Алексей Рыбин - Генералы подвалов
«Сейчас ведь бросит меня здесь, гад, как Вовика», – мелькнуло в голове. Но дверь джипа оставалась открытой, и Кач, пыхтя, влез в просторный салон.
– Дохловат ты, парень, – заметил Моня. Он дышал ровно, словно и не рвал сейчас как заправский спринтер. – Давно собирался тебе сказать, – продолжал Моня. – Если хочешь нормально работать, займись собой.
Мощный автомобиль летел в сторону Обводного канала.
* * *Вечером к Волковым приехал Куз. Они сидели на кухне втроем – Настя, мама и пожилой журналист, знавший Аркадия Волкова еще когда он не был женат и Насти не было на свете.
– Налейте мне, – попросила Настя очень спокойно.
Куз не удивился, просто остановил на ней долгий внимательный взгляд. Потом перевел его на Раису. Та пожала плечами:
– Я ничего уже не понимаю. Хочешь пить? Ну, пей.
Настя взяла рюмку, наполненную до половины «Довганью», понюхала. Гадость. Она терпеть не могла водку, но сейчас ей почему-то казалось, что надо выпить. Вот так, по-взрослому, с Кузом и с мамой, молча.
– Ну, давай, Настя, помянем Аркадия, – сказал Куз и выпил свою рюмку.
Настя глотнула прозрачную жидкость, которая ледяным огнем опалила горло и теплой волной разлилась по телу. Схватив бокал, наполненный «Спрайтом», Настя большими глотками залила этот пожар и снова поймала на себе изучающий взгляд Куза.
– Ну, как? – спросил он.
Мать молчала. Насте казалось, что ей уже все равно – пьет дочка водку или не пьет. Она как будто вообще ее не замечала.
– Нормально, – ответила Настя.
А что еще могла она сказать? Что водка – гадость? Глупо.
– Следователь приходил, – помолчав немного, сказала Настя.
– Следователь? – Куз поднял брови. – И что?
Мать продолжала хранить молчание. Визит следователя, видимо, тоже ее не интересовал.
– Не знаю...
Настя вдруг почувствовала ту самую степень опьянения, когда ее начинало нести. Состояние это ей нравилось, только сейчас не к месту были бы разговоры о школе, дружках и музыке, которые обычно после двух-трех бутылок пива она вела с подружками где-нибудь в клубе.
– Спрашивал, то-се, – неопределенно сказала она, думая только о том, чтобы спьяну не наболтать лишнего, не показаться смешной этому потасканному Кузу, который ей чем-то симпатичен. Вообще-то мужик не в ее вкусе, но есть в нем какая-то... взрослость. Настоящая. Не такая, как у ее знакомых великовозрастных рокеров, даже не такая, как у учителей. От учителей, не говоря уже о рокерах, веет каким-то инфантилизмом, их дурацкие поучения и наставления рассчитаны разве что на слабоумных. «Курить вредно». «Наркотики – смерть». «Пьянство – добровольное безумие». Тьфу, идиотизм, да и только! Мысли вроде правильные, а слова унылые, тоскливые, остается лишь хихикать, чтобы не сойти с ума от жуткой пошлости и ханжества.
Куз же был другим. Он не говорил с ней как с равной, просто смотрел своими выцветшими от прожитых лет и водки глазами, и Насте все было понятно. Он действительно считал ее равной, не играл в демократию, как большинство взрослых в Настиной жизни, а все делал по-настоящему. И не было в его глазах оценивающей осторожной похотливости, которую замечала Настя в самые неожиданные моменты даже у тех же школьных учителей, у работников клубов, у милиционеров на улице, у прохожих, у продавцов, у бандитов, у трамвайных контролеров. Она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы иметь такого друга. Именно – друга, с которым можно поговорить обо всем, о тех же наркотиках, к примеру, о парнях, о жизни.
Мама – это все-таки мама, она, чуть что – закатывает истерику, и вся беседа сходит на нет.
– Что значит «то-се»? – спросил Куз, вернув Настю на землю.
– Ну... – она покосилась на маму. Та курила, роняя пепел на стол, поглощенная своими мыслями. – Спрашивал, не замечала ли я чего подозрительного.
– Подозрительного? А что именно его интересовало? Вот интересно. Как стервятники слетаются на... – Он быстро посмотрел на Раису. Она никак не отреагировала. – Извини, – на всякий случай сказал Куз. – Да... Так чего ему там надо было подозрительного?
– Он на убийство намекал.
Эти страшные слова дались Насте без особого напряжения. Она сама удивилась, ожидая, что снова на глаза навернутся слезы. Но их не было. Настя как-то изменилась за последние двое суток.
– Вот как? – Куз придвинулся к ней поближе.
«Ха, да он же журналист! „Делатель новостей“! Это же его хлеб! Вот он сейчас вопьется, аки клещ...» – Настя не успела додумать до конца, когда Куз снова заговорил:
– Только пойми меня правильно, Настя. Я не искатель сенсаций. Но в этом деле надо разобраться. Если следователь прав, то, возможно, и вам грозит опасность.
