочитали умирать дома.
Власти на скорую руку формировали похоронные бригады, но не хватало людей, средств, транспорта.
В порту сиротливо замерли башни кранов, причалы были пусты, порт не работал.
Лишь у восьмого причала мок под дождем либерийский сухогруз «Lucky», который пришел в Анадырь с грузом филиппинских фруктов. Часть фруктов, так и не разгруженных, оставалась в трюмах.
Судно осиротело, капитан находился в больнице, и, по всей видимости, на корабль ему будет не суждено вернуться. Большая часть команды – русские и поляки – также находились в больнице. Так что, даже если бы не карантин, «Lucky» все равно не смог бы выйти в море.
Остатки команды сидели в каютах и пили беспробудно, даже арабы и турки.
Пустой порт, остановившиеся краны, одинокое судно у причала – все это выглядело довольно уныло и нагоняло тоску, а огромные медные буквы названия на борту сухогруза вызывали горькую усмешку. Какой уж тут к черту удачливый!
На территорию порта в сопровождении милицейского патруля въехали две «Волги» и покатили прямиком к восьмому причалу.
Из них вышли несколько человек и быстро поднялись на борт сухогруза, милиция осталась на причале.
Люди поднимались на борт решительно, будто к себе домой, вахтенный попытался было воспрепятствовать им, но ему сунули в нос какое-то удостоверение, которое он с пьяных глаз не успел как следует рассмотреть, и молча прошли дальше, шелестя кожаными плащами и куртками.
– Боцман где? – спросил вахтенного шедший последним Рустам, жилистый татарин небольшого роста – старший группы.
– Там... – неопределенно махнул рукой моряк.
– Понятно, – сказал Рустам, понимая, что это самая точная информация, которую был способен дать вахтенный.
Вахтенный тупо посмотрел им вслед и сказал несколько слов в переговорное устройство, предупреждая своих товарищей о прибытии на судно каких-то хмырей, но крутых. Судя по лицу моряка, это происшествие его мало взволновало, сколько их тут переходило за последние дни, ему-то что.
Боцмана нашли в его каюте, он спал. Разбудили. Сначала он никак не мог понять, что происходит, кто эти люди, но ему быстро все объяснили. Вошедшие люди хорошо умели объяснять согражданам, кто есть кто и кто они.
– Зовут тебя как? – спросил его Рустам, присаживаясь к крошечному столику, заставленному бутылками.
– Сысуев... Иван Михалыч... – ответил боцман, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.
– Тагир, осмотри Ивана Михайловича, – сказал Рустам, обращаясь к высокому тощему парню в длинном кожаном плаще. Тагир был врачом.
Он осмотрел глаза боцмана, горло, пощупал пульс.
– Спина не болит, в пояснице?
– Командир, все болит, а вот спина нет, – попытался улыбнуться боцман – здоровенный русый детина лет сорока.
– Кроме синдрома, – посмотрел Тагир на Рустама и красноречивым жестом щелкнул себя по горлу, – пока ничего не вижу.
– Ну, это поправимо. Да, Иван Михалыч?
– Че? – не понял боцман.
– Поправиться-то у тебя есть чем, спрашиваю?
– Найдем! – повеселел боцман Иван Михайлович и, сунув руку куда-то под койку, выудил оттуда литровую бутылку водки. – Сейчас-сейчас, – суетился он, пытаясь отыскать в беспорядке каюты более-менее чистую посуду.
– Да ты не суетись, Иван Михайлович, мы не будем. Нельзя нам, мы на службе. Ты давай поправляйся, да поговорим, время дорого. Тагир, а ты с парнями осмотри остальных, пока я тут с человеком разговариваю.
Боцман налил три четверти стакана водки и нерешительно поглядывал на Рустама, пить в одиночку было не в его правилах, даже с большого бодуна.
– Может... все же... – обратился к Рустаму боцман, указывая на бутылку.
– Ладно, поддержу компанию. С хорошим человеком грех не выпить. – Рустам взял один из стаканов, показавшийся наименее грязным, и протянул Михалычу.
Тот плеснул ему водки, они чокнулись.
– Ну, не пьянства ради, а токмо здоровья нашего для, – вольно процитировал боцман слова родоначальника флота российского.
Он выдохнул и, опорожнив стакан одним глотком, носом втянул в себя воздух.
– Здоров! – восхищенно проговорил Рустам и выпил свою порцию.
Михалыч довольно улыбнулся комплименту и подцепил кончиком ножа какую-то закуску с тарелки.
– Ну, что, Михалыч, провалилась? – с улыбкой спросил его Рустам, когда глаза боцмана приобрели осмысленный блеск. – Списки команды у тебя?
– Теперь у меня, – грустно ответил Михалыч.
– Что, много слегло? – с сочувствием спросил Рустам.
– Да, почитай, полкоманды. Капитан жив или уже нет, еще не знаю.
– Жив, но вот именно, что пока. Недолго уж ему... – сказал Рустам, протягивая боцману пачку сигарет.
Они закурили.
– Так в Анадырь вы откуда пришли?
– С Филиппин, Замбоанга.
– Фрукты где грузили? Там же?
– Ну да, – ответил боцман, не понимая, к чему клонит этот человек.
– Закупал артельщик?
– Да, конечно, артельщик, но мы за ними специально шли, крюк дали.
– Это как?
– Да так, мы в Суригао пришли с грузом австралийской баранины, – начал рассказывать боцман.
– Грузились где? – спросил Рустам.
– В Рокхемптоне.
– А почему не в Брисбане, там ведь большой порт?
– Э! – довольно ухмыльнулся боцман, что может знать эта сухопутная крыса, хотя мужик, по всей видимости, неплохой. – В Брисбане все берут, в Рокхемптоне дешевле.
– Ну и?
– Так вот. Когда пришли в Суригао и разгрузились, произошла какая-то путаница с грузом.
– Какая именно? – заинтересованно спросил Рустам.
– Да я толком не знаю, этим занимался капитан. Но знаю только, что нашего груза в порту не оказалось.
– Какой это был груз?
– Да тоже фрукты, – сказал боцман, поглядывая на бутылку. – Еще по маленькой?
– Да ты наливай, Михалыч, наливай. Все ж понятно, трубы горят. На меня не обращай внимания, я пропущу пока, – сказал Рустам.
«Пускай пьет, – думал он, – словоохотливее и откровеннее будет».
Боцман, помявшись, налил и выпил, Рустам его не торопил.
– Мало того, что мы остались без груза, мы остались еще и без кока, – рассказывал Михалыч, с аппетитом жуя какую-то закуску.
– А с коком что случилось?
– Аппендицит, – коротко сказал боцман, закуривая, лицо его раскраснелось, он заметно оживился, по всей видимости, вторая доза привела его в порядок, теперь самое время поговорить.
– А что, он на живот до этого жаловался?
– Да нет вроде. Это у него как-то резко началось. Из города пришел и сразу слег.
– Он в городе был?
– Ну да. Они втроем пошли: он и Николай с Вацлавом. Три друга, три товарища, мать их!
Сказано это было с такой интонацией, что становилось совершенно ясно, что эту троицу боцман недолюбливал.
– Что ты их так, Михалыч, – спросил Рустам, стряхивая пепел в одну из грязных тарелок.
Как и хотел Рустам, их как бы неофициальная беседа за неубранным столом, с бутылкой водки, совершенно не походила на допрос или что-то в этом роде, наоборот, сама обстановка и поведение Рустама располагали к откровенности, а после двух стаканов боцман уже не воспринимал его как представителя спецслужб и начал делиться наболевшим.