– Нам? – перешла на крик Раиса. Оказывается, она не выключалась из их диалога. – Нам грозит опасность? Да пошли они все! Суки, твари, ненавижу!
Пришел черед удивляться Насте. Чего это она вдруг?
Куз, напротив, словно ждал подобной реакции и спросил:
– Ты, Рая, кого имеешь в виду?
– Да всю эту сволочь, которая вокруг Аркадия последнее время толкалась. Калмыков этот, главный урод. И его прихлебатели, в рот ему смотрели, только что жопу не лизали.
– Ну, ты, Раиса, держи себя в руках, – Куз покосился на Настю.
– Да ладно тебе, Куз, не будь ханжой. Настька моя и не такое слышала. А эти гады – про них по-другому и сказать нельзя.
– Погоди, не суетись, – Куз слегка хлопнул ладонью по столу. Потом налил себе водки, подумал мгновение и долил Раисе. Глянул на Настю, та кивнула. Куз покачал головой, но плеснул и в ее рюмку. Чуть-чуть. – Рассказывай, в чем там дело? И какое отношение имеет к этому Калмыков?
– Калмыков... – Раиса, словно отрезвев, провела ладонью по лбу. – Марк, а я ведь толком и не знаю, что у них там случилось. Мне известно, что этот Юрий Федорович долбаный пытался впутать Аркашу в какую-то темную историю. За большие деньги, естественно. Аркадий толком мне не рассказывал, только как бы невзначай заметил, что можно обеспечить себя на всю жизнь. Однако такие игры не по нему. А с Калмыковым этим последнее время какие-то бандиты в обнимку ходили, он с ними только что не целовался. Вот Аркадий и вышел из дела, чтобы не бежать с этим быдлом в одной упряжке. Это все, что я знаю. Аркашенька старался нас уберечь от неприятностей, говорил, что дома отдыхать нужно.
– Да-а... – протянул Куз, вертя в пальцах полную рюмку.
– А следователь сказал, что дело закрыто. Несчастный случай.
– Да? И на убийство намекал?
– Ну, он говорил, что это его собственные предположения. Частное, так сказать, дело. Предупредил, что визит неофициальный.
– Именно это мне больше всего и не нравится, – заметил Куз и выпил свою водку.
Глава 7
– Ну, делись впечатлениями.
Голос принадлежал высокому худощавому мужчине – вот все, что Моня мог сказать о собеседнике. Тот стоял в гостиной у окна, в тени, а сам Моня сидел под ярким светом торшера в мягком кресле, низком, вроде бы уютном и комфортном. Однако Моня сразу понял, почему ему предложили в него сесть. Еще бы, с такого не вскочишь, не вылетишь пружиной. Пока будешь выбираться да ноги выпрямлять, двадцать раз скрутят. Гостеприимные, в общем, хозяева.
Сзади над Моней нависал Пегий. В дверях – двое, одного из них, Рыбу, Моня хорошо знал. Через Рыбу получал указания от «командира», как уважительно называл своего босса посредник. Рыба, мужичок под пятьдесят, хоть и лысеющий, с брюшком, был все же в хорошей форме. Моня как-то видел Рыбу в спортзале, где тот назначил ему очередную встречу. Отметелил он тогда в спарринге двоих молодых так, что мама не горюй!
– Так я внимательно слушаю, – повторил худощавый.
– А что говорить-то? Все в елочку сделали. Пуганули черных, чтобы знали, с кем дело имеют. Вряд ли опять полезут.
– Отчего же им не полезть?
– А оттого, что дикари они. В смысле леваки. Ну, то есть не входят ни в одну банду. Сами по себе, рыночные умельцы. Их всего-то человек десять, а деловых – пара-тройка. Остальные – шестерки. Решили по-легкому в Питере наварить. Ни хрена у них не выйдет. Постреляют их свои же рано или поздно. За наглость.
– Да?
– Зуб даю.
– На хера мне твой зуб, скажи, а? Мне нужен чистый рынок.
– Так я и чищу, о чем базар?
– Вовик твой там как?
– Вовик остался лежать на поле брани. Награжден посмертно. Сеструхе его я денег выслал, написал, что погиб ее Вовик, как герой, защищая честь и достоинство.
– Ладно, не тренди. Сделал дело, молодец. Тут я хотел с тобой лесную историю вспомнить.
– А что там такое? – Моне вдруг стало неуютно. Он не совсем точно выполнил задание, приказано было не грабить, а он не удержался-таки, три «тонны» баксов не шутка. Ну, если у фраера в пиджаке лежат три «тонны», чего ж их не взять.
– Ты все точно сделал?
– Да, как на духу говорю, век воли не видать.
– Слушай, как тебя там... Моня, ты ж не сидел! Что ты по фене тут лепить начинаешь, как фраер. Ну, не волнуйся, у тебя еще все впереди.
